Башни Латераны (СИ) - Хонихоев Виталий

Так, краем уха выслушивая городские сплетни и переругивания лавочников с клиентами о дороговизне, он пошел дальше, ускоряя шаг. Не дай бог опоздает, он конечно же вышел пораньше, но все же.

Шагая по мостовой, Лео подошёл к самому сердцу Вардосы — площади Святого Рудольфа, где громоздилось лучшее здание города, кафедральная церковь выстроенная на деньги деда нынешнего правителя Вардосы, старого барона Хельмута. Громадные резные двери из чёрного дуба, обитые потемневшей медью, зияли полумраком, над входом днём и ночью горело вечное ламповое пламя. На гранитных ступенях ползали тени монахов, одетых в серые рясы; звон их колокольцев разносился по округе, сливаясь с дрожащими переливами органа из-под приоткрытых створок.

Пахло ладаном, воском и прохладным камнем; в нишах стен стояли статуи — одни с небесно строгими лицами, другие — грозные, со знаками защиты во вздёрнутых руках. Около церкви уже выстроились в шеренгу послушники — собирали подаяние на приют и ухитрялись ловко различать, где в длинной очереди крестится доброхот, а где жмёт кошелёк. Маленькая старушонка, торопясь, сыпала монеты ладонь подростка:

— Получи, сынок, помолись за мою внучку — чтоб росла крепкой и доброй…

— Слышал, — вполголоса шептал один послушник другому, — что новый серебряный дар из дома Лейхтгаузенов передали для алтаря…

— Ага, и отец Георгий грозится отслужить особый молебен во имя единства королей… — второго тут же одёрнули, и он спрятал улыбку, будто в церкви и шептать можно только о святых.

Лео задержался на ступенях всего на миг, впитывая холод и свет витражей, а потом поспешил свернуть к переулку. Но не успел он шагнуть к воротам Академии, как услышал нарастающий ритм копыт — резкий и угрожающий. По центральной мостовой с грохотом вылетела лакированная тёмно-зелёная карета, по бокам которой висел герб: золотая чаша с лазурным крестом — весь город знал, это кортеж Конрада фон Маршальта, правой руки городского магистрата и главы цеховой управы.

Четверо конных в тяжёлых плащах с мундштуками сопровождали карету. Один из них, высокий всадник в серебряном шлеме, махнул кнутом:

— С дороги! — голос его резанул воздух. Лео инстинктивно отпрыгнул на узкий деревянный настил вдоль фасада лавки, мешок ударился о влажную стену, а каблуки лишь чудом не соскользнули.

Всадники кортежа и карета пронеслись мимо под стук копыт.Брызги от копыт и грязь с мостовой окатили полы куртки Лео и он вполголоса выругался, испытывая досаду. Опять матушке лишняя забота, куртку стирать… а грязным в Академию ходить не след.

— Чтобы тебя пополам стукнуло и раздуло, — выругался старик с обочины вслед карете, но тут же спохватился и перекрестился на статую Архангела, будто боясь накликать беду.

Лео вздохнул и нервно поправил торбу. Здесь, в центре города, все было пропитано чужой властью — здание церкви и особняки вельмож казались неприступными, тяжёлыми, холодными. И даже лёгкий звон колоколов теперь казался не благословением, а невидимой чертой, которую нельзя было переступить простому ученику из ремесленного дома.

Он постоял немного, приводя в порядок себя и свои мысли, и двинулся дальше — к воротам Академии, туда, где начиналась другая, не менее суровая, но уже своя, школьная жизнь.

Кованые, украшенные замысловатыми узорами, с магическими символами, ворота Академии являли собой величественное зрелище. Над ними возвышался старинный герб города и филигранно вырезанные фигуры трёх древних магов, глядящих вдаль с вечно строгим выражением, будто осуждая нерадивых студизиосов.

У ворот уже толпились студенты. Некоторые, особенно первогодки из богатых семей, держались ближе друг к другу, изредка посматривая на простоватых учеников, как на что-то вроде городской суеты: с любопытством, но чуть снисходительно. Было видно, кто здесь аристократ, а кто, как Лео, прохожий меж двух миров: порой кто-нибудь поправит дорогую мантию или бросит небрежный взгляд на чужой вытертый воротничок.

Девушки из купеческих домов смеялись над чем-то своим возле колоннады, а несколько старших учеников лениво обсуждали последние городские новости, перемежая речь небрежными магическими терминами.

Лео прошёл под аркой ворот — магическая печать едва заметно вспыхнула, сканируя его, и привычно дрогнула в знак допуска. За воротами шум и суета стихли: здесь воздух казался чище, звуки глуше, а тени деревьев ― длиннее и строже. Двор Академии был выложен светло-серым камнем, посредине мерцал круглый фонтан с невидимой руной, из которой поднималась кристально чистая вода. По дорожкам спешили ученики ― некоторые носили тяжелые тома, другие щеголяли посохами или заученно повторяли заклинания шепотом.

У входа в главный корпус стояла небольшая группа — трое, все трое были облачены в дорогие одежды, их головы украшали шляпы с перьями, а один был в дорогом тёмно-синем плаще, накинутом поверх одежды. Это был Теодор фон Ренкорт, который последние полгода проходу ему не давал. Теодор выделялся из толпы студентов, его плащ была пошит из настоящего бархата с шелковым подбоем, по краю плаща шла золотая вышивка, а голову украшала роскошная шляпа с ярким пером птицы Рух. Да и стоял он величественно, выпрямив спину и надменно задрав подбородок, оглядывая всех вокруг так, словно бы они были его слугами или сервами.

Увидев Лео, Теодор вскинул бровь и, не изменив ленивой позы, повернулся к своим друзьям:

— До чего дошла городская Академия, достойные граждане вынуждены делить альма матер с отбросами. — сказал он нарочито громко: — какая жалость. Все-таки прав король Арнульф, уж слишком Гартман Четвертый мягок по отношению к простолюдинам. Эй, ты! А ну-ка подойди сюда! — он сделал повелительный жест рукой и в груди у Лео что-то упало и сжалось в предчувствии неприятностей. Он послушно подошел и опустил голову вниз, смотря себе под ноги.

— Скажи-ка мне, простолюдин, ты уже научился создавать огненный шар? — спросил его Теодор. Он сглотнул и отрицательно покачал головой, не осмеливаясь поднять взгляд.

— Какой ему огненный шар! — фыркает стоящий рядом приятель Теодора, носатый Герберт: — все что он может — это язычки пламени на пальцах сотворить, не больше! Ха! Бездарь!

— Вот, а вы, господин Химмель, говорите что Королевский Указ об обучении одаренных принес благо. — Теодор поворачивается к другому своему приятелю, тому, что повыше и в зеленом камзоле с вырезами: — а вот вам и пример. Толку его обучать, если он ничему так и не научился?

— Вы все время берете какие-то странные примеры, господин Ренкорт. — морщится его собеседник: — и среди простолюдинов могут быть таланты. Опять-таки вспомним герцога Мальдера или ту же магикус гранде Саломею Пронзательницу. Согласен что этот конкретный экземпляр не отличается талантами, но это как с добычей серебра — сколько пустой породы нужно перебрать чтобы гран серебра добыть? Короне нужны боевые магикусы, особенно сейчас… во время… эээ…

— Во время возможной войны между королями. — добавляет Теодор и кивает головой: — не смущайтесь, господин Химмель, говорите, как есть.

— Вот я и говорю что этот конкретный экземпляр подобен пустой породе, которую надлежит выбросить, но разрешить ему ходить в Академию было надобно. — продолжает его собеседник: — ведь и среди дерьма можно найти жемчужину. Этот конкретный ком навоза так навозом и остался, но пример Саломеи Пронзательницы и герцога Мальдера говорит нам о том, что надлежит искать таланты в самых неожиданных местах. Не нам критиковать Королевский Указ Его Величества Гартмана.

— Все еще лоялист. — качает головой Теодор: — ладно, господин Химмель, посмотрим как ты запоешь когда придет Арнульф со своей армией. Вот кто достоин быть королем всей Латераны. Гарман слабак, он в стране порядка не наведет, а вот Арнульф…

— А ты чего тут стоишь? — вдруг поворачивается к Лео собеседник Теордора: — подслушиваешь⁈

— Н-но… — Леон хочет сказать, что его не отпускали, его позвали и вот он — стоит, опустив взгляд вниз. Но понимает, что это будет не к месту. Он поспешно кланяется и отходит от троицы, которая продолжает разговор о высокой политике. Облегченно вздыхает, отойдя чуть подальше, сегодня Теодору не до него.