Стеклянный Дворец - Гош Амитав

Через месяц эпидемия пошла на спад. Вокруг поместья теперь жило около пятидесяти семейств. Они вовсе не собирались возвращаться в свои старые дома на перенаселенных улицах города, ведь здесь, на продуваемом ветрами холме, было гораздо уютнее. Долли обсудила вопрос с королевой, и та решила позволить поселенцам остаться.

– Что, если опять эпидемия? – рассуждала королева. – В конце концов, мы пока не знаем, закончилось ли все на самом деле.

Принцессы были в восторге, что вокруг останутся хижины прислуги: у них никогда прежде не было товарищей по играм их возраста, а сейчас появились десятки. Первой принцессе было восемь лет, самой младшей – три. Они целыми днями носились по поместью со своими новыми друзьями, открывая для себя новые игры. Проголодавшись, они забегали в бедные лачуги своих новых друзей и просили чего-нибудь поесть, а после полудня, когда играть на улице было слишком жарко, они дремали на земляном полу какой-нибудь крытой соломой хижины.

Четыре года спустя случилась новая вспышка чумы. И еще больше людей переселилось на холм. Как и предсказывал Савант, басти вокруг поместья превратился в маленькую деревню, живущую своей жизнью, с кривыми переулками и лавчонками на углах. Поселение больше не состояло из одних только хибар и лачуг, один за другим начали появляться крытые черепицей дома. Но в этом маленьком поселке не было ни канализации, ни других удобств. И когда менялся ветер, запах помоев и экскрементов, поднимавшийся из ущелья с дальней стороны обрыва, накрывал Аутрем-хаус.

Английский окружной чиновник обеспокоился образованием принцесс и организовал приезд английской гувернантки. Только одна из принцесс обнаружила склонность к учебе, самая младшая. Именно она и Долли получили наибольшую пользу от пребывания гувернантки. Обе вскоре свободно заговорили по-английски, а Долли даже начала рисовать акварелью. Но гувернантка задержалась ненадолго. Она была настолько возмущена условиями заточения королевской семьи, что разругалась с местной британской администрацией. В конце концов ее пришлось отправить обратно в Англию.

Принцессы повзрослели, как и их товарищи по играм. Мальчишки иногда дергали девочек за косички и якобы случайно прижимались к ним, бегая по поместью. Саванту пришлось взять на себя роль защитника и лидера. Он в гневе мчался в басти и возвращался оттуда с синяками на лице и разбитой губой. Долли с принцессами в молчаливом благоговении собирались вокруг него: без всяких вопросов они знали, что он получил эти раны, защищая их.

Савант к тому времени превратился в высокого смуглого юношу, с широкой грудью и аккуратными черными усиками. Теперь он работал не только кучером, но и привратником. Для службы в этом качестве ему отвели в пользование домишко у ворот. Комнатка была маленькой, с одним окном и плетеным топчаном, а единственным украшением служило изображение Будды – символ обращения Саванта, под влиянием короля.

Обычно девочкам запрещено было заходить в жилище Саванта, но они не могли оставаться в стороне, когда он лежал там, залечивая раны, полученные из-за них. Они находили способ проскользнуть внутрь незамеченными, с тарелками еды и свертками сладостей.

Одним жарким июльским днем, зайдя в домик Саванта по какой-то хозяйственной надобности, Долли обнаружила его спящим на плетеной койке. Он был обнажен, если не считать белой набедренной повязки, хлопкового лангота, завязанного между ног. Присев рядом, она наблюдала, как его грудь приподнимается в такт дыханию. Думая разбудить, она потянулась к его плечу, но вместо этого рука коснулась его шеи. Кожа у него была скользкой, покрытой тонкой пленкой влаги. Долли провела указательным пальцем вниз к середине груди, через лужицу пота, скопившуюся в углублении, к спиральной ямке его пупка. Линия тонких волос змеилась вниз и исчезала во влажных складках лангота. Она коснулась волосков кончиком пальца, погладила против направления роста, приподнимая их. Савант пошевелился и открыл глаза. Она почувствовала его пальцы на своем лице – пальцы, обрисовывающие линию ее носа, приоткрывающие губы, поглаживающие кончик языка, следующие изгибу подбородка и опускающиеся к шее. Когда он добрался ниже, она остановила его руку:

– Нет.

– Ты первая начала трогать меня, – поддразнил он.

Она не ответила. И сидела неподвижно, пока он возился с ее завязками и застежками. Грудь у нее была маленькая, запоздало развивающаяся, с крошечными бутончиками сосков. Ладони кучера были в колючих мозолях, и грубая кожа царапала нежные бугорки груди. Долли положила руки ему на бока и провела вниз вдоль грудной клетки. Прядь волос выбилась у нее на виске, и капли пота, кружась, покатились по локонам, медленно стекая с кончиков на его губы.

– Долли, ты самая прекрасная девушка на свете.

Ни он, ни она не знали, что нужно делать. Казалось невозможным, чтобы их плоть можно было совместить. Тела скользили, неловко ворочались, царапались. А потом внезапно она ощутила вспышку жгучей боли между ног. И громко вскрикнула.

Он развязал свою набедренную повязку и вытер ею кровь с ее бедер. Она взяла другой конец ткани и вытерла красные потеки с его члена. Он потянулся к ее промежности и погладил по лобку. Потом оба сели на пятки, глядя друг на друга, тесно прижавшись коленями. Он расстелил влажную белую ткань поверх их соединенных ног, солнечные лучи ее крови были испещрены опаловыми искрами его семени. В молчаливом изумлении они уставились на яркий рисунок ткани – это было их произведение, знамя их союза.

Долли вернулась на следующий день и приходила еще много дней после. Она ночевала в гардеробной на верхнем этаже. В соседней комнате находилась спальня Первой принцессы. Кровать Долли стояла у окна, а снаружи, только руку протянуть, росло манговое дерево. Ночью Долли соскальзывала по нему вниз и забиралась наверх перед рассветом.

Однажды днем в домике у Саванта они уснули, обливаясь потом, на его плетеной койке. Но вдруг комнату заполнил пронзительный крик, и оба мгновенно вскочили. Над ними стояла Первая принцесса – глаза сверкают, руки уперты в бедра. В пылу гнева она из двенадцатилетней девочки превратилась во взрослую женщину.

– Я подозревала, а теперь знаю наверняка.

Принцесса велела Долли одеться и немедленно убираться.

– Если еще когда-нибудь увижу вас вместе наедине, тут же пойду к Ее Величеству. Вы слуги. Она вышвырнет вас вон.

Савант, абсолютно голый, бросился на колени и умоляюще сложил ладони:

– Принцесса, это была ошибка, ошибка. Моя семья, они зависят от меня. Откройте свое сердце, принцесса. Это была ошибка. Больше не повторится.

С того дня взгляд Первой принцессы следовал за ними, куда бы они ни направились. Она сообщила королеве, что видела, как грабитель карабкался на манговое дерево. Дерево срубили, а на окно поставили решетку.

Было решено, что вместе с поставками свинины для короля в Аутрем-хаус будут доставлять бомбейские газеты. В первой же партии обнаружились репортажи, вызвавшие всепоглощающий интерес: рассказ о европейском туре короля Чулалангкорна из Сиама. Впервые азиатский монарх посетил Европу с государственным визитом. Путешествие продолжалось в течение нескольких недель, и все это время для короля Тибо не существовало никаких иных тем.

В Лондоне король Чулалангкорн останавливался в Букингемском дворце, в Австрию его пригласил сам император Франц Иосиф, в Копенгагене он подружился с королем Дании, президент Франции встретил его в Париже с распростертыми объятиями. В Германии кайзер Вильгельм стоял на перроне, ожидая прибытия королевского поезда. Король Тибо перечитывал репортажи еще и еще раз, пока не выучил их наизусть.

Совсем недавно прадед Тибо, Алаунгпайя, и дед, Баджидо, завоевали Сиам, разгромили его армию, свергли правителей и разорили Аюттайю, главный город. Впоследствии поверженная знать избрала нового правителя, и Бангкок стал новой столицей страны. Именно благодаря королям Бирмы, предкам Тибо, благодаря династии Конбаунов в Сиаме возникла нынешняя династия и правящий король.