Мулен Руж - Ла Мюр Пьер

В глубине души Анри полагал, что все это ерунда. Он видел тех женщин и откровенно недоумевал: что такого особенного в них находили его друзья. Тощие, пучеглазые прачки, с которыми студенты знакомились на танцах. Натурщицы, переспавшие с половиной обитателей Монмартра. Большинство из них язык не поворачивался назвать симпатичными, а некоторые к тому же не отличались и чистоплотностью. Они носили грошовые платьица и кроличьи горжетки. Они шумно хлебали суп и обливались дешевыми духами с приторным запахом. Однако, по уверениям его друзей, это были богини. Все как на подбор обладали скрытым обаянием и таили в себе неописуемую чувственность. Весьма и весьма странно! Лично он не видел ничего привлекательного ни в этих девицах, ни в каких-либо других, если уж на то пошло.

Однако мыслей своих Анри не озвучивал, с удовольствием наблюдая за веселой суетой, царящей в кафе, слушая звон чашек о блюдца и певучие восклицания официанток в белых фартучках. Подумать только! Всего несколько лет назад он был прикован к кровати, его ноги обнимал гипс, и никто не верил, что он когда-либо сможет ходить! А теперь – только поглядите на него! Ему девятнадцать, он учится на художника и сидит в кругу веселых друзей, потягивая пиво, рассуждая об итальянских примитивистах или слушая грязные разговорчики о женщинах!

Стоило ли говорить, что порой ему не очень-то хотелось вставать из-за стола и прощаться с друзьями в шесть часов, чтобы потом ехать домой в тихую гостиную матери. Эх, если бы только снять комнату на Монмартре…

– Извини, что снова опоздал, – как-то вечером начал он, входя в гостиную. – Но на дорогу от Монмартра уходит не меньше сорока минут. А движение на улице просто ужасное…

– Если бы ты уехал пораньше, то ты бы не опоздал к обеду. Ведь твои занятия заканчиваются, если я не ошибаюсь, около полудня.

Появление горничной несколько сгладило неловкость момента. Анри, покраснев, налил немного супа себе в тарелку.

– А в фиакре так холодно, – продолжал Анри, когда они наконец остались одни. – Нет, я точно как-нибудь подхвачу воспаление легких.

Адель внимательно посмотрела на сына. Да уж, воспаление легких! О, эта беспечная жестокость молодых! С какой легкостью они прибегают к запрещенным приемам! Ему хочется снять комнату на Монмартре. Он уже давно мечтает об этом! Она сопротивлялась этому желанию так долго, как могла, но в конце концов молодость есть молодость. Анри хочет жить поближе к друзьям, всегда и повсюду быть с ними, чувствовать себя взрослым и независимым. Какой мальчик не желает того же в этом возрасте? Нет, он не черств и не эгоистичен – он просто молод.

– Ты хочешь переселиться на Монмартр? – спокойно спросила она.

Прямота матери сбила его с толку. Он долго готовился к этому разговору, решив завести речь издалека, а она вызывает его на открытый разговор?

– На Мормартр? – с деланым удивлением переспросил он. – Честно говоря, я еще не думал об этом. Но вообще-то это было бы удобно. Для моей работы. Ты же понимаешь… Я бы был ближе к мастерской и…

– И смог бы проводить больше времени в кафе с друзьями, – грустно улыбнувшись, подхватила она. Слава богу, Анри так и не научился врать! – И потом гулять с ними допоздна!

Нет, темнить бесполезно. Она как будто читает его мысли.

– Да, мама, мне хотелось бы жить на Монмартре, – признался он.

– Я не возражаю, но боюсь оставлять тебя одного. А вдруг ты упадешь, повредишь ноги? Тебе даже будет некого на помощь позвать.

Он предвидел подобное возражение.

– Просто понимаешь, так получилось, что Гренье снимает двухкомнатную квартиру. Я же рассказывал тебе о Гренье, помнишь? Ему двадцать три года, это очень серьезный молодой человек. Ну так вот, он тут как-то на днях спросил, нет ли у меня на примете кого-нибудь, кто хотел бы занять вторую комнату. Чтобы платить ренту пополам.

– Прямо вот так и спросил?

У него покраснели уши.

– Все было не совсем так, – сдался Анри. – Я сам предложил ему это.

Она грустно усмехнулась.

– Тебе не следует даже пытаться лгать, Анри. Ты этого совершенно не умеешь. Можешь сообщить своему другу, что его предложение тебя устраивает.

Легкость, с какой была одержана победа, насторожила его. Может быть, стоит развить успех и попросить собственную студию? Нет. На это она, пожалуй, не пойдет. Не захочет, чтобы он жил один. Ну ладно, у него в запасе еще целый год. А потом он начнет работать над первой картиной для Салона. Вот тогда-то у нее не будет выхода, и она сдастся.

– Ты хочешь сказать, что разрешаешь снять комнату и жить на Монмартре? – уточнил он, все еще не веря своему счастью.

Она устало кивнула:

– Да, Анри. Ты можешь жить на Монмартре.

– Спасибо, мамочка! – затараторил он. Импульсивно вскочил со стула и поцеловал ее. – О, спасибо! Я знал, что ты меня поймешь. Одно из окон той квартиры выходит во двор, а как раз напротив находится студия господина Дега. Представляешь, как здорово жить напротив самого Дега!

– А кто он такой, этот господин Дега? – равнодушно спросила Адель.

– Дега?! Ну, мамочка, это же величайший художник из ныне живущих. Ты обязательно должна увидеть «Танцовщиц». Мы с Рашу на прошлой неделе ходили на его выставку в галерею Дюран-Рюэля…

Но графиня не слушала Анри. Он покидает ее… Искусство забирает у нее сына. Он отправлялся в путешествие по жизни, такой самонадеянный и такой уверенный в себе. Все ее надежды удержать его рядом, уберечь, защитить его от жестокого мира рухнули в одночасье. Как же одиноко будет ей в этой огромной пустой квартире…

Когда Анри уснул, она тихонько проскользнула к нему в комнату. Держа лампу в высоко поднятой руке, в тысячный раз вглядывалась в его лицо. Затем взгляд медленно скользнул по очертаниям тела под одеялом. Маленький, какой же все-таки он маленький! Немногим больше того веселого, непоседливого мальчишки-школьника. Как мирно он спит! Даже случайный приступ боли, от которого в детстве его черты искажались страдальческой гримасой, не нарушает его покой. Нет, буря еще впереди. Он еще не испорчен и не развращен духом похабства, царящим на Монмартре. Застольными разговорами в кафе, видом обнаженных натурщиц. Но время неумолимо бежит вперед. Скоро он начнет искать знакомства с женщинами, к нему придет первая любовь. И вот тогда он неминуемо узнает правду о себе. И что потом? О господи, что станется с ним потом?

– Вставай, Гренье! Подъем!

Из смежной комнаты раздается жалобный стон.

– Черт возьми, ну что ты разорался? Который час?

– Пора вставать! Уже почти восемь. – Шум плещущейся воды в оловянной лохани, сопровождаемый радостным фырканьем. – Мы опоздаем к Кормону! Вставай!

– Иди к черту! И перестань греметь лоханью! Я вообще не понимаю, какого дьявола согласился сдать тебе комнату!

Картина повторялась изо дня в день, каждое утро, и это тоже казалось частью магии Монмартра. Было так здорово просыпаться каждое утро в крохотной комнатке, всю скромную обстановку которой составляли узкая железная кровать, некрашеный сосновый платяной шкаф и старенький умывальник. Как славно чувствовать себя совершенно свободным и взрослым, вырвавшимся из-под опеки Аннет, Жозефа и матери.

Теперь он как Рашу и остальные друзья живет в старом, ветхом доме на Монмартре, и никто больше не назовет его маменькиным сынком или дилетантом. На сей раз он взаправду один из них!

Он завтракал с Гренье в бистро, затем друзья отправлялись в мастерскую. Больше Анри не приходилось заранее выбираться из ландо, чтобы избежать насмешек. Не нужно было бросать друзей в самый разгар захватывающих споров, чтобы тащиться через полгорода в тихую квартиру на бульваре Малезарб, где царила ужасная скука. Жизнь стала замечательной. Он мог проводить вечера с друзьями, ходить вместе с ними в грязные, но такие притягивающие кафешантаны. А чего стоил только один невероятный цирк Фернандо, где зрители дружно жевали апельсины из Испании, с замиранием сердца наблюдая за головокружительными трюками воздушных гимнастов на трапециях, наездницами, скачущими без седла, дрессированными пуделями и клоунами! Или «Мерлитон», находившийся в сыром подвале, где над столиками всегда висело густое облако табачного дыма, пахло прокисшим пивом, но где можно было шуметь сколько угодно, хором орать патриотические песни или слушать Аристида Брюана.