Костёр и Саламандра. Книга третья (СИ) - Далин Максим Андреевич

— Райнор, ну что ты, ну не сердись, пожалуйста, — сказал Ларс самым примирительным тоном. — Я же не потерялся! Я просто сначала спрятался в лесу: мне дядя Трай говорил, что надо в канаву, если обстрел, я и в канаву, где папоротник растёт. А пока лежал в канаве — ну… как бы почувствовал. И пошёл посмотреть. Далеко, да, но им же там плохо было — вот я и пошёл. А там мёртвые дяденьки-солдаты, один мне говорит: «Ты же мог бы нас отправить на лоно Господне, да, малой? А мы за тебя будем Бога молить…»

— Какие мёртвые солдаты?! — рявкнул Райнор, в точности как я. — Ларс, ну ты что? Ты что, не знаешь, куда идти мёртвым?

— Ну Норси, ну они же не могут! — сказал Ларс таким тоном, будто это само собой разумелось. Очень рассудительно. — Во-первых, их застрелили, а тела утопили в болоте. Вот в этом болоте, тут рядом лужа. А во-вторых, это же не наши солдаты, они боятся.

— Ещё и враги! — Райнор здорово сдержался, чтоб не врезать по воде кулаком.

— Не кипятись, братец, — улыбнулся Ричард. — Давай я к ним схожу? К Ларсу, к тем мёртвым? И всё выясню?

— Вали, — мрачно разрешил Райнор.

— Ура! — обрадовался Ларс.

На том безумный разговор и кончился, а Ричард обернулся филином — всё-таки вампиры ужасно задаются тем, что умеют летать! — и отправился в лес. И я до задыха, до жаркого восторга пережила с ним этот полёт в лунном тумане, когда лес лежит где-то внизу, как сказочная карта, вышитая мохнатыми чёрными и серыми нитками.

Сказка, а не полёт. Если бы ещё не зарево фронта на горизонте.

А на вытоптанной полянке у кромки болота, под и замшелыми кривыми чахлыми елями, рядом с брошенным лесным хутором — без огней и ворота настежь — Ларс и призрак молодого солдата, улыбчивый парень с пулевой дырой во лбу, сидя на корточках, азартно играли в рыбки-крабики на пальцах. Ларс выигрывал.

Но он мгновенно отвлёкся от игры, увидев Ричарда. А солдату очень явственно захотелось развоплотиться совсем или провалиться сквозь землю — он как-то удержался в более или менее отчётливой форме, как я поняла, только потому, что доверял моему белому совёнку полностью.

А совёнок кинулся к Ричарду со всех ног:

— Ой, Ричи, это здорово, что ты здесь! Знаешь, я как разведчик, я ужасно много узнал, я такое могу рассказать! Полезное! И Гарвин тоже расскажет. Да, Гарвин?

Призрак совсем растерялся, развёл руками, пожал плечами и пробормотал:

— А я-то что, прекраснейший мессир… я ж ничего… меня убили вот… и всё. Болото держит… парнишка вот обещал отвязать, ребят отпустил, а я остался вот… пока не прибудет ваша милость. Присмотреть, значит, за парнишкой — чтоб ему не страшно было одному.

Ларс посмотрел на него с укоризной:

— Я ж ничего не боюсь! Я-то думал, ты просто по дружбе остался… А так бы я ж тебя со всеми вместе отпустил, что ты мне не сказал?

Призрак виновато ухмыльнулся, снова пожал плечами и погладил Ларса по голове. Ничего вражеского не было в этом парне, как и в Ричарде, — просто бедолага, попавший в кровавые жернова.

— А ты впрямь дезертир? — спросил Ричард. — Коль да, так повезло тебе, братишка, что просто застрелили. Могли бы запросто и жруну скормить.

— И скормили бы, мессир, — сказал Гарвин. — Да только ротный у нас — душа-человек, что смог, то для нас и сделал. Особист, значит, говорит: смотри, отвечаешь за них, попытаются удрать — в расход гадов. А сам пошёл жруна звать. Трава же здесь, звезду начертить негде — так он пошёл места поискать, с подкрыском своим, штабным адъютантом, тоже из особых. Вон, в усадьбе этой, на дворе — звезда ещё немного видна. А ротный и говорит: давайте, говорит, парни, раз уж так вышло, мы вас при попытке к бегству — того… и в болото. Не достанут они из болота, вот те Сердце и Роза.

Ричард, слушая, потемнел лицом.

— Да вы так не огорчайтесь, мессир, — сказал Гарвин. — Всё же прошло уже. А ругался-то он, особист-то — ох и ругался! Такими словами, какие и не повторишь: язык отсохнет. Но вот же умора-то: жрун на нас с Чаком и с Дабри слепой дырой без глаз пялится, дым из дыры пускает, а достать, по всему видно, не может. Мы, быть может, и не Божьи — ну так и не его! Верно говорю?

Ричард кивнул.

— А особист, — продолжал Гарвин почти весело, — ка-акого из себя ведьмака корчил! Самого что ни на есть мудреца: с адом, мол, может разговаривать, вот, жрун его слушается! А только ведьмак-то он по бумажке, ничего толком не может, ничего не смыслит. Мы, значит, стоим чуть не за спиной у него — и смехом давимся, потеха! Жрун, значит, чует, а он, значит, нет!

Ларс хихикнул и взглянул на Ричарда, будто приглашал его тоже посмеяться, но Ричарду было не до смеха.

— Потом они ушли, — сказал Гарвин. — А мы, значит, поняли, что не выбраться нам отсюда. Так и будем веки вечные сидеть у этого болота. День сидим, два сидим… Вроде и не тяжело, и не больно, а на душе муторно: фронт грохочет, да в небе видно, как жруны рассекают, ищут себе поживу. Дезертиры мы, думаю, дезертиры и есть: свою шкуру спасли, а сколько народу даром гибнет… Прямо чувствуется, как бедные души стонут. Но что ж мы поделаем? Разговаривали между собой, разговаривали — да только так ни до чего и не договорились, а решили, что сидеть нам тут, пока ад не замёрзнет. Колода карт у Дабри была — так мы втроём всё резались в три глазка… Но как прибережцы в наступление пошли, что-то стало нам страшно.

— Чего духам бояться? — тихо спросил Ричард.

— А вот этой самой бабы, мессир, — так же тихо сказал Гарвин. — Бабы этой.

— Да, Ричи! — закричал Ларс. — Этой леди!

— Мёртвой? — спросил Ричард.

Ларс и Гарвин серьёзно переглянулись.

— Да нет вроде, — протянул Гарвин. — Вроде живая.

Ларс покивал:

— Вроде да, а вроде и не совсем, точно.

Ричард присел рядом с ним на корточки.

— Дружочек, — сказал он, — Гарвин — понятно, он просто братишка окопный, где ж ему знать, необразованность… но ты-то учёный человек, ты при дворе был. Тебя сам мессир Валор учил, сама леди Карла. Как ты-то можешь не понимать, живая леди или мёртвая?

Ларс очень огорчился, шмыгнул носом и пожал плечами, как Гарвин:

— Ну прости, пожалуйста, Ричи, я сам не знаю почему, только почему-то я не понимаю.

— Ладно, хорошо, — сказал Ричард. — Тогда расскажите мне, братцы, что в этой леди такое уж страшное. Она ведь не вампир, да?

Ларс уверенно и отрицательно потряс головой. Гарвин уточнил:

— Это вы, мессир, вампир? Нет, тогда она — точно нет. Вы, прошу прощения, холодный, да только изнутри светитесь, а баба — она, значит, тёплая. Горячая даже. Зыркает — и в жар бросает от её этих гляделок. Но внутри она тёмная, чёрная даже.

— Ага, — сказал Ларс. — Горячая. Как… не знаю… не как демон, а как… ну как то место, куда демона звали. И грязная. Липкая. Но, ты понимаешь, Ричи, мы ж её не видели, ни я, ни Гарвин. Ни другие. Только чувствовали, как она смотрит прямо сквозь ночь. И как бы паутину такую, липкую… она её тянет-тянет — и бросит.

— А почему же вы решили, что она леди? — спросил Ричард. — Если не видели?

Ларс и Гарвин снова переглянулись, совершенно как равные.

— А потому что она баба, — выдал Гарвин. — Я уж не знаю насчёт леди. По-моему, никакая она не леди, а самая последняя девка. Похабно смотрит как-то. Но с чего я это взял — вы, мессир, хоть убейте меня ещё раз, я не понимаю.

Ричард почесал в затылке.

— Горячая… Слушай, Ларс, а она не некромантка часом? Мне Гелира рассказывала, был такой некромант, он умел через зеркало на ощупь искать… так, может, это горячее — Дар?

Ларс затряс головой:

— Ну что ты! Какая она некромантка! У некромантов Дар — как огонь, чистый. А у неё грязный, я ж говорю! И липкий! Знаешь, как жирная кастрюля в приюте — горячий и липкий. И она — наш враг!

— Ваш? — переспросил Ричард. — Прибережцев?

— Наш всехний! Не только прибережцев, а вообще всехний! — твёрдо сказал Ларс. — Но прибережцев — это уж точно! Это и есть разведка, Ричи. Важные сведения.

— Мы все её учуяли точно тогда, как прибережцы наступать начали, — сказал Гарвин. — И страшно же нам стало! Не знаю, как парнишке, а мне прямо показалось, что она в самое нутро мне смотрит. Будто сказать хочет: от начальства ты, хитрован, ушёл, и от жруна ушёл, а вот от меня не уйдёшь, я-то до тебя доберусь…