Книжная Лавъка Куприяна Рукавишникова. Первая часть - Берндт Алёна

– А здесь есть такие знания? – Куприяну было любопытно.

– Пути далеко ведут, кто знает, может и такое есть, – Ермил пожал плечами, – Так что ты гляди, Хранитель, не допусти сюда зло, ибо конец тогда настанет не только тебе, а и всему роду человеческому.

– Ермил, а тебе самому сколько лет? – спросил Куприян и увидел, как нахмурился помощник.

– Чутка за сто. Всё, спать пора, светает уже, – заворчал Ермил, – Завтра снова Сидор тебя журить станет, а надо Лавку открывать, приготовить всё.

Ермил поправил фитиль в лампе и исчез среди книжных корешков, тихо, только волной воздуха обдало Куприяна. Парень не спеша поднялся, отнёс в кухню крынку и блюдо от шанег, в голове роились думы, спать не хотелось, хотя и понимал, что Ермил-то прав. После снова полдня насмарку! Но всё не выходила из головы Куприяна Василиса, та девушка, которая явилась ему в усадьбе Белугина. Раз Гербер здесь жил раньше, может он её и сгубил, или тот его помощник, про которого Ермил сказал. Вот, и у зла тоже свои помощники есть, думал Куприян, а может и Лавка такая же есть где-то, что чёрные пути открывает…

«Надо съездить снова к Белугину, – думал Куприян, расхаживая меж полок, – Может быть Василиса знает, как с ним сладить, навсегда чтобы сгинул… Наверно он в Европе был это время, пока здесь его забыли, а потом и приехал, вроде как доктор! Выучился, а что, люди идти станут всегда к доктору-то. И не заподозрит никто, от чего человек умер, от болезни, или от чего иного, ведь здоровые к такому Герберу не пойдут…»

Спать Куприян улёгся под утро, уже светало, но перед тем, как улечься, написал записку Сидору Ильичу, чтоб тот его разбудил и не давал спать до обедни.

Однако записка не пригодилась, сам Куприян проснулся, словно кто в бок толканул. На часах была четверть восьмого, что ж, не так скверно, теперь день потерпеть, зато вечером уляжется вовремя, а завтра… завтра открывать Лавку! И пока без помощника, потому что Ермил и за карлика не покажется людям.

В кухне Куприяна встретили Акулина Петровна и Глаша, с тряпками, вёдрами, и засученными рукавами. Готовые намывать Лавку к открытию, чтоб перед людьми было не стыдно, как заявила Акулина Петровна, и генеральским тоном распорядилась идти всем в Лавку, наводить порядок!

Куприян команду принял, и почти весь день прошёл в этих хлопотах. Витринное окно блестело на солнце, на полках и корешках книг не было ни пылинки, кресла и сиденья у окна так и звали присесть, чтобы ознакомиться с содержанием выбранной книги.

– Ну вот, всё готово! – Акулина Петровна обвела Лавку довольным взглядом, – И чтоб мне тут больше никакого киселя! Всё, я иду накрывать ужин, а вы запирайте тут всё, ужинать и спать! Завтра очень важный день!

Куприян ослушаться не смел, всё верно Акулина Петровна говорит. Протёр бронзовую ручку на входной двери, и собрался было уже запереть дверь, как приметил… В проулке, в наползающей вечерней тени стоял человек… он был едва приметным, тень почти скрыла его. Но Куприян угадал мощную стать, а глаза… в сумерках они сверкали, когда он водил взглядом, провожая поздних прохожих, а потом… он явно наблюдал за Лавкой и Куприяном!

Нахмурился Куприян, запер дверь покрепче, проверил, дёрнув ручку. Потом незаметно прокрался к витринному стеклу и выглянул одним глазком туда, в проулок. Тени сгустились, ничего не видно, и может показалось Куприяну, а может и в самом деле сверкнула там пара недобрых глаз.

– Ермил! – сказал негромко Куприян, – Я иду спать, пригляди тут. И ежели что, буди меня.

Где-то щёлкнуло, потом запел сверчок, и Куприяну стало как-то спокойнее сразу. Ничего, и с этим сладим, который в тени прячется, подумал он и отправился спать, не чуя усталых ног.

На двери Лавки теперь висела вывеска:

«Лавъка открывается завтра, в девять часовъ».

Глава 19.

Утром Куприян вовсе позабыл и про человека, наблюдавшего за Лавкой из проулка, и про странного Гербера, и про все таинственные и странные происшествия. Встал он рано, снова проверил всё в Лавке, поправляя и без того красиво разложенные на витрине книги.

Летнее розовое утро разливалось солнечным светом по Торговой площади, от булочной Лавки Ивана Никодимова доносились аппетитные и умопомрачающие ароматы, да и вообще день обещал быть приятным.

Сидор Ильич заради такого случая, как открытие Книжной Лавки, нарядился в новый камзол и теперь расхаживал возле конторки, поглядывая на чуть бледного от волнения Куприяна.

– Ты, Куприян, не тужи, сладим, – говорил он, – Ты мне сказывай, чего делать, а я уж разберусь. Ничего, и не с таким ладили, чай, в грязь лицом не ударим.

Куприян раскладывал на полке лубочные картинки, он их вчера нашёл в ящике под прилавком. Там же лежали и календари на грядущий год. Онуфрий и вправду знал своё дело и обладал должной прозорливостью, и Куприян с укоризной отметил про себя, что и ему нужно больше времени уделять именно торговому делу и обеспечению Лавки, а то ударился он в чудеса и голову от них совсем потерял.

А между тем надо вот чернила добыть на продажу, и конверты тоже, стопочка совсем небольшая осталась, видно, что берут их хорошо. Вот этим и нужно озаботиться, помимо всех этих таинственностей! Онуфрий молодец, и капиталу смог нажить, и с напастями справлялся. Ну, справедливости ради, думал Куприян сам себе в оправдание, с Гербером Онуфрий сладить не смог. Но и ему самому похвастать было нечем… ну уходил мертвяка, так это ему само пришло, а с Арычихой и вовсе Белугин справился, Куприян только помогал ему, делая что в книжке написано, да опять же что само ему приходило, только знай – повторяй. Так что особых заслуг не за что себе приписывать, и нос задирать повода нет!

Куприян достал чистую книгу, написал в ней дату, приготовился записывать, что продастся за день. Часы стукнули, вместе с ними стукнуло и Куприяново сердце, а Сидор Ильич отпер дверь лавки.

– Ты, Сидор Ильич, оставь отворенной дверь-то, – сказал Куприян, – Этак и видно будет лучше, что Лавка открыта, да и воздух свежий.

– Да, булками как хорошо пахнет, – усмехнулся дядька Сидор, – Хоть наша Акулина и получше печёт, а всё ж… завсегда любил, когда хлебом-то пахнет.

Первым в Книжную Лавку заглянул невысокий седой господин в сюртуке со слегка потёртыми карманами. При нём был мальчонка лет десяти с усыпанным веснушками носом и любопытными васильковыми глазёнками.

– Дедо, ты погляди, – шептал мальчонка, показывая пальцем то на одно, то на другое.

– Цыть, – строго приказал дед, и мальчонка притих, робко встав позади деда, который купил конверты и немного бумаги, отсчитав сухой рукой монеты.

– Благодарствуйте, – кивнул покупатель, и посмотрел на Куприяна, – А я всё ждал, когда же Онуфриев-то наследник объявится. Ну, с почином вас, молодой человек.

– Спасибо, – Куприяну стало как-то тепло от добрых слов старика, – Приходите почаще, пусть и не за покупками, я буду рад.

– Гаврила Кузьмич Хворостов, а это внук мой, Васятка, – отрекомендовался дед, – У меня прядильня вон там, по-над мыском. Ежели когда будете променад совершать в нашу сторону, милости прошу.

– Куприян Федотович Рукавишников, – представился польщённый таким уважительным к нему обращением Куприян.

– Погляжу, если позволите, – Гаврила Кузьмич повёл рукой и отошёл к полкам, стал рассматривать книги.

Пока дед рассматривал книги, Куприян жестом подозвал к себе мальчика, который скромно стоял в сторонке. Васятка залился краской и робко подошёл к вышедшему из-за конторки Куприяну.

– Ну, Василий, скажи мне, какая тебе нравится, – Куприян указал на разложенные лубочные картинки, – Видишь ли, друг мой, своих-то детей у меня пока нет, как мне знать, какие картинки на продажу заказывать. Человек я новый в этом деле, так вот хоть может ты подмогнёшь, подскажешь?

– Вот эта, с котиком, красивая, пожалуй, что и лучше всех. Глядите, как мышка нарисована, чудо! – Васятка вроде и осмелел немного, – И с избушкой тоже. Вот эта, с петушком и девочкой…