Костёр и Саламандра. Книга третья (СИ) - Далин Максим Андреевич

— Отлично! — сказала я.

Мне ужасно понравился замысел. Действительно, тащить во Дворец тварь, которая ещё шевелится, — так себе идея.

Я достала саквояж-укладку, который в своё время очень удачно выпросила у жандармских медиков, и начала упаковывать туда наши инструменты для вскрытий, а Грейд наблюдал с интересом. Зато офицеры, которые так и сидели у стеночки, смотрели на меня квадратными глазами, будто я не инструменты пакую, а живых пауков или черепа.

— Вы что, мессиры? — спросила я, когда у меня уже одежда начала дымиться от их взглядов. — Что-то спросить хотите?

— Да нет, — сипло сказал пожилой офицер, глядя на секционный нож у меня в руке. — Нам всё ясно.

Тут сверху загрохотали сапогами — и я поняла, что это не только Ольгер и Норис идут. И в каземат вломилась целая толпа.

И ко мне кинулся мой совёнок Ларс, взъерошенный, с сияющими рубиновыми глазами и в жандармской шинели на его крохотный размерчик. Просто кинулся, как к старшей сестрёнке, — я его поймала в охапку, а он радостно выпалил:

— Леди Карла, а я еду на фронт, перелесцев бить!

— Что?! — поразилась я. — Так, мессиры, кто ребёнку голову ерундой забил?

— Ларс! — укоризненно выдал Норис, качая головой, и взглянул на меня виновато.

— Ну да, — вздохнул Ларс. — Простите, леди Карла. Не бить перелесцев, а сопровождать мессира вампира. Как некромант. Простите, мессир Норис, я… просто…

— Он впечатление хотел произвести, — сказал Ольгер нежно и растрепал белоснежную чёлку Ларса.

— Ларс, — сказала я, — не надо со мной так шутить. Я же от страха умру, я же девочка, а ты меня пугаешь.

Он обнял меня за талию и прижался щекой — и я его обняла. Странное было ощущение… не просто резонанса некромантского, хотя в резонанс мы немедленно вошли, а…

— Дурачок ты, братишка, — сказала я и поправила ему воротник шинели. — Ты же ещё совсем маленький, не надо тебе на фронт.

— Простите, Карла, — сказал Норис виновато. — Мне просто больше некого отправить. Ален в патруле, ему и отдыхать-то особенно некогда. Байр и Норвуд работают в госпитале, их там заменить некем… пашут, как взрослые. Жейнар состоит при мессире Раше, телохранитель и по особым поручениям. А Ларс состоял при мессире Броуке… но тут дело такое, кровь из носу надо отследить, чтобы Ричард доехал до фронта хорошо. Так что мессир Броук его отдал. Ну а что делать-то? Мы же не можем графа забрать! Он работает в трёх направлениях сразу!

И у Ольгера сделался виноватый вид, до кучи.

— Вы там, в жандармерии, полоумные все, — буркнула я. — И Ольгер с вами заодно. Это же правда на фронт!

— Это только санитарный эшелон, — сказал Норис, отводя взгляд. — Не до передовой, не думайте. И там их встретит мэтр Райнор. Карла, дорогая, ну подумайте: каково Ричарду будет в поезде, где кто-нибудь из солдат может заглянуть в гроб просто из любопытства? И вон эти, — и кивнул на служивых, — кто ж знает, что им в голову может стукнуть. Боятся же.

— Мне не нравится, — сказала я. — Я всё понимаю, и всё равно не нравится.

— Смотри, — сказал Норис, глядя наконец мне в лицо, — с ним поедут Хагон и Трай. Это проверенные люди, мои личные люди, мы с ними бывали в тех ещё переделках. Они просто с Ларсом поедут: он их знает хорошо, он с ними работал.

— Ему девяти лет ещё нет, — огрызнулась я, но я уже не могла спорить всерьёз.

Норис был прав.

А Ларс, так и держа меня обеими руками, глядя своими дивными глазищами снизу вверх, выдал проникновенно:

— Ну леди Карла, ну пожа-алуйста! Со мной ничего не случится, честно-честно! Мэтр Хагон — у него такое чутьё, почти как Дар, а дядя Трай всегда со мной был в патруле, — и добавил шёпотом: — он умеет кроличков делать из носового платка.

Я чуть не разревелась.

— Ну да, — фыркнула я. — Ты, Ларс, такой ужас и кошмар, что узнают перелесцы, кто к ним едет, и сразу разбегутся кто куда!

А его эта глупая тирада буквально осчастливила: он слишком близко к сердцу её принял.

Уезжал радостный.

А я, хоть и дала кучу указаний жандармам, всё равно проводила малыша с тяжёлым сердцем.

— Вы, леди, между прочим, не учитываете, что и Ричард за ним присмотрит, — сказал Ольгер, когда мы проводили жандармов.

— И Господь, — вставил Грейд.

Ну да. Очень умные все. А я вот паникёрша.

Просто ужасно люблю Ларса. Как же без него, а?

2

Капитан Дильман отправил нас встретить моего друга, мэтра Найла, а с Найлом пришли два фарфоровых матроса, развесёлые ребята. Отобрали у меня саквояж, у Ольгера — пачку книг и его чемодан с реактивами, потащили всё это по набережной с прибаутками… Я смотрела на них и удивлялась: они же привязаны на два Узла всего, откуда ощущение, что они ухмыляются и переглядываются? У них же почти неподвижные лица, да и Глена лепила, возвышенные должны быть, а не хулиганские!

А почему-то были хулиганские.

Души оживляли фарфор до изумления. А голоса дорисовывали то, что не получалось выразить иначе. И голоса у них были такие лихие, что моя душа радовалась. Найл за ними наблюдал — и мне было не отделаться от ощущения, что с ухмылкой.

— Мы, леди, — радостно говорил один матрос, у которого серая трещина на щеке смотрелась как шрам, — такую рыбку привезли, что и сковородки такой в столице нет, чтобы поджарить! Отгадайте-ка загадку: живая, а не свежая!

— А десяток кверху брюхом пустили, — сообщал второй, задирал нос и важно щурился, опускал мохнатые кукольные ресницы. — На русалочьей отмели, где старый бриг лежит потоплый. Серебро там слитками, так они повадились на берег поднимать, хозяевам своим. Русалки сами под бриг мину крепили, тишком, через подводный грот пронесли. А мы её по проволоке подорвали! Пару дохлых тоже везём, вам поглядеть, как их лучше бить.

— Жаль, что с русалкой не поговорить, — сказал Ольгер.

— Почему не поговорить, мессир? — удивился матрос со шрамом. — Тот-то парнишка, раненый-то — он с нами пришёл. Тритон-то, Безмятежный. Ему полегчало, а он всё равно остался.

И я с трудом удержалась, чтоб не захлопать в ладоши от восторга. Замечательная новость: не просто так он остался, он, как настоящий дипломат, хочет поговорить с Виллеминой.

Но я даже подумать не могла, что тритон разговаривает с Виллеминой прямо сейчас.

Мы перешли на палубу по шаткому трапу с верёвочными перильцами. Потом я долго думала, как же мне спуститься в узкий люк.

— Нет, ну ты представь, — сказала я Ольгеру с досадой, — как мне вообще тут поворачиваться в этой демоновой клетке, в этом адском изобретении, в кринолине этом проклятущем! Я полезу — а он задерётся. Он обязательно задерётся, даже гадать не надо.

— Хм, — сказал Ольгер. — Может, завяжем на лодыжках бечёвкой?

— Чтобы я навернулась с лестницы с гарантией? — рявкнула я. — Ты не хочешь сам попробовать спуститься со связанными ногами? Это очень интересно!

— Ну… — сказал Ольгер. — Давайте, я спущусь первый и попробую его одёрнуть снизу. Кринолин. Чтобы он не задрался.

— Ты издеваешься, — догадалась я. — Ты тайный ненавистник женщин. Или, наоборот, тайный развратник, если собираешься мой кринолин дёргать снизу.

Он сообразил, как это будет выглядеть, хотел заржать, посмотрел на меня, фыркнул — и сделал вид, что чихает. А фарфоровые матросы смотрели в море и в небо — и, по-моему, радовались, что им легче скрыть приступы дикого хохота. И наставник Грейд смотрел на меня сочувственно и даже сокрушённо — но ему-то откуда знать, чем мне помочь.

— Ах, так?! — сказала я. — Ну хорошо же!

Раз они все такие нелепые мужчины, придётся обо всём позаботиться самой, подумала я. Просунула ладонь под чехол в том месте, где у него завязки, вытащила из-под него верёвочки от кринолина — и развязала. Кринолин упал и сложился — и я из него вышла.

— О! — радостно сказал Ольгер. — Гениально!

— Ну вот, — сказала я. — Я его больше не буду носить, точка. Не желаю. Военное время! А мы ходим в кринолинах, как будто ничего не произошло! А если пожар — пожалуй, и сгоришь вместе с ним к демону лысому. Вот как вы считаете, святой наставник, суетно же ходить в кринолине в военное время?