Княжич Юра V (СИ) - Француз Михаил

— Хм… не, ну некоторая закономерность прослеживается… — пришлось признать мне. — Но… в госпитале же, по вашим словам, никого не нашли?

— Не нашли, — подтвердил Ректор, к которому я снова повернулся.

— ЮАИ-рцы протест или претензии не заявляли?

— Не заявляли.

— А я ничего не помню, — появилась на лице моём улыбка. — И стоять на этом буду, пока меня официально не обвинят в чём-то. С доказательствами. А сейчас: нет тела — нет дела! Ничего не знаю — ничем не могу помочь!

— Вы настаиваете на этом? — уточнил Ректор.

— Настаиваю! — подтвердил я.

— И обвинений в похищении и попытке убийства выдвигать не станете?

— Пока меня самого не обвинят, — подтвердил я.

— В чём? — уточнил Ректор.

— В нападении и убийстве… этого Куа… Куа-чего-то там, его сыновей и учеников, — пожал я плечами. — Если следовать вашей логике, Herr Рейсс.

— Что ж, — проговорил Ректор и повернулся к Сатурмину.

— Российский Император, пока не уполномочивал меня подавать протест или выдвигать обвинение, ни Германскому Кайзеру, ни Великому Магистру, ни Американскому Императору, — спокойно ответил Граф. — Пока.

— Пока…

— Пока кто-то из них не начнёт выдвигать обвинения ему, — усмехнулся Сатурмин. — «Нет тела — нет дала», значит? — повернулся ко мне Граф. — Интересная присказка. Надо запомнить.

Глава 8

— Что думаешь о нём? — прозвучал вопрос в кабинете, который я минуту назад покинул. Что-то оставлять после себя «мокрые следы» в интересных помещениях, входит у меня в привычку. Или в правило.

Правда, в этот раз, я решил заморочиться и оставить «подслушивающее устройство» на более длительный срок. Не так, как раньше — капелька воды, которая почти мгновенно высыхает, стоит мне увести от неё своё внимание. Нет, нынче я занялся откровенным вандализмом и вредительством: отправил некоторое небольшое количество водички под стол, на нижнюю поверхность его крышки, где заставил её «проесть»/«просверлить» глубокую дырочку, в которую вода зашла и «замуровала» за собой вход.

При этом, чувствительность этого «жучка постоянного базирования» оказалась достаточной для того, чтобы я теперь достаточно отчётливо мог разбирать все слова, говоримые в кабинете.

Понятно, что даже «постоянство» базирования не означает постоянство подслушивания — для этого пришлось бы всё время держать своё внимание сконцентрированным на этой точке, оставив тело в зомбиобразном состоянии. Но, по крайней мере, теперь не придётся посещать кабинет, чтобы закинуть новую порцию Воды, если мне приспичит послушать ведущиеся там разговоры, как вот сейчас.

— Врёт, — последовал совершенно однозначный ответ незнакомого мне голоса. Видимо, Ректору ответил тот самый Herr, который при мне ни разу ещё не заговаривал.

— Врёт, — согласился с ним и Сатурмин. — Всё он прекрасно помнит. Только говорить не хочет.

— Но, станет ли молчать дальше? — прозвучал вопрос от всё того-же голоса.

— Я склонен верить в это, — ответил опять Сатурмин. — По поводу Гранда Осирио, пропавшего в Питере, ведь он до сих пор молчит. А ведь, Юрка — последний, кто того видел… живым. Насколько мне известно.

— Нас это устроит, — ответил неизвестный мне до сих пор Herr. — Молчание всех сторон будет наилучшим выходом в сложившейся ситуации. Почти сутки прошли с происшествия, а Американцы до сих пор ничего не сказали, словно, и не произошло ничего. Они молчат, Долгорукий молчит, эксперты работают. Может и получится замять возможный скандал.

— За Американцев не скажу, а в Долгоруком я уверен — парень, на удивление, не из болтливых. Единственное, что его действительно интересует — это музыка. На всё остальное: на политику, на своё положение и Статус, на интриги — ему плевать. Ратник, Баталодор, Гранд, Авапхуру… Но вот, если вы его концерт решите отменить — мало вам не покажется.

— Концерт… — проговорил Herr. — Концерт мы отменять не будем. Наоборот — можно использовать его, как громкий информационный повод, чтобы отвлечь внимание от происшествия в старом госпитале.

— Неплохая идея, — ответил Сатурмин. — Главное, сумейте обеспечить безопасность ребятам — новое покушение при таком скоплении народу замять уже не выйдет никак.

— Вы, всё-таки, думаете, что это было покушение, Граф?

— А вы сами думаете иначе? — последовал быстрый ответ.

— Что думаю я — значения не имеет, — отбрил Herr. — Я вас услышал, Господа. Позвольте откланяться — дела не терпят промедлений.

— Не смеем вас задерживать, Herr Рудольф, — прозвучал голос Ректора. Затем послышались шаги и тихий звук закрывающейся двери кабинета.

Достаточно длительное время после этого в кабинете висела тишина. Я даже успел покинуть административный корпус и неторопливо припустить по дорожке — пусть, меня и отвлекли этим вызовом и разговором, но пробежку-то никто не отменял!

— А, что за «Учитель», о котором ты тут упоминал? — всё ж прозвучал голос Ректора, прорезав повисшую тишину.

— Поверь мне, Герхард, тебе об этом лучше даже не знать.

— К сожалению, Вася, как бы я не хотел тебе верить, я обязан знать. Я же за него отвечаю. Так, что за «Учитель»?

— Да есть в Питере одна… отличающаяся целомудренным поведением и лёгким незлопамятным нравом добрая девушка… которая очень не любит, когда о ней плохо говорят за её спиной, — хмыкнул Сатурмин. После чего снова повисла тишина, которая держалась почти минуту.

— Ты серьёзно? — наконец, прозвучал вопрос Ректора.

— Более чем. Она это перед Императором и членами вашей делегации прямо и недвусмысленно объявила. Не уверен только, поняли ли они, КТО она. Сейчас ведь уже мало осталось тех, кто помнит её в лицо.

— Понятно, — со сложной интонацией проговорил Рейсс. — Значит, Куаачтемока и его людей мы больше не увидим.

— «Вода смывает всё», — процитировал Сатурмин небезызвестную мне особу. Почему-то мне кажется, он ещё и плечами при этом пожал и руками развёл со значением.

— Что ж, пусть так, — пришёл к каким-то своим выводам Ректор. — Деталь интересная. Объясняет многое. Но, в целом, в ситуации ничего не меняет: если Долгорукий будет молчать, то и Американцам будет не с руки позориться, заявляя о пропаже целого Авкапхуру с выводком… Но… если Юрий — её ученик, то…

— Можешь не сомневаться.

— То нас сейчас слушают.

— Так я же ничего плохого ни про него, ни про неё не говорил, — прозвучал торопливый ответ Сатурмина.

— Я тоже, — сказал Ректор. — Но, как у вас говорят: «Бережёного бог бережёт»… — после чего произошло что-то, чего я не успел понять, но каплю своей Воды, оставленную в кабинете, я чувствовать перестал. Чуть не споткнулся на бегу из-за резкого возврата всего внимания в своё тело.

Неприятно, но… на что я надеялся, пытаясь подслушивать за Богатырём и Паладином? Минимум, одним Паладином…

Глава 9

Когда вечером, после захода солнца, возвращаясь с тренировки по узкой и слабоосвещённой дорожке возле ограды много лет уже не работающего детского сада, чьё здание и территория пришли уже в совершеннейший упадок, встречаешь… человека за два метра ростом, с разворотом плеч, как у медведя, поджарого, спортивного, с качественно набитыми костяшками на очень правильно прокачаных руках, от «добродушной» улыбки которого начинают шевелиться волосы на затылке, который ждёт именно тебя и улыбается именно тебе… это очень необычный опыт.

Не знаю, лет пятнадцать назад, я бы, наверное, онемел от такой вот встречи. Или поседел. Сейчас… сейчас я остановился и сказал.

— Здравствуйте, могу я пройти? — причём, удивляясь самому себе, отметил, что даже голос не дрожал при этом. Всё ж, бытие учителем накладывает заметный отпечаток на человека, его реакции и поведение. Причём, даже больший, чем бытие военным.

— Здравствуйте, — неожиданно вежливо ответил этот человек, которому я, в лучшем случая, до груди бы лишь мог допрыгнуть. Кстати, довольно молодой человек, как я смог рассмотреть за то время, что мы стояли друг напротив друга. Наверное, лет на десять меня моложе. Если не более. Крепкий, спортивный, молодой, высокий, с длинными сильными руками и ногами. В прямой схватке с таким мои шансы стоило бы оценивать, как исчезающе малую величину. В прямой… Если до неё довести. Чего я делать не собирался совершенно. Оценивал же собеседника лишь по устоявшейся за время занятий всякими БИ привычке. На автомате, можно сказать. — Француз, если не ошибаюсь?