Урожай Смерти (СИ) - Магнус Гэвин

Душа — это ты. Ты и есть душа.

Сложно сказать, сколько в этом было правды. В какой-то степени, определённо, так оно и есть… Все известные мне источники сходились на том, что душа бессмертна, и поэтому я не особо волноваться насчёт каких-либо последствия для себя, проводя над собой любые ритуалы. Но здесь и сейчас, сидя перед неприступной крепостью и перебирая весь свой немалый арсенал, я внезапно понял одну странную вещь.

Практически ни одно из проклятий, что я знал, ни один ритуал, ни один приём, не затрагивал душу мастера смерти, что использует его. Душа была истоком силы, направляющей дланью способностей, но почти никогда — целью. Единственным исключением было обращения самого себя в лича, что имело родство с созданием других видов высшей нежити: но и это не несло в себе никаких кардинальных последствий, банальная привязка души к телу, ровно как и для других видов высших немертвых.

И именно этот путь мой демонический наставник считал тупиком. Была ли здесь связь? Был ли умысел в том, чтобы учить меня именно так, не влияя на собственную душу напрямую? Была ли причина у мастеров смерти опасаться затрагивать самих себя? Он учил меня качественно, я не сомневался. Но учил отнюдь не всему, что знал... Мастер смерти — еще не мастер всех мистических искусств, и даже не магистр...

Пожалуй, я неплохо знал то, что можно было назвать магией душ. Понимал, как пленить чужую душу и привязать её к телу или даже предмету. Знал, как пытать и искажать её, как подчинить себе и как создать из неё солдата или слугу. Знал, как использовать её силу в ритуалах…

Душа — прочная штука. Даже искусство смерти не могло уничтожить её, по крайней мере, я не знал способов… Но вот повредить или исказить — возможно. И теперь я поневоле задумался: если я способен повредить чужую душу… То способен ли навредить своей? Сам того не осознавая?

Я медленно принялся перебирать собственные эксперименты. Давным-давно, ещё перед отправкой на север, я провёл над собой частичный ритуал обращения в лича, дублирующй связь души с телом: одна из первых моих придумок, своеобразная страховка на случай внезапной смерти. Затем было создание глазоеда… Именно тогда я применил тотально непроверенные экспериментальные методы на практике, пытаясь создать псевдожизнь, выворачивая собственную волю и собственные способности наизнанку: и это обернусь припадком странного помешательства, после чего я отказался от продолжения экспериментов. А затем было бессмертие…

Я всё ещё чувствовал его в себе, отчётливо, как неотъемлемую часть себя, и хотя прошло всего несколько лет, мне казалось, что это чувство было со мной целую вечность. Словно несокрушимые адамантовые цепи чьей-то воли приковывают меня к этому миру… Стоит лишь потянуть за них, и закроется любая рана, одно желание, и мир соберёт новое тело словно бы из ничего.

Лежал ли путь к победе здесь и сейчас через мое бессмертие? Вероятно, я смог бы обратить себя в прах, и собраться заново чуть дальше, чуть выше по скалам... Но подняться так по километровой дороге? Сколько раз мне придеться испытать собственный разум на прочность, обращая самого себя в прах, чтобы избежать лавины? Сотни или тысячи?

Это определенно станет чудовищной нагрузкой на разум, от которой можно сойти с ума. И, что тоже имеет значение: прямой нагрузкой на саму мою душу...

Однако это было именно тем, чего мастера смерти избегали. Избегали намеренно, и сейчас я отчётливо понимал, что некоторые ритуалы, вообще-то, были, пожалуй, слишком усложнены: и если пропустить часть проклятий через свою душу, возможно, они давались бы легче, могли даже усилиться...

Если подумать, именно так и родилась моя чёрная молния. В душевном порыве ярости, что сплёл знания воедино… Проклятья ведь можно формировать по-разному. Подавляющее большинство создавалось либо внутри своих каналов смерти, либо окончательно формировалось уже рядом с телом, сплетаясь из нитей прямо рядом с мастером смерти.

Я сплетал черные молнии прямо в своей душе. Именно поэтому они убили меня в момент первого применения: выплеснувшись наружу, мощь удара оказалось такова, что мне просто не хватило контроля сфоксировать их так, чтобы не убить себя. Затем, потренировавшись, я конечно приспособился выпускать их слегка иначе... Хотя даже так это наносило тяжелые раны, что не перекрывались даже королевской регенерацией: приходилось задействовать бессмертие.

Но какова была цена этого? Ведь если хорошо подумать… Каждой такое воскрешение или исцеление напрямую влияло на мою собственную душу. Я не чувствовал никаких изменений, ни слабости, ни утраты сил, скорее наоборот: могущество лишь росло, а запас сил казался почти бездонным. И все же было в магии душ нечто странное, словно скрытая тайна, что-то, чего боялись и избегали те, кто были первопроходцами и основоположниками известного мне искусства смерти.

Чего же вы боялись, великие отцы-основатели? Те, кто были безжалостны достаточно, чтобы разработать комплексы проклятий, способные уничтожать целые города, если не страны… Те, кто первыми выжигал в мире путь своей волей, создавая молнии смерти, дробящие скалы? Повелители легионов, способных опустошать миры?

Наверное, я ещё мог дать заднюю, если хорошо подумать. Я не чувствовал необратимых последствий: но, с другой стороны, как часто мы замечаем, что изменились сами по себе?

— Ты была первой, Мелайя. — негромко заговорил я, не отрывая взгляда от пламени костра. — Скажи мне, я сильно изменился с тех пор, как мы встретились?

— Мы все меняемся. — присела рядом охотница. — Такова природа жизни.

— Это не ответ. — покачал я головой.

— Может быть. — пожала плечами иссушающая жизнь. — Имеет ли это значение? Клятвы были даны, выбор сделан. Люди не предают своих лидеров только потому, что те стареют и меняются с возрастом. Тебя интересует что-то конкретное?

Я тяжело вздохнул.

— Я думаю о практиках искусства смерти, которые могут влиять на душу и сознание самого мастера. Быть может, на ранних этапах это незаметно, но я уже зашёл очень далеко. Если однажды кто-то спросит тебя о том, каким человеком на самом деле я был… Чтобы ты ответила?

Охотница надолго замолчала, задумавшись. Вместо неё заговорил Итем:

— Мы все меняемся через магию, которой владеем. Пылающие души повелителей пламени не зря называются таковыми. Такова природа силы сотворения: она меняет нас, выковывая нечто новое из наших душ. Нечто большее, лучшее… более могущественное, наконец. Я помню, однажды, будучи ещё мальчишкой, я попытался создать огромное пламя, чтобы впечатлить одну девчонку… Мне почти удалось, но боль была почти нестерпимой: словно саму душу прожигало насквозь от перенапряжения.

— Мой наставник говорил, что если шаман слишком сильно перенапряжёт свою Эа, он может лишиться возможности говорить с духами. — задумчиво произнёс Вотал. — Иногда на месяцы, иногда на годы… А иногда до конца его дней.

— Я восстанавливался больше двух месяцев, прежде чем смог вновь зажечь огонь. — кивнул Итем. — А затем ещё некоторое время боялся браться за что-то серьёзное, боялся, что вновь потеряю способности. Но я помню, как в те дни мой учитель сказал мне то, что я помню до сих пор: души бессмертны, Итем. Единственный способ сломать тебя, это если ты сам позволишь себе сломаться. Неважно, сколько сильна боль, и неважно, каковы риски. Ты — повелитель пламени, пылающая душа нашего мира. И ты будешь им до тех пор, пока сам того хочешь. Никто не в силах отобрать это у тебя.