Костёр и Саламандра. Книга третья (СИ) - Далин Максим Андреевич

— Ну… — протянул Грейд. — Не то чтобы… но если уж вы так считаете, дитя моё, значит, понимаете дело.

— Отлично, — сказала я. — Мэтр Найл, отправьте, пожалуйста, эту штуковину на берег с посыльным, хорошо? Мне этот шик из прекрасной мирной жизни больше не понадобится.

Я совершенно уверена, что Найл ухмыльнулся, когда согласно кивнул. У него на всей фигуре это было написано.

Ну и всё. Подобрала подол, который опустился низковато, но терпимо, и спустилась в люк так же легко, как фарфоровые матросы. Под аплодисменты.

На подводном корабле в одночасье оказалось столько гостей, что диву дашься! Валор рассматривал странный прибор на трубе, спускающейся с верхней, наверное, палубы, с каучуковой маской, к которой надо было прислонять лицо. Штурман Талиш ему что-то объяснял.

— Что за штука? — тут же спросил Ольгер.

— Перископ, — сказал Валор. — Система зеркал позволяет увидеть отсюда то, что происходит на поверхности воды… а в данном случае, когда корабль лежит на поверхности, — вокруг.

— Ничего себе! — удивилась я. — Дайте посмотреть?

Валор отодвинулся, я заглянула — и впрямь! Видно небо, кусок пирса и даже немного города вдалеке. Простые зеркала, а выглядит — как чудо какое-то. Есть в зеркалах нечто поражающее воображение.

— А где тварь держите? — спросила я Талиша, пока Ольгер разглядывал в перископ облака. — В бочке?

— Нет, — сказал он. — Вода моментально тухнет. В сети из стального троса, за бортом. Мы проверили: выбраться она точно не сможет. Дохлые тоже за бортом. Вытащить их из воды — на глазах разваливаются.

— Наверное, лучше с дохлых начать, — сказала я. — Да, Валор? Посмотреть, что и как.

— Мессиры приготовили стол в кают-компании, — сказал Валор. — Боюсь, там потом придётся основательно убирать.

— Хех! — выдал матрос со шрамом. — На судне можно отмыть всё, а что нельзя отмыть, то красят!

— Успокоил, братец, — сказал Ольгер. — Тащите тогда инструменты и реактивы туда.

— Там государыня с тритоном беседует пока, — сказал Талиш. — Но сказала, чтобы вы не ждали, чтобы шли сразу, как будете готовы.

Ого, подумала я. Виллемина пришла! Вот интересно: она-то как сюда попала и куда дела кринолин? Мне стало так любопытно, что я убежала в кают-компанию раньше, чем Валор и Ольгер собрали свои книги и инструменты. А наш наставник и вовсе не торопился: ему, оказывается, тоже интересно было посмотреть в перископ.

А внутри подводного корабля было ужасно тесно. И довольно-таки душно, хоть люки и раскрыли настежь и в них попадал свежий воздух с моря. Коридор, ведущий в кают-компанию, был весь в каких-то трубках, приборы торчали из стен — и о какую-то штуку с циферблатом я стукнулась лбом. В кринолине я бы тут не прошла ни за что.

И кают-компания, само собой, оказалась совсем не просторная. Секционный стол сюда, наверное, принесли разобранным и поставили вместо прежнего, рабочего, а стулья собрали в пирамиду. Оставили только три — для Виллемины, тритона и капитана, но мессир Дильман всё время отлучался по делам, поэтому и садиться не стал, слушал стоя.

Ольгер и Валор, поздоровавшись, принялись разбирать эту пирамиду: хоть как-то расставить склянки Ольгера можно было только на стулья, а наставнику Грейду нужно было где-то устроиться с книгами и присесть.

А Виллемина вскочила мне навстречу:

— Страшно рада тебя видеть, Карла, дорогая! Хоть у нас и не слишком радостные дела на этом геройском корабле, да… Вы ведь уже знакомы с Безмятежным? Его все так зовут, язык русалок слишком тяжёл для людей.

Тритон улыбнулся почти как человек, растянув губы. Вышло даже весело, хоть у него и были дельфиньи зубы, серьёзнее наших. Удивительно: я думала, что улыбаться они не умеют.

Я протянула руку — и Безмятежный подал мне свою, плоскую, как лапка чайки, с перепонками между длинными пальцами. Я думала, он холодный, но рука оказалась очень тёплой и гладкой, приятной на ощупь. Вот тогда-то, когда мы с тритоном пожали друг другу руки, я и перестала бояться русалок. Совсем. Навсегда.

— Я рассказал государыне про город русалок, — прощебетал тритон. — Под водой, но не в воде. Там, в городе под островом, мы дышим воздухом. Попасть в город можно только через подводный грот, никто из людей никогда там не был, потому что человек не может так долго плыть под водой… Но я думаю, что мои друзья, фарфоровые люди, могли бы. И наш государь был бы рад их видеть. Мы вместе с людьми уже воевали с адскими тварями. Я и тебе расскажу всё, что знаю о них. Я останусь тут, когда вы разрежете трупы.

— Храбрый, — сказала я. — И небрезгливый. Или вы вообще небрезгливые, тритоны?

— Я не знаю, — сказал Безмятежный. — В море всё по-другому. Нам нравится многое, что не любят люди, а людям, напротив, приятно то, что не нравится нам. Но твари из ада и нам омерзительны. Мне будет неприятно. Но и вам будет неприятно. Это война. Нам нужно разобраться, чтобы победить.

— Наш друг тритон очень и очень рассудителен, — нежно сказала Виллемина. — А ты сегодня допоздна работала в каземате, там и уснула, да? Очень устала, бедная сестрёнка?

— Ничего, — сказала я. — Нормально поспала. Даже хорошо.

— Но не зашла в наш будуар, — сказала Виллемина. Я слышала, как она улыбается. — Я велела приготовить для нас удобные костюмы, а ты об этом даже не узнала… Плохо. Но ты здорово справилась.

Ну да. На Вильме было коротенькое платье, изрядно не достающее до лодыжек, даже короче, чем я обычно ношу. Держалось оно не на кринолине, а на накрахмаленной нижней юбке. Походный вариант.

— Я больше принципиально не буду носить кринолин, — сказала я. — Буду одеваться как рыбачки. Или как простые горожанки. Кринолин — это неудобно и вообще… Я буду как ты.

— Хорошо, — сказала Вильма. — Значит, и я не буду. Так впрямь гораздо удобнее для работы.

В дверь кают-компании заглянул Талиш.

— Простите, дамы, — сказал он виновато. — Эти… дохлятина… просто адски вонючие.

Собственно, он мог бы и не говорить: мы учуяли. Воняло тухлой рыбой и мертвечиной одновременно, совершенно нестерпимо, даже глаза слезились.

— Будет тяжело проветрить этот запах? — спросила Виллемина с сочувствием.

— Тащите наверх, — решила я. — На палубу.

— Там неудобно, — заикнулся Ольгер.

— Ничего, — сказала я. — Как-нибудь справимся.

И в итоге мы вскрыли тварь прямо на палубе. И всё равно она воняла так, что глаза резало и подкатывала тошнота — жруны были не такие нестерпимо вонючие. Плоть морской дохлятины, казалось, и впрямь разваливалась на глазах.

Тяпка так рычала и лаяла на останки, что мне пришлось отвести её в рубку, оставить там гребень и приказать охранять. Я боялась, что собака нам помешает или в азарте свалится за борт.

Когда я вернулась, тварь уже лежала распластанная, как курица на кухонном столе.

— Вот любопытно, — говорил Валор, раздвигая секционным ножом скользкие почерневшие ткани, — создаётся ощущение, что они тоже опалены адским огнём изнутри. Но ведь они же не огнедышащие, не так ли, глубокоуважаемый Безмятежный?

— Нет, — сказал тритон. — Но бывает, что вокруг них кипит вода.

— А кожа не человеческая, — сказала я. — Акулья, да? Пальцы царапает.

— Не акулья, — сказал тритон.

— Да, кажется, не акулья, — сказал Валор, разглядывая участок кожи в лупу. — Мне представляется, что кожа человеческая, только изменённая. Видите волоски? На теле акулы их сложно себе представить.

— А таких когтей, как у твари на пальцах, вообще нет у нормальных зверей, — сказал Ольгер. — Это же какие-то костяные лезвия! Их тоже изменили?

— Позволите сказать простушке, уважаемые учёные? — спросила Виллемина. — Они ведь и растут как-то иначе… Будто пальцы надрезали, вставили эти лезвия не вдоль, как у всех живых существ, а поперёк — и так прирастили.

— Похоже, — кивнула я.

— Мне кажется, — сказал Валор, — что это существо сложнее, чем жрун… предпочту всё же название «летун». Потому что, судя по акульей пасти на брюхе, это существо — тоже жрун. У конкретно этого желудок пуст, но это случайность, полагаю. Ему просто не повезло.