Перековка. Перевернутое Небо (СИ) - Игнатов Михаил

На половине пути к стенам я ощутил… нечто. Сгусток внимания, сгусток движения, волнение воздуха. Перевёл на него взгляд, не сбавляя шага.

— Хм, господин, любящий притворяться, ты стал сильнее, — раздалась мыслеречь Пересмешника.

— Или ты обленился и не стараешься в полную силу.

— А вот яд слов сильнее не стал.

Я на миг прислушался к себе, но не уловил ни малейшего следа возмущения или злости в себе. Хоть это хорошо. Как и то, что воротная площадь и в Истоке не вспыхнула под моими ногами.

Стражник на главных воротах при виде меня шагнул навстречу:

— Кто таков и куда?

— Атрий. Туда, — подбородком указал на Сестру, — гляну, что у вас в горах.

Стражник ещё раз оглядел меня и покачал головой:

— С такой силой ты неделю будешь выбираться до добытных земель. В каком ты союзе? У тебя хоть карта земель есть?

А вот это замечание вновь вызвало во мне волну хорошо ощутимого гнева. Я прикусил губу, кляня себя и дохлого духа, который словно всё сильнее лез из меня. Или не словно?

Старший стражников, Властелин, который осматривал всех уходящих и входящих, перевёл взгляд на меня, скользнул безразлично по лицу, опустил глаза к поясу, где висел кисет с моими кольцами, замер и сглотнул.

— Тихо-тихо-тихо, — тут же произнёс Пересмешник. — Я Травер, собрат Варгис. Это дело Знающих, просто выпусти этого Атрия из города, не привлекая внимания.

— К-хм, — ещё раз сглотнул Властелин Варгис, а через вдох внешне лениво окликнул стражника: — Что ты о нём печёшься? Нагуляется по горам, вернётся. Нет, стража на утреннем облёте подберёт.

Стражник обернулся на миг, пожал плечами и махнул мне рукой:

— Давай, вольный идущий, земли Сломанного Клинка ждут тебя. Но будь осторожен.

— Спасибо за напутствие, — кивнул я и шагнул сквозь врата.

Далеко отходить не стал. Так, ушёл чуть в сторону, забрался на сотню шагов по склону, только чтобы Исток стал виден лучше, да там и устроился. Вытащил заколку, что стягивала волосы в пучок, стянул маску, подставляя настоящее лицо освежающему морозному ветерку, вдыхал его аромат, просто глазами, безо всякого восприятия глядел на лежащий в долине город. Мой город, который мне необходимо оставить, чтобы разобраться в себе.

Квадраты поместий, в чьих окнах теперь так много света; твёрдые росчерки улиц, по которым снуют крошечные люди; портальная площадь, где то и дело вспыхивает крошечная искорка портала; главный квартал Сломанного Клинка, хвастающийся обильной зеленью среди этих холодных, покрытых снегом…

— Ты ещё откуда взялся… — услышал я удивлённый голос Пересмешника. — Эй, старик, а ну прочь отсюда!

Его голос разрушил всё тщательно выстраиваемое спокойствие, сломал то подобие медитации, которого я добился и которое даже захотелось поддержать мелодией циня.

Я скрипнул зубами, мотнул головой, отбрасывая волосы за спину и со злостью зыркнул влево, туда, где Пересмешник скинул с себя невидимость и заступил дорогу отлично знакомому мне старику. Тот как раз покачал головой и с осуждением проворчал:

— Ох уж молодёжь пошла. Каждый раз мне кажется, что я видел все бездны неуважения, но снова и снова находятся те, кому удаётся доказать — нет, старик, вот такого ты ещё не видел.

— Я что-то непонятно объяснил? — изумился Пересмешник, заступив дорогу старику-безумцу. — Прочь.

Одновременно с этим словом он выплеснул из себя строго отмеренную и направленную волну силы.

Она сдёрнула старика с места, протащила его три шага назад, бросила ему в лицо мёрзлое каменное крошево и снег из-под ног, но тот лишь крякнул, прикрылся на миг рукавом штопанного халата и невозмутимо спросил сам:

— А кто ты такой, чтобы что-то мне там объяснять? Вон, — с блеском в глазах кивнул старик, — сидит твой глава, пусть он решит, есть ли у молодых хоть толика уважения к старшим и выметаться ли мне прочь или нет.

Пересмешник покачал головой:

— Старик, в этом городе безумцев тебе бы по праву досталось первое место, — и шагнул к старику.

— Оставь, — толкнул я короткую мысль. Похлопал по камню рядом и с кривой усмешкой сказал: — Садись, старший.

Старик хмыкнул, с презрением глянул на Пересмешника, шагнул мимо него, едва ли не толкнув плечом. На ходу рукавом смахнул с себя грязь и снег и уже через пять вдохов ловко умостился рядом со мной.

Несколько вдохов он молчал, вместе со мной разглядывая город и суетящихся на его улицах муравьёв-людей, затем негромко сказал:

— А ещё я не раз думал, что в этой жизни меня вообще ничем больше не удивить. Но, встретив тебя, наконец понял, о чём она мне вечно болтала. Да, это интересно и будоражит кровь, заставляет очнуться от старческого безразличия.

Я, сам безразлично слушавший его болтовню краем уха, неожиданно понял, что меня что-то в ней царапнуло. Но вот что? Кляня свою невнимательность, настороженно спросил:

— О чём ты?

— Ох, не обращай внимания на стариковскую болтовню, — отмахнулся старик.

— Но это ведь ты пришёл ко мне, поругался с моим охранником, и ты произнёс эти слова. Я не тянул тебя за язык.

— Охранник, — усмехнулся старик и бросил взгляд туда, где недавно стоял Пересмешник. — Тигр, на старости лет отыскавший хозяина, котят и получивший надежду загрызть врага.

Я, до этого просто настороженный, теперь смотрел на старика, как на того самого Тигра, что внезапно сбросил чужую шкуру. Старик — безумец и уже не раз это доказал своими байками. Старик — ничтожество, не сумевший даже стать Предводителем. Но безумный и ничтожный старик не мог знать о Пересмешнике того, что он только что произнёс.

— Ты кто такой? — выдохнул я, выпуская из руки змея, моё пока единственное, пусть и сильнейшее оружие.

— Охо-хо! Такой молодой, а уже такой забывчивый? — рассмеялся старик. — Я твой старший, которому ты пообещал лечение, а затем отправиться и стребовать с предавшего меня друга долги.

— Вылечить я тебя обещал, а вот про бывшего друга такого обещания не было, — твёрдо ответил я, пытаясь увидеть глубину силы старика.

Но не видел ничего. Воин самое большее. Лужа, где дно едва прикрыто водой. Посвети ленивое солнце над таким полдня — и от воды и силы ничего не останется, да и дно схватится сухой коркой.

— Поглядим, что ты скажешь, — усмехнулся старик, — когда дойдёт до главного дела.

— Какого ещё дела?

— Главного, — старик поднял вверх палец, раздельно сказал, едва сдерживая смех: — глав-но-го. Ты пока разберись со всей той мелочью, что на тебя наваливается. Правильно разберись, не как с преградой, а как с испытанием.

Пересмешник едва слышно фыркнул из пустоты:

— Как будто господину было мало советников, ещё один появился. Кто ты такой?

Старик покосился через плечо и рассмеялся:

— А-ха-ха, кха-кха, — смех оборвался кашлем. — Никто. Я герой, который сражался со Зверями, людьми и сектантами; старший, чьи свершения переврали; старик, чей облик уже почти никто не помнит, но который готов делиться мудростью с молодыми.

— Если бы ты был по-настоящему мудр, старик, — тут же подначил его Пересмешник, — то разве влачил бы такое жалкое существование?

— Ох, — старик и не подумал смутиться. — Никакого почтения, никакого. Ха-ха-ха! — вновь рассмеялся старик. — Прям, как у меня в молодости. Так-то ты прав, верная тень: был бы я мудр, то разве оказался бы здесь? — но стоило Пересмешнику торжествующе фыркнуть, как старик добавил: — Но так-то и неправ. Я здесь именно потому, что мудр. Тебя-то теперь от господина верных не оторвать? — через миг старик хлопнул себя по коленям. — Ладно, на младшего поглядел, подивился, поболтал и посмеялся, пора и честь знать.

С этими словами он поднялся и ловко, пусть и оскальзываясь на неверном склоне, побрёл вниз, в снегу по колено. И два взгляда в спину его ничуть не смущали.

Это что сейчас было, вообще?

— Господин, — осторожно спросил Пересмешник. — Мне его вернуть?

Я не успел ответить, как в десяти шагах от нас с хрустом опустился в снег новый гость.