Проклятье Мира (СИ) - Черника Ника

— Не подходите, — говорю громко, дрогнувший голос выдает мои эмоции.

Выставлю вперед ладони и вижу, как вокруг пальцев появляется фиолетовое свечение, с каждой секундой становясь ярче. Поворачиваю ладони к себе: свечение растет, уплотняется, сворачиваясь в магический шар. Это не обычный шар, я чувствую, сколько в нем силы, кажется, ее хватит, чтобы разнести к чертям все в радиусе нескольких километров. Самое страшное в том, что это происходит без моей на то воли — само по себе.

— Вам лучше уйти! — выкрикиваю я, переводя взгляд на волков. — Иначе я убью вас.

Волки стоят на месте, шерсть вздыбилась, наблюдают за мной с опаской в глазах.

Руки начинают трястись, я не выдерживаю поток магии, идущий сквозь меня. Я не могу ее контролировать. В следующую секунду меня резко встряхивает неведомая сила, и магические шары превращаются в столпы фиолетового света, устремленного вверх. А следом я чувствую, словно кто-то выкручивает мои запястья, заставляя направить эти столпы в сторону волков.

Мир

При резком повороте очередная рубашка с чужого плеча на мне трещит. Это, конечно, не самый приятный бонус: оказываться голым после обращения, особенно, когда остаться в обличье волка никак нельзя.

Я выхожу на крыльцо занятого нами дома, где еще совсем недавно была база людей, и закуриваю. Мимо пробегает Вер, морщась. Не одобряет мою привычку, что логично, курение вредит обеим ипостасям.

Вер, конечно, ничего не говорит, я курю слишком давно, и он знает, что читать мне проповеди — дело пустое.

Что ж, план удался, я привел наших на базу противника. Точнее, Ада привела, с моим запахом на своем почему-то не пахнущем теле. Все сложилось, как я предполагал: они спешно выступили против нас, но не были готовы. Ушли в портал, бросили тех, кто остался в деревне. Свойство магической натуры: бросать своих, живых и мертвых. Поганое свойство, надо сказать.

Я выпускаю дым вверх и снова думаю об Аде. О том, что случилось. Я ее укусил. Я даже сам не понял, как это произошло. Какое-то дикое навязчивое желание, затуманившее мозг. Да, я хотел эту девчонку, не отрицаю, хотел еще там, на озере, даже не чувствуя ее запаха. Но укус — это серьезная метка, слишком серьезная, чтобы просто отмахнуться от того, что случилось.

Я вспоминаю, как мы занимаемся сексом. Как она стонет, и как каждый стон сводит меня с ума. Как я хватаю ее за волосы и тяну, заставляя открыть мне шею. Тонкую, длинную, с быстро бьющейся венкой. Жмурюсь на мгновение, продолжая двигаться, трясу головой. Я не хочу ее кусать, но когда открываю глаза, то не могу отвести взгляда от шеи. Хочу пометить ее. Хочу, чтобы никто никогда больше не коснулся этой девочки. Чтобы на ее теле была метка принадлежности мне.

Хочу этого вопреки всем разумным мыслям о том, что она человек, маленькая слабая девчонка, у которой кроме красоты больше ничего и нет. Даже чертового запаха.

Я отбрасываю в сторону окурок и тяжело выдыхаю. Тяну носом, хмурюсь. В ноздри пробивается едва ощутимый запах, новый, которого раньше не было. Он не дает мне нормально думать уже около часа. Мучает не меньше мыслей о девчонке. Я рассказал ей правду, так будет лучше. Это заставит ее бежать от меня подальше. Скорее всего, она больше не вернется в ряды бойцов — слишком много дел наворотила. Так будет лучше для нее. И для меня.

Даже несмотря на то, что я ее укусил. У нее нет запаха, а значит, это неважно, отчего бы там меня ни переклинило. А меня переклинило, и это большой минус. Мы на войне, мне не нужны никакие отвлекающие факторы. А значит, нужно было убрать Аду подальше. Чтобы она сама не хотела приближаться. И ненависть, как ни крути, лучший способ. Всегда лучший.

Оглянувшись, я спускаюсь с крыльца и иду по пустой деревенской дороге, принюхиваясь. Я не хочу думать об очевидном, потому что знаю: такое случается слишком редко. Но как только запах усиливается, начинаю идти быстрее. Потому что пробираясь в ноздри, он сводит с ума, заставляет искать его.

Это невозможно, просто невозможно, чтобы такое случилось. И где, в богом забытой деревушке мне вдруг пришел запах моей… истинной? Я не могу спутать его ни с каким другим. Почему — понятия не имею, это происходит на каком-то ином уровне, непривычном, непонятном.

Я просто знаю.

Ноги выносят меня к краю деревни, к тому самому месту, где мы с Адой занимались сексом. Запах становится таким острым, что тяжело дышать. Я мечусь по пятаку, переставая понимать, что происходит, а потом натыкаюсь в траве на майку Ады. Беру ее в руки, на ней мой запах и еще один, новый, которого не было раньше. Я уверен: это запах Ады.

Ругнувшись, отбрасываю майку в сторону и запускаю руку в волосы. Что она там говорила: что родилась без запаха? Наглая ложь, вот он ее запах. И это запах моей истинной. В голову лезут только нецензурные слова. Она меня обманула, всех обманула отсутствием запаха. Зачем? Ответ очевиден: хотела попасть на поле боя. С такой внешностью и отсутствием магических способностей ее бы точно не взяли. Дуреха малолетняя, что у нее в башке творится, если она всерьез это все провернула?

Быстро иду обратно в деревню, заглядывая во все дома в поисках Вера. В итоге нахожу только через десять минут, успев изрядно разозлиться. Внутри такое чувство, что каждая минута на счету, а я трачу время, шатаясь по деревне.

— Эй, эй, ты чего, — он выставляет вперед руки. — Ты чего такой дерганный, Мир? Что-то случилось?

— Я должен найти девчонку.

— Девчонку? — он смотрит в недоумении. — Которая привела нас сюда?

— Да. Она нужна мне живой и невредимой, Вер. Ни единого волоска не должно упасть с ее головы. Если с ней что-то случится, клянусь, я не пожалею никого.

Глава 11

Я едва успеваю сжать кулаки — это требует невероятного усилия. Тонкая фиолетовая полоска успевает срезать часть веток с деревьев и несколько кустарников целиком, прежде чем я полностью прячу ее в ладони. Фиолетовый дым поднимается от этих мест вверх и рассеивается.

Мои руки снова ходят ходуном, магия рвется наружу, и я понимаю, что не смогу удержать ее, сколько ни пытайся. Она как будто сильнее меня, не подчиняется. Но как, почему? Если она всегда была со мной, значит, она моя, ее в любом случае не может быть больше, чем я могла бы вынести.

Волки, рыча, медленно отходят, обходя меня по кругу. Я вдруг думаю, что могу их убить взмахом руки. Просто раскрыть ладонь и с помощью этой ненормальной магии срубить за одну секунду их головы. Это было бы правильно. Они охотятся за мной, они окружили, напали на меня.

Это всего лишь защита. То, что они недооценивают противника — не моя проблема. Они убийцы, они, не жалея, убивали людей. Много людей, часть которых я неплохо знала, с которыми прожила бок о бок несколько месяцев. Они будут убивать еще. Они достойны смерти.

Мои руки снова ходят ходуном, силы, удерживающие ладони в кулаках, кончаются.

— Уходите! — кричу я в отчаянье, неужели они не понимают, что я просто убью их?

Я снова раскрываю кулаки ладонями вверх, столпы фиолетового цвета вырываются, переливаясь, освещают все вокруг. Волки, ощетинившись, отступают еще, но не уходят.

Я зачем-то им нужна. А может, они увидели мою силу, и теперь хотят убить меня. Я должна убить их первой.

На глазах выступают слезы, потому что я понимаю: не могу. Не могу убивать других, независимо оттого, люди это или оборотни. Я не могу.

Снова бессильно кричу, в голову врываются картинки из детства: как мы читаем с папой книгу, как я ем, разглядывая мамину спину, пока она возится на кухне. Как папа смеется, откинув голову назад, а мама вытирает руки о полотенце. Эти воспоминания становятся такими четкими, словно все это происходит со мной прямо сейчас.

Я двигаю руками, даже не понимая этого, столп скручивается в круг, искрится и рассыпается, снова и снова. Ничего не меняется.

И вдруг я вижу дядю Эла. Как мы сидим с его семьей за столом, и он рассказывает очередную магическую штуку, которую, как я тогда думаю, я смогу делать, когда вырасту. Отчетливо проступает стол, выпирая углами, на которых ровными складками выделяется скатерть. Я вижу стены, посуду, на мгновенье кажется, я вижу всю кухню до мельчайших подробностей. А потом столп скручивается в круг, и он не рассыпается, внутри него воздух дрожит, уплотняется, и я вижу кухню дяди Эла.