Башни Латераны 3 (СИ) - Хонихоев Виталий

— Я бы посоветовала ящик обратно спустить и деньги святошам вернуть, но вы все равно не послушаете. — говорит Беатриче, подходя ближе и наклоняясь над печатями: — да и самой уже любопытно стало. Давайте посмотрим.

— А печати как же? — поднимает бровь Альвизе.

— Скажем что уже вскрытые были. — отвечает Лео: — нам опечатанный груз не сдавали, с нас взятки гладки. По-моему, никакого указания «чтобы печати были целые» святоши нам не дали. — он пожимает плечами: — мы его так и нашли. Уже без печатей. — он достает нож и прежде, чем Альвизе успевает открыть рот — сковыривает сургуч.

— Правильно. — кивает Беатриче: — по крайней мере знать будем в чем тут дело, а не гадать. — она оглядывается назад: — эй, Одноглазая Белла, а ну подойди сюда…

— Д-да, дейна Гримани… — девушка с татуировками змеиной чешуи на теле — нерешительно подходит ближе.

— Открывай ящик. — командует Беатриче и между пальцами у нее мелькает серебристая рыбка ее метательного ножа: — а то и правда Одноглазой станешь…

— Но… — девушка колеблется: — меня правда искать будут, благородные дейны! Я не стою того, чтобы на пустом месте войну, между нами, затевать… я просто одна из граций Великого Чинатры и не более!

— Бла-бла-бла… открывай давай… — Беатриче перехватывает нож двумя пальцами и вскидывает руку: — а то что-то слишком разговорчивая стала, змеиная потаскушка…

— Да не бойся ты, — говорит Альвизе, отступая назад: — никого из ваших эта штуковина не убила… пока. Значит и ты в живых останешься и…

Лео же молча просунул кончик лезвия своего ножа под доски и нажал. Доска скрипнула и поддалась. Он поднял крышку и заглянул внутрь. Замер.

— Штилл ты идиот. — сказал Альвизе: — а ну как там арбалет с отравленной стрелой на взводе стоял бы? Я такие ловушки видел… и что там? — он заглядывает ему через плечо и тоже замирает.

— Эй. Чего вы там увидели? — Беатриче подходит ближе, смотрит в ящик. Задумчиво чешет в затылке.

— Кажись и правда принцесса Савойская? — говорит она.

— Нет. Принцессе Савойской сейчас три года. Этой же… лет десять? — отвечает ей Альвизе.

В ящике, на подстилке из белого шёлка, лежала девочка. Она была бледна — не той бледностью живых, что случается от страха или болезни, а какой-то неестественной, восковой, словно её кожу отбелили или она никогда не видела солнечного света. Тонкие черты лица казались почти кукольными — маленький прямой нос, высокие скулы, аккуратный подбородок. Губы были бескровными, чуть приоткрытыми, будто девочка собиралась что-то сказать и забыла. Длинные волосы — тёмные, почти чёрные — были аккуратно расчёсаны и уложены вдоль тела, спускаясь ниже пояса. На лбу лежала тонкая серебряная диадема с небольшим камнем — то ли аметистом, то ли сапфиром, в холодном свете магических огоньков было не разобрать.

Одета она была в простое белое платье без украшений, похожее на монашескую рясу или погребальный саван — длинные рукава, закрытый ворот, ткань спускается до самых щиколоток. Руки сложены на груди, пальцы переплетены — так обычно укладывают покойников перед погребением.

— Зачем святошам нужна мертвая девочка? — вслух задается вопросом Беатриче.

— Она не мертвая. — отвечает Лео.

Грудь странной девочки едва заметно вздымалась, а когда он присмотрелся — увидел, как дрогнули ресницы. Длинные, тёмные, отбрасывающие тень на бледные щёки. Девочка спала. Или была чем-то усыплена — так крепко, что даже грохот боя и разговоры над ней не смогли её разбудить.

На вид ей было лет десять, может одиннадцать — в этом возрасте трудно сказать точно. Черты лица ещё детские, но уже угадывалось что-то — то ли будущая красота, то ли порода. Что-то в изгибе бровей, в форме лба, в самой посадке головы говорило о благородном происхождении. Или о чём-то большем.

На шее у неё висел медальон на тонкой цепочке — круглый, серебряный, с выгравированным символом, который Лео не узнал, вроде бы обычный символ Триады, треугольник, но с большим глазом посередине.

— Хорошо. — не сдается Беатриче: — зачем святошам не мертвая девочка? Они ж святоши… там больше по монастырским мальчикам. Да и мелкая она еще…

— Иногда ты такая умная, Гримани, что аж тошнит. — говорит Альвизе, вставая и отряхивая колени: — а порой такая как сейчас. Нас сейчас должны совсем другие вопросы волновать. Например — чего мы не видим.

— Чего мы не видим? — Беатриче наклонилась над ящиком и потянула воздух ноздрями: — пахнет церковными благовониями… с ней там отдушку положили. Ладан, амбра и сандал…

— То, что мы не видим, не означает что нюхать нужно. — говорит Лео: — Ал имеет в виду что нам до сих пор непонятно почему Старый Чинатра так испугался груза. Ты вот видишь почему эта девочка его в ступор вогнала, и он решил ее от греха подальше в Катакомбы упрятать? Нет? Вот и я не вижу. А это значит…

— Да я уж догнала. — ворчит Беатриче, выпрямляясь и упирая руки в бока: — это значит что мы не видим опасности. Так что? Обратно ее сбросим?

— Доставим груз, как и обещали. — пожимает плечами Альвизе: — может быть нам повезет и Чинатра перестраховался на пустом месте. Может быть, он маленьких девочек боится, а к себе подпускает только когда у них сиськи вырастают…

— Не знаю. У этой так и не выросли… — Беатриче окидывает оценивающим взглядом Змею-провожатую, и та невольно ежится, втягивая голову в плечи. Беатриче ее пугает и Лео прекрасно понимает эти чувства. С первого взгляда Беатриче Гримани не впечатляет… хотя она конечно же привлекательная девушка, но мало ли таких на улицах города, есть и красивее и лучше одетые, и пахнущие мускусом и амброй. Однако те, кому повезло увидеть ее в деле и при этом остаться с обеими глазами — как правило резко меняют свое отношение к этой девушке. Обычно она работает в паре со своим братом, Лоренцо и про эту парочку по городу легенды ходят. Но одно дело — слышать и совершенно другое — видеть. В свое время брат с сестрой Гримани попали в славный город Тарг именно в качестве рабов, их продали на Верхнем Рынке как товар… что именно с ними произошло и кому их продали, каким образом они стали свободными — никто не знает. И какими они были до того — тоже никто не знает. Весь город знает их сейчас — такими какие они есть. Безжалостные и бездушные близнецы Гримани. «Ослепительная» Беатриче и «Костолом» Лоренцо.

— Хорошо. — Лео прилаживает крышку на место: — тогда давайте выбираться. Все равно эту штуковину мне на спине тащить, потому что один у нас белоручка, а вторая — брезгливая фифа.

— Потому что я благородный дейн, а Беатриче — прекрасная дейна. — поправляет его Альвизе: — но в целом ты прав. За что я тебе такие деньги плачу?

— В основном за то, что я тебе глотку во сне не перережу.

— И за это тоже. Чоп-чоп, Штилл, пошли отсюда скорее… мои золотые сами себя не заработают!

Выбираться из катакомб оказалось куда тяжелее, чем спускаться. Лео тащил ящик на спине, перекинув через плечо верёвочную петлю и проклиная всё на свете — узкие коридоры, крутые лестницы, скользкие от влаги ступени и особенно своих спутников, которые шли налегке и периодически подбадривали его советами.

— Осторожнее на поворотах, Штилл, — говорил Альвизе, освещая путь своим жестяным фонарём: — не дай бог уронишь, мне еще перед клиентом отвечать.

— Поднимай не спиной, а ногами, — с улыбочкой добавила Беатриче: — выпрямись и прогнись в пояснице, а то спину сорвёшь.

— Боже как бы я без вас груз тащил… — бормотал Лео, протискиваясь в очередной узкий проход. Край ящика скрёб по камню, и он морщился при каждом звуке, представляя как странная не мертвая девочка внутри болтается из стороны в сторону как цветок в проруби. Впрочем, она не издавала ни звука, а изнутри ящик был проложен белой тканью, сложенной в несколько слоев, чтобы не повредить «товару».

Когда они наконец выбрались на поверхность, солнце уже клонилось к закату. Небо над Таргом окрасилось в багровые и золотые тона, и даже вонь Нижнего города показалась Лео почти приятной после затхлого воздуха катакомб. Он опустил ящик на землю и с наслаждением распрямил спину, чувствуя, как хрустят позвонки.