Хозяин Заброшенных земель (СИ) - Лифановский Дмитрий

Мне, вдруг, нестерпимо захотелось оказаться в своем убежище, выпить кофе с коньяком, завалиться на диван в гостиной и отрешится от мира с интересной и глупой книжкой. Про любовь. Точно! Именно про любовь. Дамский романчик. Чтобы никто никого не убивал, чтобы не надо было думать… Хотя, в любовных романах убивают не меньше, чем в боевиках, а то и больше. Барышням тоже хочется пощекотать себе нервы. Значит, буду читать учебник по темпоральной физике, вполне себе достойное чтиво, мирное и успокаивающее.

— Ярл? Яаарл? Рагнар⁈ Ты чего застыл?

Вот же ведьма неугомонная.

— Задумался.

— Задумался… Напугал, злыдень! Стоит, улыбается, словно старых знакомых увидал! — она кивнула на трупы, — Иль, правда, с Лакапиными чего не поделил.

— При чем тут Лакапины? — я удивленно уставился на старуху.

— Так их жегвардейцы. А это Мишка Лакапин — она пнула труп с отрубленным пальцем, — Я думала, ты знаешь. Вон же грифон с галерой — их эмблема.

— Герб, — поправил я ее.

— Акстись, какой герб? — она с неподдельным изумлением уставилась на меня, — Откуда он у купчишек? Дворянство-то купленное у них. Дед нынешнего Великого Князя жаловал. Такой же барышник, как и эти. В бабку свою пошел. Принцессу эллинскую.

— Откуда ты все это знаешь, трактирщица? — я с подозрением посмотрел на Радомиру. Не проста спутница наша, ой, не проста. Как луковица. Снимаешь с нее одну шкурку, под ней вторая, третья… И сколько их, только она сама, да Боги ведают.

— Было бы что знать-то, — усмехнулась ведьма, — Лодброки вот они, на виду все. Князья Великие. А этих, — она махнула рукой на трупы, голос ее при этом сочился презрением, — Я еще до Любомира по Итилю гоняла.

— Когда-нибудь ты мне все про себя расскажешь, старая, — не рассчитывая на ответ, я развернулся и пошел по нашим следам туда, где мы оставили Тихого с женщинами и Русланом.

— Когда-нибудь, может быть, расскажу, — услышал я вслед, тихий шелест голоса Радомиры.

Никифору хотелось напиться. Нет, не так! Ему хотелось нарезаться, налакаться, нахлестаться до изумления, до полного забытья, до смерти. Чтобы никогда больше не видеть этот опостылевший снег, не чувствовать в спину ненавидящие взгляды местных варваров. А главное — стереть, вырвать из памяти искаженное мукой лицо с неестественно выпученными глазами добродушного увальня и весельчака Лу — единственного человека в этой проклятой дыре, с кем можно было скоротать вечерок за бутылочкой хорошего вина.

Сначала полностью выбитая застава на границе с Проклятыми землями. Но там стояли федераты[i] — их не жалко, сами проспали нападение. А потом эта жестокая бесчеловечная казнь барона Бальби и его людей. Никифор не хотел признаваться даже самому себе, но ему было страшно, до одури, до тошноты, до мерзкого холодного пота, стекающего по спине.

А как хорошо было в родной Фессалии! Зеленые виноградники, теплое море, горячие женщины! Не то что здесь, где от мороза у солдат чернеют пальцы рук и ног, а из леса в любой момент может прилететь болт или стрела. И толкнул же его Пофос в объятия прекрасной Юлии — дочери экзарха Феофана Петралифа — главы сильнейшего и знатнейшего рода всей Фессалии и южной Македонии. Поговаривают, что Петралифы имеют права на императорскую корону. Но об этом даже думать смертельно опасно. Власть багрянородного Императора Никифора прочна и благословенна Богами!

Но пусть демоны разорвут Спартокидов с Евпаторами за то, что втянули Императора в эту северную авантюру. Мало проблем было у Империи на юге — с Аксумским царством и кушитами? Так получайте еще и большую войну с Великим Княжеством. А это не полудикие, плохо вооруженные и разобщенные племена — это свирепые, живущие войной ушкуйники и гвардия, не уступающая в оснащенности и подготовке элитным частям Империи. То, что планировалось как внутренний переворот с последующей мягкой экспансией, вдруг превратилось в полноценный затяжной конфликт. И не надо сказок про добровольцев и наемников, помогающих свободолюбивым словенам сбросить жестокое иго Лодброков. Этими россказнями не обманешь даже тупую константинопольскую чернь.

— Заходите — окинув Никифора презрительным взглядом, белокурый, женственного вида секретарь протоспафария кивнул на обитую кожей дверь. Кабинет Правителя «Новой Северной провинции», как Стилиана в последнее время пафосно титулуют лизоблюды, выглядел помпезно и совершенно безвкусно. Обилие позолоты, мраморные статуи привезенные из метрополии и чучела тварей из аномалии, массивная, обитая кожей мебель и ажурная резьба на покрытых кипарисовыми панелями стенах совершенно не сочетались друг с другом.

И среди всего этого великолепия восседал сам протоспафарий Стилиан — высокий, толстый и обрюзгший мужчина лет шестидесяти с густой седой зачесанной назад шевелюрой, орлиным носом на заплывшем жиром лице и маленькими глазками, сейчас взирающими на кентарха с презрением и злобой. Он величественно поднялся из-за рабочего стола, и Никифору стоило больших усилий, чтобы не скривиться.

Стилиан — ярый поборник теории величия эллинской нации и древних традиций вырядился в белоснежную тунику с золотой вышивкой по вороту и груди, которую опоясывал широкий украшенный драгоценными каменьями пояс. На плечи протоспафарий накинул лазурного цвета плащ-мантию с золотой фибулой в виде солнца. Довершал наряд роскошный, сверкающий каменьями лорум.

— Кетарх Никифор по твоему приказанию прибыл! — отрапортовал офицер ударив себя по груди.

Лицо хозяина кабинета скривилось в приветливо-брезгливой гримасе:

— Какой бравый воин, — в глубине его глаз тускло блеснула и тут же погасла похоть, Стилиан облизнул кончиком языка мясистые губы и неожиданно резко спросил: — Кентарх, это правда, что ты начинал службу на южных границах империи?

— Да, — кивнул Никифор, — В четвертой нубийской лимитанеи, господин протоспафарий.

— Это хорошо, это очень хорошо, — побарабанил, похожими на обрубки змей, пальцами по столу Стилиан, — Через неделю в Дорополис прибудет сотня федератов, состоящая из гвардейцев Лакапиных. Это варварский род, чьих людей вырезали бандиты на заставе.

Никифор кивнул, а в груди поселилось тянущее чувство неотвратимой беды.

— Берешь их под свое командование. Вместе с твоей гекатонтархией у тебя будет практически полная псилагия, — протоспафарий неожиданно ударил кулаком по столу и заорал, срываясь на визг, — Найди мне этих бандитов убивших одного из Бальби, кентарх! Это приказ! — глаза Стилинана побелели от страха. А Никифору вдруг стало приятно смотреть на этого испуганного до грязного нижнего белья человека. Видать жестко ухватили за задницу протоспафария лигурийские герцоги. Еще бы! Этот напыщенный индюк допустил, что высшего аристократа империи какие-то голодранцы посадили на кол! Тут до войны родов может дело дойти.

— Слушаюсь, господин протоспафарий. Разрешите идти? — Никифор шваркнул себя кулаком в грудь и опустил голову, кланяясь. На самом деле офицеру просто не хотелось, чтобы Стилиан увидел улыбку на его лице. Но стоило выйти за дверь, мимолетная радость от истерики напыщенного идиота тут же пропала, сменившись предчувствием чего-то фатального, отчего сердце сдавливало ледяными пальцами а душа трепетала в желании скрыться, спрятаться от надвигающегося ужаса.

Глава 7

Первый день в лагере получился сумбурным. Надо было оказать помощь раненым, поставить дополнительные палатки, распределить места, ознакомить вновь прибывших с внутренним распорядком. Вроде, не так уж и много дел, но на них ушел практически весь день. А если учесть усталость после пережитых приключений и тяжелого перехода — ничего удивительного в том, что, едва село солнце, мы тут же попадали, провалившись в сон.

А утром началась обычная рутина. Фрейя с Беляной отправились на кухню к Герде. У девочек учеба и помощь по хозяйству. У воинов служба. Мирину отрядили санитаркой к баронету в лазарет. Стас злобно пострелял глазами в сторону лекаря, но, убедившись, что того ничего, кроме пациентов и науки не интересует, успокоился и продолжил ходить хвостом за профессором. В общем, всем нашлись дела, кроме Радомиры. Я просто не знал, куда пристроить пожилую женщину. Мне сложно представить себе ватаманшу на кухне, но и к службе ее не привлечешь. Она чужая.