Искательница бед и приключений (СИ) - Корсарова Варвара

– И как вы на это решились, думая, что вашему отцу грозит опасность?

– В том-то и суть, что опасность ему не грозила! Я в его дела не вникала, и слишком поздно узнала, что отец, оказывается, водил дружбу с полицейским комиссаром и находился под его защитой. Муллим не посмел бы ничего сделать отцу. Он меня провел.

– Водил дружбу – то есть, делился с комиссаром награбленным? – нахмурился Иверс. – А тот закрывал глаза на его незаконую деятельность?

Я промолчала, сделав вид, что ужасно заинтересовалась чаинками на дне пиалы.

– Бурная же у вас была юность, Джемма.

– Не всем повезло родится в богатой образованной семье, как вам.

Иверс покачал головой и вздохнул.

– Вот, значит, почему вы не хотели возвращаться в Афар. А я-то подумал, что вас удерживают какие-то глупости, вроде разбитого сердца. Что у вас тут остался неверный возлюбленный, или еще какой идиот, готовый и дальше портить вам жизнь.

– У меня тут остались только неприятные воспоминания, и никаких возлюбленных, – отчеканила я.

– Не может быть, – не поверил Иверс. – Прямо-таки ни одного?

– Ни одного. Да и какое вам дело?

Взгляд профессора вдруг смягчился.

– И верно – никакого. Но мне будет спокойнее, если я буду знать, что вас не ждут в Афаре другие сюрпризы вроде Муллима.

– Муллим трус, мелкая сошка. Скоро мы уедем из Хефата, и он меня забудет.

Иверс задумался. Опустил глаза, побарабанил пальцами по столу. Цокнул языком.

– Джемма, касательно вашего прошлого... Теперь мне многое стало понятно... – начал он, но вдруг передумал продолжать, стиснул губы и покачал головой. Вздохнул, потер затылок и неожиданно сменил тему:

– Кстати, Джемма, посмотрите обновленный список: все ли у нас есть для отправления? Мы проверяли перед отъездом, но вдруг нужно что приобрести?

Иверс придвинул мне блокнот. Я сделала вид, что изучаю записи, хотя глаза впустую бегали по строкам.

После стычки с Муллимом я разволновалась, начала болтать, но возбуждение прошло, и меня сковало от неловкости. Я сердилась на себя.

Ну вот зачем поделилась с Иверсом своей историей?

В Афаре грабить захоронения не считалось чем-то зазорным – промысел как промысел, не хуже других. Власти, разумеется, смотрели на это иначе. Но я была лишь девчонкой, которая помогала отцу. Какой с меня спрос?

Все же я обычно не рассказывала о своем детстве. Не потому, что стыдилась. Просто не любила глупых вопросов, недоумения. Столичные жители плохо представляют жизнь в Афаре, воображают себе всякий вздор. А моя история как будто этот вздор подтверждала.

Знали о моем прошлом немногие – мой куратор в академии, пара студенческих подруг, Абеле Молинаро.

Мне ничего не стоило соврать Иверсу, обойтись полуправдой. Но я выложила все не задумываясь. Может, от того, что меня не волновало его мнение? С врагами можно не притворяться; они и так видят в тебе худшее.

Но профессор принял мою историю спокойно. Даже с пониманием. Это, как ни странно, настораживало. Я чувствовала подвох.

Через силу я включилась в обсуждение скорого отъезда. Привычный обмен колкими репликами дал мне прийти в себя.

Мы жарко спорили, но серьезной стычки не случилось.

Даже Иверс это заметил.

– Мы беседуем уже час и ни разу не поругались, – он задумчиво почесал щеку.

– Невероятный прогресс, – подтвердила я не без иронии.

– Глядишь, и друзьями станем.

Тут я не удержалась от скептической гримасы.

Друзьями? Ну, это он хватил лишку. Разговаривать без оскорблений еще не значит подружиться.

И тут меня осенило.

Нет, мы не друзья. Но больше и не враги. Мы – сообщники. Нас объединяет сомнительная цель. Мы говорим на одном языке. Делим риск и опасность на двоих. Вместе мы уже пережили немало передряг, не раз выручали друг друга. Готовы и дальше прикрывать спину партнеру. Но можем и поставить подножку, если ставки повысятся. Каждый изучает сильные стороны другого, учится терпеть его недостатки, но не обязан изображать любовь и понимание. Мы всегда будем говорить друг другу неприятную правду. Будем увлеченно ругаться, язвить и задирать друг друга – и находить в этом удовольствие.

Иверс словно услышал мои мысли – или прочитал их на моем лице. Потому что вновь решил затеять выяснение отношений!

– Послушайте, Джемма... в прошлом у нас были разногласия, – начал он, когда мы выходили из чайной. – Но уже уйма времени утекло и многое изменилось. Все же хотелось бы знать: что вам во мне не нравится?

– Честно сказать? – растерялась я. Сегодня Иверс словно задался целью изумлять меня как можно чаще.

– Разумеется.

– Почти все, доктор Иверс, уж простите мне прямоту. Вы самоуверенный грубиян. Вы не считаетесь с чувствами других людей.

– Перевоспитывать меня уже поздно.

– И не собираюсь.

– Ладно, пойдем от другого. Что вам во мне нравится? Что входит в ваше «почти»?

– Почему вы спрашиваете? – я глянула на него с подозрением.

Солнце золотило его волосы, он энергично размахивал рукой в такт шагам и смотрел на меня сверху вниз с легким раздражением.

– Потому что мне важен успех экспедиции, а о каком успехе может идти речь, когда ее участники на ножах? Нам нужно найти точки соприкосновения. Если вы сосредоточитесь на тех моих чертах, что вам нравятся, вам будет легче переносить мою компанию.

Он встал у мраморного фонтана и сунул руки в карманы.

– Ну, Джемма, давайте. Подумайте хорошенько и назовите, что вас во мне восхищает.

Я чуть не расхохоталась от такой самоуверенности.

– Уж точно не то, что вы напрашиваетесь на комплименты.

Профессор высокомерно приподнял бровь, но в уголке его губ пряталась едва различимая улыбка.

– Ладно, тогда я начну. Вот вам не пустой комплимент, а чистая правда. Вы решительная. Упрямая. И на вас приятно смотреть.

– Что?!

– Ну да, – кивнул он, даже не моргнув. – У вас красивые глаза и оливковая кожа. А в этом наряде вы выглядите очень… кхм... миленько.

– Вся последняя часть была лишней. Вам стоило остановиться на «упрямой».

– Ну мы же решили говорить правду.

Он замолчал и уставился на меня выжидающе, покачиваясь на каблуках. Неужели ждет ответной похвалы его мужской стати?

Я обескураженно пожала плечами, и вдруг мои щеки налились жаром. Потому на ум пришло несколько комплиментов, которые, разумеется, я не собиралась озвучивать.

У профессора атлетическое сложение и горделивая осанка. Серые пронзительные глаза, густые брови, выразительные складки у носа. Голос, что пробирает до мурашек. Иверс интересно рассказывает. Не лезет за словом в карман. Всегда любопытно, какое новое ругательство он придумает.

– Ну... вы элегантно одеваетесь и часто моетесь, – выдавила я. – Не выношу неопрятных мужчин. И вы аккуратно подстригаете бороду и не смазываете ее маслом. Вот самое большое ваше достоинство.

Профессор сардонически усмехнулся.

– Вот видите! С этим можно работать.

– Еще вы неплохо кулаками машете.

– Благодарю, – он церемонно поклонился, а потом сверился с часами. – Ладно, Джемма, давайте-ка поторопимся. Нужно успеть пообедать. Вечером явится Аджиб, наш проводник. Еще один член команды.

Мы ускорили шаг, но беседа продолжилась – к счастью, на нейтральные темы.

– Джемма, расскажите о своей жизни в Хефате, – потребовал профессор. – Вот этот ваш знакомый оборванец. Гунар? Первый раз вижу заклинателя мангустов. Заклинателей змей тут полно, но какая польза от мангустов?

– Они сообразительные, он научил их разным трюкам и неплохо на них зарабатывает. Гунар знает все, что происходит в городе. Наверное, он видел, как мы вместе прибыли в отель, и поэтому позвал вас на помощь.

Остаток пути я читала Иверсу лекцию о нищих Хефата и разных отраслях их нелегкого ремесла. Профессор задавал вопросы и удивлялся, и однажды я поймала себя на том, что смеюсь в ответ на его шутки.

В вестибюле к нам обратился портье.

– Доктор Иверс, вас ожидают. Прошу, сюда.