Семеро по лавкам, или "попаданка" во вдову трактирщика (СИ) - Цветкова Алёна

Авдотья запыхтела, будто хотела что то сказать, но не решалась. То ли боялась, что я её уволю, то ли не хотела обидеть.

— Да говори уже! — не выдержала я. Смотреть на её муки было невыносимо.

— Да что говорить то! — всплеснула руками Авдотья. — Будто ты сама не знаешь! Забыла, как на оборотня в лесу наткнулась лет семь назад и чем это закончилось?!

Я на миг отрешилась от реальности, пытаясь отыскать в остатках памяти Олеси хоть что то похожее. Но ничего не нашла. Вряд ли это было что то хорошее.

— Не забыла. И что? Теперь всю жизнь от оборотней шарахаться и терять деньги?

— Да что с тобой такое случилось?! — Авдотья почти кричала. — Ты вообще можешь думать о чём то кроме денег?! Только и слышно: деньги, деньги, деньги! Ладно, Прошке отказала — он всем известен как дурень, даже Трохим его со двора гнал! Но ты и Тимохе отказала! Думаешь, не знаю, что он тебе предлагал?! Всё знаю! Сразу поняла, как увидела ваши переглядывания! И вместо них ты оборотня в дом притащила?! Дура! Не будет он с тобой жить, уйдёт в леса и забудет твоё имя в тот же миг!

От её слов стало холодно и неприятно. Авдотья прожила с Олесей столько лет, знала её как облупленную. Неужели бедная Олеся не заслужила даже крошечного кредита доверия? Почему без всякого повода Авдотья обвиняет меня в чём то нехорошем?

Я отвернулась. Оправдываться не хотелось, оправдывается тот, кто виноват. А я ничего из того, в чём меня обвиняли, не делала.

— Это не твоё дело, — сухо ответила я, желая закончить разговор.

Но старуха не унималась:

— А об Анюшке ты подумала?! Она уже большая, через год другой у неё начнутся месячные. Думаешь, тогда твой оборотень обойдёт её десятой дорогой, раз уж с тобой шуры муры завёл?! Да щас! Анушка целый день за печкой пряталась, тряслась от страха и плакала! Кому она потом нужна будет, порченная?! Ни один хороший мужик на такую не позарится!

— Хватит! — резко осадила я кухарку. Зря позволила ей говорить. Лучше бы она и дальше дулась молча, чем слушать этот бред. — Ты несёшь чушь, и про оборотня, и про меня, и уж тем более про Анушку. Она ещё мала об этом думать. Пусть рубаху жениху вышивает, а не про оборотней мимо проходящих думает! Тогда её никто и не тронет.

— Дура ты, Олеся! Ни баба, ни девка супротив оборотня не устоит, ежели он захочет! Как дыхнет, как пустит запахи свои, разум потеряет твоя Анушка и против воли с ним ляжет!

— Какие запахи?! — сорвалась я на крик. — Рядом с ним стоять невозможно, так воняет мокрой псиной, что дышать нечем! Никакие запахи эту мерзость не перебьют!

— Мокрой псиной?! — Авдотья ахнула. — Ты сказала, от него воняло мокрой псиной?!

Она растерялась и смотрела на меня с искренним недоумением.

— Мерзкой мокрой псиной! — я швырнула бельё на пол. — Удивляюсь, что вся комната не пропахла. Думала, не отстирать будет!

А кухарка вдруг закрыла лицо руками и с облегчением рассмеялась.

Оказалось, тот запах, который я приняла за вонь, и есть те самые «запахи», привлекающие человеческих женщин и оборотниц. А другие существа, например, драконы, чуют вместо притягательного аромата сильную вонь.

Авдотья тоже уловила нотки возбуждения оборотня и решила, что он получил от меня то, что хотел.

Конфликт исчерпал себя. мы с Авдотьей помирились. Однако нас обеих терзали вопросы. Авдотью — почему афродизиак оборотня на меня не подействовал. Меня — что делать с Анушкой, когда начнутся месячные. Не прятать же её каждый раз за печку.

Терять клиентов я не могла, но дочь обязана была сберечь. Хорошо, что у меня ещё было время решить эту проблему.

Глава 8

Следующие несколько дней мы потратили на то, чтобы привести в порядок двор: скосить бурьян, вычистить и побелить конюшни, разобрать горы мусора в небольшом, но крепком сарайчике. Когда то здесь, судя по наличию стаек, держали животных, но Трохим превратил пространство в хранилище ненужного хлама: разбитые столы и скамейки, дырявые чугунки, битые горшки, треснувшая деревянная посуда, неопознанные полуистлевшие тряпки вперемешку с тошнотворно воняющей грязью. Я даже думать не хотела, чем или кем эта грязь была раньше.

Я бы ни за что не полезла в эту свалку — сгребла бы всё разом, погрузила на наёмную телегу и вывезла прочь. Но меня не покидало подозрение, что среди этого мусора может быть заначка моего умершего мужа. Пришлось всё тщательно перетряхивать.

Весь хлам мы разделили на несколько кучек. То, что горит, отправилось в кухонную печь. Дырявые чугунки я решила использовать как кашпо: надо же как то украсить двор и трактир — почему бы не цветами?

За растениями далеко ходить не пришлось. В овражке за рядками свёклы (которую я поначалу приняла за щавель) нашлись крохотные кустики местного растения с яркой тёмно зелёной листвой. Анушка рассказала, что весной оно цветёт мелкими бледно розовыми цветочками с фиолетовой серёдкой прямо по голым веткам. Осенью листья становятся красными и держатся на ветках до самого снега. А потом, до весны, на ветках висят мелкие тёмно синие ягоды, которыми любят лакомиться птицы.

Даже для грязи и полуистлевших тряпок нашлось применение — из них получилась грядка для огурцов. Авдотья утверждала, что странно сеять огурцы посреди лета, ведь так никто не делает. Но даже она признала: урожай мы всё равно успеем собрать, пусть и небольшой.

— Продукты заканчиваются, — тяжело вздохнула Авдотья, присаживаясь рядом на бревно у завалинки. — На пару дней осталось, не больше…

— Уже? — я удивлённо замерла, держа в руках делёнку кустика. Мы с Егоркой как раз наполнили чугунки землёй и занимались посадками. — Но мы же много купили! Я думала, на месяц хватит…

— Угу, — буркнула кухарка. — Сама велела кормить детей вволю. Вот они и метут всё, что ни сготовлю. Котел похлёбки за день счерпывают. Только и бегают на кухню: дай да дай… И куда только лезет в них? И ведь за стол садятся, будто три дня с голодухи маялись. Жрут и жрут… Ироды…

Я фыркнула и рассмеялась. Ворчала и ругалась она только для порядка. Я помнила: ещё при Трохиме Авдотья старалась угощать детей чем нибудь вкусненьким, пусть даже тайком от хозяина трактира.

— Ничего, они же растут, им положено есть всё, что не приколочено.

— Вот уж точно, — кивнула кухарка. — Всё, что не приколочено, сожрать готовы. Прорвы… Придётся свою картоху подкапывать. А она ещё не наросла как надо, мелкая вся. Ежели сейчас копать начнём, значит, зимой придётся зубы на полку класть.

— Не придётся, — я воткнула кустик в приготовленную ямку, закопала и старательно придавила землю вокруг стволика, чтобы усилить сцепление корней растения с почвой. — Завтра мы пойдём на ярмарку и всё купим. У нас есть деньги…

— Да сколько у тебя там есть то… Десять монет набралось, али нет? Гостей то и при Трохиме мало было, а сейчас и вовсе народ наш трактир десятой дорогой обходит.

Монет у меня было больше… Но нельзя забывать: через пару недель нужно отдать по двадцать монет молочнику и мяснику. И это ещё не все кредиторы, которым был должен Трохим. Большинство, видимо, махнули рукой на глупую «бабу» и простились с деньгами. Но как только я начну выплачивать долги хоть кому то, остальные точно вспомнят о выданных кредитах, и обдерут меня как липку.

Но накормить детей важнее всего…

— Десять монет не так уж и мало, — улыбнулась я. — Я куплю всё, что нужно. Ты составь список…

— Какой ещё список? — усмехнулась Авдотья. — Муки купи да круп побольше. Молока детям. Без остального обойдёмся… Уж как нибудь…

Я кивнула и полила кустик из крынки тёплой водой из лошадиной колоды. Пусть растёт теперь.

Кстати… про деньги… И почему я сразу не подумала, что у меня прямо под боком вполне может жить весьма богатый Буратино? Богатый по сравнению со мной сейчас, конечно.

— Авдотья, — я улыбнулась, — а тебе Трохим сколько платил за работу? Может, ты сможешь одолжить мне несколько монет? А когда купец заедет снова, чтобы щи картаровские поесть, я тебе и верну…