Позор рода, или Выжить в академии ненависти (СИ) - Милославская Анастасия

— Выкладывай, — я сажусь на свою кровать, гоня прочь мысли о только что увиденном.

Глава 10.2

Джули хитро смотрит на меня:

— Помнишь, мы в детстве гадали на будущего мужа?

Я поудобнее устраиваюсь на кровати, вспоминая наши посиделки. Лина тогда не была такой злобной стервой, и мы иногда проводили время втроём. В том числе и баловались такими глупостями. Магии у нас ещё не было, так что мы скорее развлекались.

— Ну, бывало, — отвечаю я.

Джули победно улыбается:

— Я просмотрела учебник по зельеварению и нашла кое-что. Цветки камелии символизируют истинную пару. А ещё они часто используются, как ингредиент для зелий, связанных с истинностью. Если заменить в ритуале гадания на будущего мужа некоторые вещи и добавить зелье с цветком камелии, то может что-то получится.

— Джули, это просто детская забава, — разочарованно отвечаю я. — Она не несёт никакой магической или ритуальной подоплеки.

— Она детская, пока в нас не проснётся магия. Я сама видела, как сестра с подругами гадали. И работало же! Только нам нужно на истинного. Не факт же, что он станет будущем мужем в твоём случае. Смотри! Я всё подготовила. Даже набралась храбрости и попросила у мистера Шейдмора сварить зелье в лаборатории.

— Неужели согласился?

— Он сначала хотел меня прогнать, но потом почему-то передумал. И позволил мне. Оно и правда лёгкое, вспомни, мы в детстве мешали похожее в обычной стеклянной миске. Но я сделала всё по правилам. Чтобы точно получилось.

Наверняка Шейдмор передумал, потому что понял для кого зелье. Он ведь видел, что мы с Джули подруги.

— Ладно, давай сюда.

Джули протягивает мне маленькую прозрачную склянку с тёмно-фиолетовой жидкостью.

Ритуал совсем простой, мы садимся на пол и берёмся за руки. Смотрим друг на друга с улыбкой. На сердце становится немного теплее, волнение и предвкушение трепещет внутри. Я будто возвращаюсь в детство.

Приснись жених невесте в ночь,

И голову ей не морочь.

В глазах сиянье, в сердце — свет,

Любовь нас ждёт, сомнений нет.

Зачитав стишок, я хочу встать, но вижу, что наши с Джули руки начинают светится.

— Получается! — радостно шепчет Джули.

— Ты просто гений!

Мы вскакиваем на ноги, а затем я залпом выпиваю кислое зелье и ложусь в кровать, накрываясь одеялом. Мы выключаем ночник.

— Спокойной ночи и удачи, — шепчет Джули.

Глаза подруги блестят в полутьме комнаты.

Огненная луна едва виднеется из-за туч, гремит гром. Я засыпаю, глядя на луну и сжимая в руке папин платок.

Комната плывёт, обретая всё более ясные очертания.

И вот я уже сижу за столом в нашем родовом особняке в своей комнате и старательно выписываю символы древнего драконьего языка. Они сложные и витиеватые, но я занимаюсь уже почти полгода, поэтому вполне могу читать по слогам и писать, пусть и с небольшими ошибками. Нам — дракорианцам — тяжело даётся древний язык, хоть отчасти он и похож на тот, который используем мы сами.

— Сестрёнка, как насчёт почитать вслух в библиотеке? Я тебя жду! — доносится приглушённый голос сводной сестры Лины, когда она проносится мимо по коридору. Спешит на первый этаж.

— Буду через десять минут! — кричу я в ответ.

Так… ещё немного…

Последний штрих.

Я щурюсь, выводя самый сложный иероглиф. На улице уже темно, а лампа почему-то едва светит. И вдруг дверь в мою комнату отворяется, отвлекая меня.

— Ах! — разочарованно выдыхаю я.

Рука съезжает и теперь на безупречно белом холсте с такими же безупречными символами красуется клякса.

Я поворачиваюсь и замираю. Перьевая ручка едва не выпадает из рук. Папа заходит в комнату и ласково кладёт руку мне на плечо. Почему-то складывается ощущение, что мы не виделись так давно. Что я безумно скучала, хотя я точно знаю, что он уехал в обед по делам, и вот теперь вернулся ночью.

— Почти идеально, — хвалит он.

Его голос всё такой же глубокий и бархатный, а взгляд уверенный. На нём тот же строгий костюм, который и был на нём, когда…

Когда что?

Мысль ускользает. Кажется, будто должно случится что-то дурное. Будто весь мир замер в ожидании этого. Но я не могу понять, что именно.

— Как дела, папочка? — я встаю и начинаю аккуратно складывать листки с письмом в папку.

— Бывало и получше, но не забивай голову, дочка.

Я поворачиваюсь, вопросительно глядя на отца.

— Кое кто наворотил дел, а я должен разгребать. Но меня этим уже не удивить, сама знаешь. Так что не волнуйся.

Я понимаю, что несмотря на слова, отец действительно чем-то обеспокоен.

— Это ты про кого? — я хмурюсь, забывая про то, что нужно скорее закрыть банку с чернилами, а то засохнет.

— Твой дядя Оскар, Дея, — отец проводит рукой по волосам.

В его взгляде появляется незнакомый мне огонь. Я понимаю, что отец очень сильно зол и нервничает. Но не хочет показывать это мне, не хочет волновать. Мне сложно представить, что могло случится. Я никогда не видела папу таким. Он всегда собран, спокоен и уверен в себе и своих силах.

— А что с дядей? — мой голос звучит неестественно и тонко, нервозность отца передаётся и мне.

— Поговорим завтра, ладно? — папа наклоняется и целует меня в макушку. — Я тебе позже расскажу.

Поддавшись порыву, я делаю шаг вперёд и обнимаю папу так крепко, как только могу. Сжимаю руками изо всех сил. Почему-то на глаза наворачиваются слёзы.

Он смеётся, обнимая меня в ответ. Поднимаю голову и вижу, как его взгляд теплеет, и сама улыбаюсь.

— Чтобы ни случилось — семья это главное. Семья — всё, что у нас есть, — говорит отец.

Мне кажется, он говорит это не сколько мне, сколько себе.

— Да, папочка. Я люблю тебя.

— И я люблю тебя. Спокойной ночи.

Я киваю, глядя в спину удаляющегося из комнаты отца. Слышу, как скрипит ступенька, которую никак не починят, когда он спускается на первый этаж. Надо бы и мне поспешить, Лина ждёт. Мы с ней частенько перед сном читаем друг другу вслух в библиотеке.

Быстро прячу письменные принадлежности, беру салфетку и принимаюсь вытирать пальцы, испачканные чернилами.

Вдруг снизу слышится какой-то звон. Как будто что-то разбили. Может, мачеха что-то уронила? Я не обращаю внимание, продолжая вытирать пальцы. Чернила так въелись, что не ототрёшь.

Слышу голоса, кто-то разговаривает на повышенных тонах. А затем характерный треск магии и женский визг.

Салфетка падает у меня из рук, внутри всё холодеет, я выбегаю из комнаты, едва не спотыкаясь. Бегу к лестнице, руки дрожат, ноги будто ватные. Прямо на лестнице сталкиваюсь с мачехой, она прижимает к себе Лину, у которой по щекам текут слёзы.

— Пошла с дороги! — кричит мачеха, грубо отталкивая меня.

— Что происходит? — я едва не падаю, успеваю схватиться за перила.

Сина никогда себе не позволял так вести себя со мной, но сейчас у неё на лице застыла гримаса ужаса.

— Дея, бежим с нами ко второй лестнице для прислуги, нужно выбираться из дома. Там…

Сводная сестра не успевает договорить, потому что мачеха просто утягивает её прочь.

— Папа! — мой голос звенит от напряжения.

Ответа нет, в воздухе начинает пахнуть гарью. Будто кто-то разжёг огонь. Может, начался пожар, а папочка где-то там?

Я бросаюсь вниз по лестнице, забегаю в малый зал, толкаю дверь и…

Замираю на пороге, жадно хватая ртом горячий воздух. Меня бросает в дрожь, волосы начинают электризоваться, будто концентрация магии в комнате настолько высока, что сейчас просто всё взлетит на воздух.

Гостиная пылает, горит занавеска, диван, кресло, даже фортепьяно сестры. И посреди этого ожившего кошмара я вижу отца, лежащего на спине. Раскинувшего руки и недвижимого. Над ним стоит высокий мужчина с длинными чёрными волосами. И он — огонь. Его руки пылают, его фигура вся будто соткана из языков пламени.

— Отойди от него! — мой тонкий девчачий голос дрожит от гнева и охватившего меня ужаса за отца.