Искательница бед и приключений (СИ) - Корсарова Варвара

Однако прошлое решило хорошенько напомнить о себе напоследок. Завернув за угол, я столкнулась с полным черноволосым типом в дорогом, но потрепанном костюме. От мужчины несло ячменным пивом и помадой для волос.

– Джемма? Лопни мои глаза, Джемма! – гаркнул он.

Я подняла глаза и обомлела.

Муллим! Это Муллим собственной персоной! Контрабандист раздался вширь, обзавелся окладистой бородой, золотыми кольцами в ушах и тюремной татуировкой на шее.

– Знал, что Гумари рано или поздно приведет тебя ко мне! – зловеще сказал он, потирая руки. – И как вовремя! Ну, иди сюда, дорогая, потолкуем. Вспомним старое!

Муллим потянулся к карману, где, если привычка ему не изменила, он обычно держал раскладной нож.

В ответ на любезное приглашение я повернулась на каблуках и дала стрекача, проклиная себя на все лады.

Идиотка! Ну вот зачем меня понесло в Мышиное гнездо?! Будто не знала, что добром это не кончится!

Ходу, Джемма, ходу!

Удирать от недруга в лабиринтах улочек Хефата – одно удовольствие. Конечно, если ты этот лабиринт знаешь, как свои пять пальцев. А уж я-то излазила его вдоль и поперек.

Кроме того, я рассчитывала, что из-за лишнего веса и дурных пристрастий Муллим подрастерял былую прыткость.

И ошиблась во всех расчетах.

Потому что за восемь лет перемены все же коснулись Мышиного гнезда. Мою любимую дыру в заборе заделали, в проулке возле лавки специй появилась стена, а Муллим оказался упорен. Его пыхтение и вопли неслись вслед и не затихали.

Я стремглав промчалась по Беззубой улочке, свернула в подворотню и выскочила у Ослиного фонтана. Тут врезалась в тележку с апельсинами, которую катила замотанная в шаль старушенция.

– Простите, почтенная! – крикнула я, не оборачиваясь.

В ответ мне донеслось:

– Уж взрослая стала, а нормально ходить так и научилась, Джа-Му! Позор на твою глупую голову! Налево сверни, там ворота открыты!

– Уйди с дороги, карга! – прорычал Муллим.

– Муллимка, негодяй паршивый! Вот я пожалуюсь твоей бедной матери!

Смачно чавкнул гнилой апельсин, который старушенция метнула в спину Муллима.

Имхара, ну конечно, это была Имхара! И как я ее не узнала!

– Счастливого возвращения, Джа-Му, радость глаз моих! – воскликнул Ганур, заклинатель мангустов, который прикидывался безногим. Наверное, он так и просидел все восемь лет у стены чайной. Ганур вскинул флейту и проиграл веселую мелодию, а его мангусты хором заверещали.

Я помахала рукой Гануру, юркнула в открытые ворота и попала на задний двор ковровой мастерской. Здесь на ходу поздоровалась с Ханханом, хозяином, и он даже успел предложить мне шерстяной половик со скидкой.

После чего выскочила в Гнилой переулок – а там уже и до главной улицы рукой подать, там Муллим поостережется ко мне лезть!

Рано обрадовалась – рука Муллима цепко схватила меня за локоть и дернула. Контрабандист раскраснелся, тяжело дышал, а с его напомаженных волос стекали ошметки гнилого апельсина.

– Полиция! – заорал он. – Держи вора! То есть, вориху! Воришку!

– Отпусти! Я ничего у тебя не крала, а забрала свое! И когда это было!

– У предательства нет срока годности, несчастная! – с надрывом выпалил Муллим.

– Что происходит? – к нам подошел сердитый усатый полицейский.

– Любезный, это моя младшая жена, – засюсюкал Муллим. – Она сбежала от меня и украла... все сбережения! И мое сердце! Я должен вернуть ее домой. Дети рыдают, мамочку зовут!

Муллим прижал меня к груди, да так, чтобы я уткнулась лицом в его пиджак и не могла ни слова сказать в свою защиту.

Его пропахшая розовым маслом и табаком борода лезла мне в глаза и рот, я плевалась, крутилась и пиналась, пока Муллим торопливо объяснялся с полицейским. Чего только он ему не наплел!

– Пойдем, дорогая, поговорим дома, – ласково пожурил он меня и даже не охнул, получив кулаком в живот. – Видите ли, любезный, у моей женушки бурный темперамент! Но я все равно ее нежно люблю и готов простить ей все.

И Муллим смачно чмокнул меня в макушку. Однако при этом больно ущипнул за бок.

– Уведи ее! Решайте семейные дела дома, тут у нас приличные господа ходят, – сурово выговорил полицейский.

– Слушаю и повинуюсь! – радостно воскликнул Муллим и потащил меня обратно в Гнилой переулок.

Я изо всех сил упиралась и отбивалась, но он успел завести меня далеко. Как вдруг контрабандист пискнул, разжал руки, сделал пару шагов, уткнулся лбом в стену, да так и замер.

– Уже успели найти приключения? – спросил доктор Иверс, потирая кулак. – Кто это бородатый боров? Ваш давний поклонник? Друг детства?

– Угадали, – несмотря ни на что, я чуть не рассмеялась от облегчения. Да я была готова расцеловать Иверса, пусть потом об этом и пожалею!

– Понятно... – Иверс сделал шаг к Муллиму – явно не затем, чтобы пожать ему руку и представиться по всем правилам.

Негодяй вовремя очнулся и дал стрекача. Бежал на удивление шустро, прижав локти к жирным бокам и мелко перебирая ногами. Иверс не стал его преследовать.

Профессор стоял, заложив руки в карманы, и смотрел на меня недобро.

– Что вас занесло в этот квартал – на мою удачу? – я рискнула улыбнуться Иверсу.

– Меня перехватил у отеля какой-то оборванец с дудкой и мешком полосатых крыс. Сказал, что вам не помешает помощь.

– И она не помешала, – вздохнула я. – Кстати, у Ганура в мешке не крысы, а мангусты.

– Давайте выпьем чаю, и вы мне все расскажете, – Иверс направился к чайной «Пещера Миндаля» – той, где хозяином одноглазый Сераф.

Сераф оказался на месте и даже не поседел за года, только повязку на глазу сменил на бархатную, с золотой вышивкой – видать, дела у него шли неплохо.

Он сразу узнал меня, рассыпался в цветистых приветствиях, просил передать свое почтение родителям. После провел нас в укромный закуток, где скамейки устилали пышные ковры, и принес пиалы и чайник с мятным чаем. Да еще выставил тарелку с финиковым печеньем – бесплатно.

Иверс шумно отхлебнул из пиалы, отфыркался, и сурово велел:

– Рассказывайте.

Я пожала плечами.

– Муллим – мелкий контрабандист и. искатель древностей без лицензии.

– То есть, грабитель захоронений, как ваш отец? – без обиняков уточнил Иверс.

Я поежилась и кивнула. Многое же профессор, оказывается, обо мне знает.

– Ну да. Муллим за мной ухаживал одно время. Мне тогда семнадцать было, ему... лет двадцать, наверное.

– И вы его поощряли?

– Ни в коем случае! Терпеть его не могла. Думаю, ему не столько нужна была я, сколько мой дар искателя.

– Ну, думаю, вы его тоже привлекали, – оценивающий взгляд Иверс пробежался по моему лицу, спустился ниже и остановился на вырезе блузы. Потом он опомнился и отвел глаза. – Вы девушка яркая и с острым языком, – сказал он оправдывающимся тоном. – У таких обычно много поклонников.

Я сердито отмахнулась.

– Однажды Муллим подкараулил меня и потребовал, чтобы я помогала ему искать древние могилы. Пригрозил, что иначе моему отцу не поздоровится. И я испугалась, потому что Муллим водил компанию со всяким отребьем и не расставался с ножом.

– А что сказал ваш отец?

– Ничего... Муллим велел молчать.

– Он вас запугал? – искренне удивился Иверс. – Не думал, что кто-то на это способен.

– Мне тогда было лишь семнадцать! – возмутилась я. – Вы не жили в трущобах Хефата и не знаете, что это такое – ходить да оглядываться. Я стала помогать Муллиму. Во время наших с отцом походов примечала места захоронений, но отцу о них не сообщала, а отмечала на карте и передавала Муллиму. Но он становился все настойчивее. Потребовал, чтобы я вышла за него замуж и всюду его сопровождала в вылазках. А потом я уехала в Сен-Лютерну. Передала Муллиму последнюю карту с отметками могил, да только накануне сама к ним наведалась и забрала оттуда кое-что... серебряные бусины, серьги, подвески, поющие чаши. Продала их перекупщику и на эти деньги жила в Сен-Лютерне почти год.