— Что-то не так? — спросил он, снова пытаясь обнять меня.
— Не надо, — я покачала головой, повела плечами, побуждая его убрать руки. — Прости, Дима, я не могу.
Он молчал, ожидая продолжения.
— Я не люблю тебя.
В его взгляде появилась горечь, но Дима нашел в себе силы улыбнуться:
— Но мы же не в седьмом классе, 'раз увидел — и влюблен'. Мы взрослые люди, нам нужно время.
— Оно у нас было. Именно поэтому я и говорю сейчас, — я старалась смягчить удар. — Ты замечательный человек, очень хороший. И ты заслуживаешь женщину, которая будет тебя любить. Но это буду не я.
Он отвел взгляд, его лицо словно застыло. Сложив руки на груди, смотрел перед собой, осмысливая услышанное. По-человечески мне было Диму безумно жаль, я понимала, что он чувствует. Но лучше пусть будет больно сейчас, когда мы еще недостаточно знакомы, чем потом, когда он привяжется ко мне по-настоящему. Тогда будет действительно очень больно.
— У нас с тобой много общего, — тихо сказал он. — Нам хорошо вдвоем, мы подходим друг другу.
— Да, — с этим было сложно не согласиться. — Но это не любовь.
Он снова замолчал, закусил губу.
— Мне очень жаль, — прошептала я.
Он резко повернулся ко мне. Взгляд твердый, решительный, даже отчаянный. Дима выпалил:
— Тогда дай мне шанс.
— Дима… — начала было я.
— Не отвечай сейчас, — попросил он. — Давай просто встретимся завтра, как и собирались. Я не могу от тебя отказаться. Ты мне стала слишком дорога.
Я покачала головой:
— Пойми, это ничего не изменит. Давать этот шанс было бы жестоко.
— Нет, я не понимаю и не смогу понять! Давай встретимся завтра, еще раз все обсудим, — настаивал он.
— Это ни к чему, — мягко возразила я.
— Смотрю, ты уже приняла окончательное решение, — обреченно кивнул он. — Я позвоню тебе завтра, пожалуйста, возьми трубку.
— Конечно, возьму.
— До завтра, — он открыл дверь, еще раз обернулся, посмотрел на меня, пробормотал. — Я не понимаю.
И ушел.
Да, знаю, я поступила с ним жестоко. Нужно было раньше разобраться в себе, в своем отношении к нему. Но, к сожалению, получается, как получается. Одно утешало — в правильности принятого решения я была совершенно уверена.
Володька, тайная, в первую очередь для меня, любовь всей жизни, пропал на неделю. Ссылаясь на занятость на работе, сам на контакт не шел и довольно резко обрывал меня, когда я ему звонила. Ну, я старалась не принимать это на свой счет, мало ли, бывает.
Приближалась весна, она все ощутимей чувствовалась в воздухе, в пересвистах птиц. Становилось теплее, снег потихоньку сходил. Значит, растаяла дорога в Крынычки. Ой, 'близится час торжества моего'! Прижму Емельяна, наконец-то. Будет знать, как ведьме голову дурить и мозг пудрить!
Испекла любимых Володькой ветчинных улиток, упаковала в фольгу, чтобы не остыли, прихватила печенья и отправилась к другу на поклон. Он был и оставался единственным, кто мог бы отвезти меня в Крынычки. Вовка открыл дверь, окинул меня недовольным взглядом, но в дом пустил.
— С чем пожаловала? — неприветливо спросил он, ставя чайник.
— С улитками и с просьбой, — честно ответила я.
— За улиток спасибо, конечно. Что за просьба? — он сверлил меня взглядом, стоя рядом с плитой, сложив руки на груди и чуть скосив нижнюю челюсть вправо. Кажется, никакой загруженности на работе у него не было. Он так реагировал на меня. Чем успела обидеть?
— Отвези меня на выходных в Крынычки, пожалуйста, — озвучила я свою проблему.
— Опять Крынычки, стало быть. А у этого твоего…. — Вовка пренебрежительно скривился. — Как там его? Димы? Машины нет?
Что-то явно не так. Вовка закипал быстрее чайника. И его раздражение было заразным.
— Ну, во-первых, он не 'мой', - процедила я. — Во-вторых, может, и есть. Но она вместе с ним в Киеве. В-третьих, я думала, что друг мне ты, а не он. Жаль, что это, видимо, не так.
Договаривала уже в коридоре, потому что общаться дальше с Вовкой мне как-то резко расхотелось.
— Не переживай, спасибо за хлопоты. Пока!
Прежде, чем он успел что-то сказать, я схватила с вешалки дубленку, распахнула дверь и выскочила из квартиры. Одевалась уже на лестнице.
До дома добежать не успела, как в кармане зажужжала мобилка, — звонил Вовка. Я нажала на отбой и выключила телефон. Все! Надоел!
Я игнорировала Володьку целых два дня. Даже мама подыграла. Когда Вовка, осознав, что на звонки я отвечать не буду, пришел ко мне домой, мама, не моргнув глазом, соврала, что ее любимой дочери дома нет, когда вернется, не знает.
— Тина, вы что, поссорились? — спросила мама, выпроводив Володьку.
— Есть такое, — призналась я.
— И с чего бы?
— Если б я знала! — буркнула я. — Он на меня накинулся, как на врага. Ну, я и обиделась. Он мне два дня названивает раз в час. А я трубку не беру. Вообще в черный список занесу… Надоел.
Мама усмехнулась, покачала головой:
— Милые бранятся…
— Мама, ну какие 'милые', ну скажи? — вздохнула я. — Друзья. По крайней мере, были…
— Ну да, ну да, — улыбнулась мама и вышла.
На следующий день Вовка поймал меня на улице. Я возвращалась с работы, а он караулил меня в машине.
— Тина, ты прости. Я погорячился и накинулся на тебя, — принялся оправдываться он. — Не хотел тебя обидеть.
— Да-да. Я понимаю. Загруженность на работе. Бывает, — холодно ответила я.
— Тина, не кипятись, — он улыбнулся. — Пойдем в кафе посидим? Тирамису поедим?
Я хмыкнула:
— Соблазнитель.
— Какой есть, — улыбка стала веселей. — Так пойдем?
— Пойдем, — вздохнула я, притворяясь, что делаю ему одолжение. Хотя сама была очень рада тому, что он все-таки пришел мириться.
Мы не просто посидели в кафе, еще договорились на субботу, что Володька отвезет меня в Крынычки. Сам сказал, я больше эту тему поднимать не собиралась.
Ночью, когда родители заснули, решила поговорить с Тикусой Владимировной. Это же ее домовой, в конце-то концов. Может, подскажет какие рычаги давления на него, если Емельян упрется.
— Клыкала? — спросила бабушка, проявляясь в бездонном омуте блюдца.
— Да, — кивнула я. — У меня тут новости разные. С русалкой, например, разговаривала.
— Знаю, — улыбнулась Тикуса Владимировна.
— А что еще ты знаешь? — спросила я.
— Багато чого, — усмехнулась собеседница. — Але тоби не скажу.
— Почему?
— Рано.
— Что-то не улавливаю смысла гадания, — хмыкнула я. — Кажется, его придумали, чтобы получать ответы на вопросы.
— Хиба? — удивилась ведьма.
— Ну да!
Если бы вчера гадать села, подобное поведение родственницы меня бы раздражало. А сегодня только веселило. Я поняла, что давить на нее нет никакого смысла, она все равно не расскажет ничего.
— Ты дывы, — бабушка разыгрывала искреннее удивление.
Я не удержалась и прыснула. Она тоже рассмеялась.
— Может, ты все же скажешь, что задумал Емельян?
Она отрицательно покачала головой.
— Ну и ладно. Тогда доброй ночи?
— Добранич, — откликнулась бабушка и пропала.
С утра пораньше в субботу поехали с Вовкой в Крынычки. Договорились, как и раньше, подъехать поближе к развалинам избушки. Если дорога позволит. Если нет, то Вовка решил, что будет провожать меня чуть ли не к самому пепелищу. Это в мои планы не входило. Я ехала ругаться с домовым и собиралась в случае необходимости использовать магию. И мне как-то не хотелось, чтобы Вовка это видел. После долгих уговоров он, скрепя сердце, согласился просто звонить мне. Как в прошлый раз. Снега намело порядочно, но из-за оттепели он был рыхлым, водянистым. Машина в нем завязала, Вовка не рискнул даже подобраться ближе к лесу.
— Нам же еще выбираться отсюда. А к местным на поклон за трактором идти не хочется, — задумчиво окинув взглядом просторы заснеженного поля, сказал он.
