Ключ к счастью попаданки (СИ) - Машкина Светлана

— Да. Но давай поедим. Нас ждёт долгий и трудный разговор. Только не надо меня, пожалуйста, запугивать! Я и без того боюсь.

Глава 20

После еды захотелось кофе. Ну хоть бы чашечку, пусть даже растворимый. Нет, пожалуй, растворимого я и сейчас не хочу. Тогда чаю, как в старом фильме, стаканов пять или шесть. Я вздохнула и пошла за кипятком. Сушёных фруктов для взвара, как у Фени, я не нашла, но воды вскипятила — хоть так попить. — Что это? — спросил граф, глядя в кружку. — Вода? — Вода, — подтвердила я. — У вас нет ничего, кроме воды и мёда, чтобы сделать взвар. Кстати, граф, а кто вам готовит здесь? Не сами же вы стоите у печи. Граф фыркнул, отодвинул кружку: — Когда я устаю от общества и хочу одиночества, мне здесь никто не нужен. Самостоятельно поесть я вполне способен — я солдат, а солдат, не важно, граф он или нет, должен уметь позаботиться о себе в любых условиях. Эти, кстати, вполне благоприятные. Точно сам варил? Нет, не верю. Чтобы он чистил овощи, обжаривал их, готовил бульон! Или, как Феня, обходился простым, пусть и невкусным, но сытным блюдом — похлёбкой. Даже если у благородных она называется как- нибудь иначе, смысл один. — Вы варили суп? — Зачем? Есть хлеб, есть яйца, окорока, овощи, которые можно и вкусно есть сырыми. Неужели во всех мирах мужики одинокого ленивы? Коллега рассказывала, что, когда она уезжает в командировку, её муж питается исключительно колбасой, сосисками, что в принципе одно и то же, и яичницей. У другой коллеги муж ел бутерброды и бич-пакеты, у третьей — ходил питаться к маме. Ни один из них не напрягался приготовлением пищи. И правильно! Я бы тоже не напрягалась, но у меня выбора не было. От общепитовской еды довольно быстро начинается расстройство желудка, а сухомятку я даже в детстве не любила. — На верхней полке лежит резной ларчик. Там сухая трава. Завари её из расчёта ложку на кружку.

Я посеменила на кухню. Надеюсь, сухая трава хоть немного будет напоминать чай. Ладно, пусть не чёрный, хотя бы зелёный. Открыла ларчик и разочаровано вздохнула — нет, не чай. Но на вкус оказалось вполне приятно, особенно с мёдом. — Вернёмся к нашей проблеме, — сказал граф, зачерпнув ложечкой мёд. — Я хочу и должен убедиться, насколько ты готова к самостоятельной жизни. Итак! Он съел мёд и торжественно поднял ложечку вверх. Ах, граф, голубчик, любите вы, однако, позёрство. Сюда бы ещё спецэффектов добавить. Молнию, например, или нимб над его сиятельной головой. — Ты поселишься в самом дальнем доме, на краю села. Обычно таких домов несколько — никто не хочет жить на окраине, ты выберешь самый последний. — А если в нём крыша протекает? Или полы провалены? Или нет никаких нужных построек? Бани, курятника, — во мне взыграла хозяйская жилка. Граф кивнул и на минуту задумался. — Хорошо, скоро зима, я не хочу, чтобы ты замёрзла. Кстати, как опекун я выделю тебе делянку для заготовки дров. Спасибо, обрадовал. Кто их пилить будет? Колоть, складывать? Пожадничал готовых, что ли? — Приданое, выделенное дедом, ты можешь забрать с собой. Но! Это всё имущество, что у тебя есть. Возможно, дед даст тебе ещё что-то, скотину, например, или птицу. Возражать я не буду. Благодетель. Что дальше? — Тебе надо показать, что ты, Ульна, дочь крестьянина, сможешь прожить одна, без мужа и посторонней безвозмездной помощи. Я понятно излагаю? Куда яснее. Пекас, например, не сможет заготовить мне дрова. И никто не сможет, если я не заплачу денег. Но ведь у меня есть приданое, там красивые вещи, можно будет что-нибудь продать. — И сколько, ваше сиятельство, я должна продержаться на таких условиях? Месяц? Два? Может, испытание закончится до зимы, и тогда необходимость в дровах отпадёт сама собой. Хотя… Не факт, что деду позволят пустить меня в дом. — Два мало, — уверенно заявил граф, засовывая в рот ещё ложку мёда.

Хватит сладкое лопать, вы тут что, про кариес не слышали? — Два месяца ты продержишься легко — у нас народ милосердный, добрый, жалостливый. Два месяца убогую покормят. Особенно женщины — те, хоть и незаметно, но буду еду подкидывать. Свекровь мою несостоявшуюся ты не знаешь! Если она и подкинет мне еду, то только с крысиным ядом. Сейчас она, наверное, ищет своему подсвинку новую жертву и радуется, что я не стала её невесткой. — Год, — сказал граф. — Год ты должна прожить самостоятельно. За это время не только не истратить приданое, но и приумножить. Много не требую — главное, чтобы ты могла без проблем одеть и прокормить себя. Согласна? — У меня есть выбор? — Есть. Поменять самостоятельность на год в моей конюшне. Конюхом тебя возьму, будешь первая девка-конюх, — веселился граф. К твоей придурочной лошадке, которая мне недавно чуть голову не отгрызла? Нет уж, лучше я сама побарахтаюсь. Я отрицательно покачала головой: — Нет. Граф неожиданно смутился. Мне показалось, или ему стало неловко? Да ладно, у нашего сиятельства проснулась совесть? Ну, лучше поздно, чем никогда — Я тебя дразнил, — признался граф Венсан. — Не самый красивый поступок с моей стороны, учитывая, что мы не ровня. Ты — всего лишь крестьянская девушка, хоть и очень необычная. Я — граф и владелец этих земель. Это извинение было? Если да, то какое-то обидное. Ладно, не стану я переживать из-за всяких глупостей. Мне дали свободу на год — я должна ей воспользоваться. Стоп! А что потом? — Ваше сиятельство, что со мной будет, если я выполню условие? — Я объявлю тебя моей свободной, и больше никто не позволит себе смотреть на тебя с усмешкой. Если вдруг кто-то пожелает на тебе жениться — теперь я знаю, что в жизни бывают необъяснимые факты, я дам своё согласи и приданое. — А я? Я смогу отказаться?

— Сможешь. Если выполнишь условия. Если нет, то вариантов развития событий два. Первое — ты выходишь замуж за своего жениха, если он пожелает тебя взять и будет на тот момент свободен от брачных уз. Если нет — я сам найду тебе мужа. Это называется — из огня да в полымя. Спасибо, граф, порадовал. Я, значит, тебя лечу, кормлю, а ты меня — опять, как кобылу на верёвочке. Я вспомнила Савву и слёзы высохли. Нет уж, женишок, не для тебя Феня ягодку растила! Хворостиной и чем не попадя. — Снимите ленту, — я протянула к графу правую руку. — Ещё ничего не известно — вдруг ты всё-таки выйдешь замуж за своего жениха. Через год. — Привяжите новую, дело нехитрое. Граф подумал, покачал головой, улыбнулся каким-то своим мыслям и дотронулся пальцем до ленты. Яркая алая полоса упала на пол. Я подняла её, дёрнула за концы — лента легко разорвалась на две части.

Глава 21

В охотничьем доме мы с графом прожили три дня. Он чувствовал себя значительно лучше и уверял, что выздоровление идёт семимильными шагами.

— Видите, у меня уже есть возможность заработать на жизнь, — обрадовалась я. — Могу оказывать первую помощь. Лечить не возьмусь, но помочь в нужный момент — запросто. Как бы ни презирали меня люди, приспичит — сами прибегут.

Граф помрачнел. Вздохнул, вероятно, подыскивая нужные слова, чтобы объяснить глупенькой мне элементарные вещи.

— Впрочем, крестьяне действительно этого не знают. Откуда бы? — сам себе сказал граф.

Он повернулся ко мне:

— Ульна, ты не можешь лечить людей. Более того — если ты рискнёшь, инициатива будет не просто наказуема, а жестоко наказуема.

— Почему? Что плохого в том, что смогу помочь?

— Дар исцеления очень редкий и бывает исключительно у людей благородного происхождения. Преимущественно у мужчин, крайне редко — у женщин. Из этих людей получаются лекари, но только из единиц. Остальные занимаются целительством в своей семье и среди самых-самых близких, кому могут доверять. Они этого не афишируют, чтобы не перебивать практику лекарям, не наживать себе врагов среди них. К тому же мало кому понравится, что к нему в любое время суток может обратиться страждущий пациент.

— Среди крестьян не бывает людей с даром? Никогда? — удивилась я.

— Крайне редко, раз-два в столетие. Возможно, их больше, но они тоже скрывают свои знания. Если начнёшь пользоваться своими возможностями, даже я не смогу тебе помочь. Тебя заберут во дворец. У короля два придворных лекаря, оба они ещё живы только потому, что равны в искусстве составления ядов.