Слабость Берсерка (СИ) - Верескова Дарья

Что мне слова какой-то женщины, к тому же измазанной собственной рвотой, когда мои собственные родители продали меня в рабство?

— Не слушай её, — пыталась утешить меня старушка Бринья, но эти слова лишь вызвали болезненный всхлип.

Я никогда не умела принимать сочувствие — от него становилось только хуже.

Граница с Айзенвейлом выглядела грозно: массивная горная гряда разделяла мёртвую степь, где по утрам лежал иней, и земли северных кланов, о которых сейчас говорили слишком разное.

Одни утверждали, что там всё ещё хуже, чем на архипелаге: рабство, убийства, воровство, произвол ярлов.

Но были и другие — те, кто верил что новый король изменил порядок, что почти все кланы подчинились его власти, что дороги стали безопаснее, а раб может выкупить себя. Захват новых пленников — под запретом, как и их провоз из других земель…

А значит, наш караван, доверху набитый рабами, считался здесь вне закона.

Если бы я была уверена, что всё это правда, возможно, решилась бы на побег и попыталась пересечь гряду. Но истории, которые я слышала об Айзенвейле с детства, а также сомнения в правдивости информации о новом короле Севера, живущие в половине рабов, останавливали меня от этого безумия.

— Опять ты у окна сидишь! Кто тебе позволил, корова⁈ — возмущалась всё та же женщина, с которой у нас ссора тянулась ещё с лодки.

— Хочешь, чтобы запах твоей рвоты влетал вместе со свежим воздухом? — я не выдержала. — Тогда всем станет нечем дышать.

— Замолчите, замолчите! — истерично закричала одна из рабынь, сидящая напротив, у того же окна. Бринья, что была рядом со мной, поморщилась — вопли новенькой были такими пронзительными, что звенело в ушах. — Я не уйду от окна! Вы знаете, кто я⁈

Да нам-то какая разница?

Эту девицу подобрали в первый день по прибытии на материк, ещё до того, как мы приблизились к гряде. Её и других рабов окольными путями вывезли из Айзенвейла, но, разумеется, остальные терялись на фоне её громких воплей.

Она была красива — по-настоящему. Я никогда не видела настолько нежной кожи, шёлковых волос, ухоженных рук. Новая рабыня обладала утончённой, хрупкой красотой по которой наверняка сходил бы с ума Рензо.

— Меня зовут… Леди. Лилеана. Муради! Я — аристократка Ксин’теры! — кричала она, отчаянно пытаясь привлечь внимание работорговца. — Вы обязаны выделить мне отдельную повозку! Снимите с меня кандалы! За меня выплатят огромный выкуп, а если меня найдут в таком состоянии — вас разорвут на части!

Работорговцы не обращали на её крики ни малейшего внимания — а мы, измождённые, не имевшие возможности помыться уже целую неделю, сходили с ума. Спать при таком гаме было невозможно.

— Замолчи уже! — попытался утихомирить аристократку Урек, стукнув кулаком по стенке. — Один день с тобой — а я уже хочу тебя убить.

— Варвары! — не унималась красавица. — Я знакома с Его Величеством! Я — подруга Гарвина Дрейгорна! Мой жених — барон д’Арлейн!

— А я тогда — сам король Эделгард, — усмехнулся Урек, вызвав смех у остальных рабов и полный ненависти взгляд прекрасных глаз.

На самом деле я верила, что она действительно аристократка. У неё был сильный южный акцент, и слишком многое в ней отличалось от нас — осанка, тонкие кости, белая кожа без малейшего следа загара. Но о манерах Лилеаны Муради говорить не приходилось.

— Что взять с необразованных крестьян? — бросила она всё с тем же акцентом. — Знаете, сколько раз я уже попадала в руки работорговцев? Три раза. Просто никто не мог связаться с Гарвином Дрейгорном и бароном д’Арлейн, чтобы вытащить меня!

— И что, никто даже не попытался тебя… — с удивлением начала Бринья, но тут же поймала укоризненные взгляды от каждого в повозке.

Сколько бы мы ни ссорились между собой — все мы боялись насилия. И, будучи рабами, воспринимали его как нечто неизбежное, хотя, по правде говоря, нас пока действительно не трогали.

— Варвары! — возмутилась Лилеана Муради. — Я невинная аристократка, мы не делим ложе до…

Внезапный лязг железа снаружи заставил всех замереть и замолчать. Секундой позже повозка резко дёрнулась вперёд, колёса заскрипели по промёрзлой грязной дороге с таким воем, что кровь стыла в жилах. Кто-то вскрикнул, кто-то вцепился в стены, а я едва удержалась на месте, вцепившись в решётку крохотного окна.

— Что происходит? — пронеслось по повозке, но никто не знал ответа.

Звук копыт снаружи усиливался, как и крики работорговцев, но их слова тонули в почти невыносимом скрипе колёс.

Повозка не выдержит подобного!

Она тряслась так сильно, что нас швыряло друг на друга. Кандалы гремели, цепи звенели, кто-то уже начал молиться, пытаясь перекричать Лилеану, всё ещё вопящую, будто её действительно могли услышать и спасти.

Вдруг — глухой удар сбоку, будто в нас врезалась другая повозка или что-то ещё тяжелее. Всё произошло в одно мгновение — резкий толчок, хруст, и повозка опрокинулась. Мир перевернулся, пол стал стеной, стены — потолком, и все мы полетели вперемешку, стукаясь, врезаясь друг в друга, вопя.

Я ударилась плечом, из груди вышибло дыхание, кто-то свалился мне на ноги, а локоть Урека угодил мне прямо под рёбра.

Мы не успели прийти в себя, как дверь с грохотом вылетела наружу, вырванная с корнем ударом извне. Внутрь ворвался ледяной ветер и пыль, но я застыла, не в силах привыкнуть к яркому свету.

Лежа на боку, придавленная другими рабами, я с ужасом наблюдала за огромной фигурой, полностью заслонившей дверной проём.

Это мужчина? Человек?

Тот, кто вырвал дверь вместе с петлями, казался гигантом — тугая одежда едва скрывала огромные мышцы, но я даже не могла разглядеть, во что он был одет или как выглядело его лицо.

Всё, что я видела, — это волчьи, яркие жёлтые глаза.

Я не успела даже отреагировать, прежде чем огромная рука потянулась ко мне и просто выдернула из-под завала стонущих рабов, подтянув к себе, ближе к лицу. Передо мной возникло сурово вылепленное мужественное лицо с упрямым, квадратным подбородком, короткой щетиной и хмурыми бровями, почти сошедшимися на переносице.

Ноздри мужчины раздувались, словно он принюхивался ко мне, как зверь, а я всё так же не смела отвести взгляд.

Потому что в жёлтых глазах не было ни малейшего проблеска разума.

Глава 3

Берсерк

Огромный мужчина, твёрдый, словно камень, состоящий, казалось, из одних мускулов.

Он даже порыкивал, принюхиваясь ко мне. Похоже, он совсем не в себе — он хочет меня растерзать!

Правду говорили про жителей Айзенвейла!

Встряхнув головой, я избавилась от гипнотического воздействия жёлтых глаз и попыталась дёрнуться, но, к моему ужасу, мужчина не освободил меня — напротив, он встал, окончательно оттащил меня от повозки и потянул на себя, всё ещё скованную кандалами на руках и ногах, так, что я почти упала.

— Что за… — хрипло, по-звериному произнёс он, и от его голоса я замерла.

Глубокий, с придыханием, такой же звериный, как и внешний вид мужчины. Мужчина поднял меня легко, будто я ничего не весила, обеими руками, удерживая над землёй — не на вытянутых руках, а совсем близко к себе, так что я ощущала жар, исходящий от него, и запах.

Свежий, будто морозное утро, напоминающий запах свежевыделанной кожи и металла. Незнакомец пах… опасным, сильным мужчиной. Не зверем.

Но вёл он себя как зверь.

В следующую секунду я поняла, что этот зверь вовсе не собирался меня убивать — о нет, его намерения оказались совсем иными.

Шершавый, раскалённый язык коснулся моей шеи и лизнул — лизнул, глубокие воды! — пробуя на вкус, затем стал лизать всё больше и больше, порыкивая, теперь уже прижимая меня всем телом к себе. В голове мелькнула идиотская мысль о том, что я не мылась уже неделю и ужасно воняю.

Неужели он попытается?..

Страх пронзил меня неожиданной волной, на секунду затуманив сознание, оставив тело в жаркой беспомощности, но уже через миг я проморгалаcь и попыталась оттолкнуть гиганта скованными руками.