Когда говорит море (СИ) - Игровая Алина

Его прикосновение и странный, пронзительный взор, а также эти очень интимные слова повергли меня в смятение. Я ощущала странную двойственность происходящего, необъяснимый подтекст, скрывавшийся за его речами. И в то же время, по моей коже вдруг побежали табуны мурашек от этого неожиданного соприкосновения.

— Я запрещаю тебе плавать на берег, — внезапно отрезал Себастьян, вновь меняя тон на строгий и официальный. — Никаких оправданий! Помни — там лишь смертные, тленные создания низшей расы. Они опасны! Как бы кто-то из них не, льстил тебе, как бы он ни… В общем, он неминуемо предаст тебя или охладеет рано или поздно. Лишь наша семья — истинная и вечная ценность для сирены…

С этими словами проректор жестом отпустил меня, и я юркнула в коридор сама не веря, что на этот раз обошлось. В эту минуту я даже пообещала себе, что больше никогда не приплыву на берег. Глупая маленькая русалка…

Сегодняшняя лекция магистра Кальпурнии была посвящена темным водным чарам, способным изменять погоду в целых регионах мирового океана. Обычно я с жадным интересом впитывала все ее наставления, но в этот раз никак не могла сосредоточиться.

Мои мысли то и дело невольно возвращались к ночным встречам с Джейсоном. Я представляла его сильные объятия, жадные поцелуи, твердые прикосновения рук к моему телу. От воспоминаний о нашей запретной страсти по моей коже пробегали мурашки.

— …заклинание «Разящий шквал» должно быть самым опасным оружием в арсенале сирен… — вещала магистр.

Я бездумно кивала, едва вслушиваясь. Вместо этого в моем сознании всплывали картины наших ночных утех — как море омывало наши тела, как Джейсон исследовал своими губами и пальцами мое тело, как мы сливались воедино в водоворотах неистовой страсти…

Мое дыхание невольно участилось, щеки запылали. Будь я человеческой девушкой, они бы наверняка залились предательской краской стыда. К счастью, сиренам это не знакомо.

— …Встретив корабль жертвы, стоит сперва обездвижить его при помощи морской воронки или шторма… — бубнила Кальпурния.

А я не могла избавиться от греховных образов, разрывающих мой мозг. Вот Джейсон накрыл меня своим телом, придавливая к гальке, вот целует мои губы, затем шею, бросая взор исподлобья — такой полный желания и обещания новых наслаждений… От одних только воспоминаний об этом ниже моей талии все буквально пылало, словно его руки снова касались меня там.

Я изо всех сил пыталась отогнать эти пленительные картины. Вспомнила, как грозный проректор порицал меня за мои путешествия к берегу. Его суровое лицо с жестким подбородком и скептическим взглядом выплыло из воспоминаний.

По моему телу пробежала дрожь. Но фантазии были сильнее разума, и перед моим внутренним взором снова промелькнул образ Джейсона. На сей раз он был обнаженным, его тело блестело от морской воды… Я с усилием оторвала взгляд от грубоватого лица своего любимого и вернулась в аудиторию.

— …Ударная волна в купе с рассеивающим туманом полностью лишит судно хода, — продолжала вещать Кальпурния. — После чего можно применить чары пленения и потопления…

Но я ее вновь не слушала. В груди разгоралось болезненное чувство тоски по Джейсону. Как было бы чудесно, если бы мы вновь оказались вместе, на каком-нибудь безлюдном островке, обнимая друг друга вдали от посторонних глаз! Мне так хотелось наконец открыться ему, рассказать все о себе начистоту…

Я робко потрогала губы, все еще помнящие нежные прикосновения его языка. Сладкая истома разливалась по всему моему телу от мысли о том, чтобы разделить с Джейсоном последние границы плотской любви. Какого же это — стать по-настоящему единым целым, познав с ним высший экстаз? Я лихорадочно гадала об этом, забыв о лекции.

— Ариэль! — вдруг громыхнул где-то рядом разъяренный голос Кальпурнии, будто выдернув меня из омута грез. — Немедленно объяснись, что ты там бормочешь!

Я вздрогнула от ужаса, осознав, что невольно разговаривала сама с собой вслух. Взгляды всех студенток были прикованы ко мне, в них читались презрение и насмешка. Да уж, влипла по полной…

После унизительного инцидента на лекции магистра Кальпурнии я пребывала в подавленном состоянии. К счастью, после занятий отсыпалась в своей келье, давая своему разгоряченному рассудку остыть. Затем я поплыла прогуляться, поскольку видеть никого в Академии все совсем не хотелось.

Я бродила по центральной площади Мармариса, погруженная в свои мысли. Город словно бы замер в безмолвии, лишь изредка всплески и шорохи нарушали подводную тишину. Казалось, все жители разом ушли по своим делам, оставив меня в полном одиночестве.

Мое внимание привлекла массивная каменная стела, возвышающаяся в центре площади. Я подплыла поближе, чтобы рассмотреть ее получше. По шероховатой поверхности валуна шли ряды выбитых имен… Каммерил… Шардрис… Ализа…

Внезапно я поняла, что это за памятник. Именно сюда вносились имена юных сирен, исчезнувших при самых разных, зачастую трагических обстоятельствах. Печальный список пропавших без вести, оставшихся лишь в виде выбитых на камне букв.

Меня охватила дрожь, когда я осознала, сколько же горя впитал этот памятник за долгие годы. Кто знает, что стояло за каждым исчезновением — коварство людей, морских чудовищ или какие-то ужасные происшествия? Я с трепетом обвела взглядом список, содрогаясь при мысли, что однажды и мое имя может оказаться здесь выбитым.

Вдруг краем глаза я уловила чье-то присутствие и резко обернулась. Невдалеке, прямо перед стелой, в воде парила фигура одной из Старейшин нашего города — Наиды. Ее величественный облик источал строгость и мудрость, какую может обрести лишь сирена, прожившая многие столетия.

Наида не шевелилась, безмолвно уставившись на скорбный список. Казалось, она всматривалась в каждое имя, переживая горечь каждой потери заново. Я видела, как по ее щеке скатилась одинокая слеза, рассыпавшаяся радужным кругом в толще воды.

И тогда меня осенило — вероятно, Наида нередко приходила сюда помедитировать и почтить память пропавших сирен. Как Старейшина, она чувствовала личную ответственность за каждую безвременно ушедшую из жизни девушку.

Я застыла в нерешительности, не зная, стоит ли побеспокоить ее в этот скорбный момент. Но тут Наида повернула голову, и ее проницательный взгляд остановился на мне. Удивление мелькнуло на ее лице, быстро сменившись привычной строгостью.

— Ариэль? — позвала она едва слышно. — Подплыви ко мне, дитя.

Я поспешно поплыла к ней, осторожно лавируя в крошечном пространстве перед стелой. Вблизи вид Старейшины казался еще более величественным и внушал благоговейный трепет.

— Что привело тебя сюда в полуденный час? — спросила Наида, окинув меня проницательным взглядом.

Ее слова повисли в тишине, пока я собиралась с мыслями. Наконец, тяжело вздохнув, я произнесла:

— Я… просто бродила в раздумьях. А потом увидела этот камень и имена…

Наида кивнула, словно поняв мои невысказанные мысли.

— Каждая потеря — это незаживающая рана для всего нашего общества, — глухо промолвила она. — Особенно когда исчезают юные, только вступающие в жизнь русалочки.

Ее слова эхом отозвались в моей душе. Теперь я осознавала, какая тяжелая ноша лежала на плечах Старейшин — оберегать свой народ, но порой безвозвратно терять самых юных и беззащитных.

— Наида… — начала я, но она жестом велела мне замолчать.

— Я надеюсь, ты никогда не испытаешь такой утраты, дитя, — с грустью произнесла Старейшина. — Пусть этот камень останется для тебя лишь безмолвным свидетелем прошлого.

Ее темные глаза вновь устремились на мемориал, словно Наида пыталась запомнить каждое имя. Я поняла, что мое присутствие больше не требуется. Старейшине нужно было остаться наедине со своими печальными воспоминаниями.

Развернувшись, я неспешно поплыла прочь от площади. Но память о трагической стеле и горестном взоре Наиды запечатлелась в моем сознании. В тот день я ощутила себя частью целой вереницы сирен, судьбы которых переплетались воедино на протяжении бесконечно долгого времени.