Зодчий. Книга II (СИ) - Погуляй Юрий Александрович

Здесь мне предстояло довести план до конца, и сделать это в одиночку. Витязь участвовать в подобном отказался наотрез, и я его понимал. А больше никому здесь я особо и не доверял.

Закончив с хлебом, я положил сверху нарезанного свежего репчатого лука, посыпал немного солью и с наслаждением захрустел угощением. Шумно запил его сладким чаем из походной кружки.

— Прошу вас… — подал голос Фурсов. — Я исчезну. Я отпишу вам земли. Я всё сделаю. Просто отпустите меня. Клянусь вам!

Я жевал хлеб, наслаждаясь вкусом, и на слова барона не реагировал. Можно много говорить о благородной крови, о чести. Но нет ничего лучше старой доброй безысходности.

Керн сидел в Изнанке, то и дело оглядываясь по сторонам. Уверенности у психоманта стало значительно меньше. Потому что я не шутил и старательно хранил максимально равнодушный вид. Мол, если затянет и помрёт, значит, я приступлю к плану Б.

Удивительно, что психомант вообще упорствовал. Я предложил ему идеальный выход из ситуации, где все участники покидают историю с большой выгодой для себя. Фурсов сохраняет жизнь и не отправляется на каторгу за участие в покушении на имперского зодчего. Керн живой и здоровый возвращается в Санкт-Петербург и продолжает свои детективные изыскания. Я же получаю земли, переданные барону Фурсову его благодетелем Игнатьевым. Честная дарственная, в которой мне переходит власть над Приборово и окрестностями, а моя собственная территория сильно расширяется.

Плюс ко всем растёт человеческий ресурс.

Всё в рамках закона. Никто не посмеет оспаривать, без доброй воли участников договора. А таковую можно не ждать. Потому что у меня будут лицензированные слепки памяти, свидетельствующие о серьёзных преступлениях, как барона, так и его доверенного лица из Санкт-Петербурга.

Вот только последний сильно упорствовал. И если он настолько хорош в своих принципах, как в упрямстве, то дождусь, как Керн станет мутантом, и сделаю из него статую, а Фурсова…

— Я умоляю вас, Михаил Иванович, — снова проскулил барон. Выглядел он совсем неблагородно, конечно. Страх сильно уродует людей. Керн держался значительно лучше, причём, насколько я понимаю, дворянином не являлся.

— Хотите хлеба? — поинтересовался я, нанизывая следующий кусок.

— Да… Пожалуйста… Я очень хочу есть…

Когда хлеб покрылся корочкой, я подошёл к барону, освободил ему руки, готовый к любой подлости со стороны пленника.

— Спасибо, Михаил Иванович, спасибо, — торопливо проговорил он.

Я наблюдал, как Фурсов торопливо и жадно ест. И не скажешь, что человек передо мной замордовал живущих на его земле людей. Обычный, голодный, испуганный мужичок. Но так-то все мерзавцы, когда их прижимаешь, становятся вполне себе адекватными людьми.

— Вы убьёте меня, Михаил Иванович? — жалобно спросил Фурсов. — Если… Если Степан Родионович не согласится…

Я отпил чаю из кружки. Сунул барону бутылку воды, дождался, пока он напьётся, и снова сковал ему руки за спиной, а затем вернулся к костру. Поставил следующий кусок хлеба. В ветвях приятно чирикали птички, вдалеке послышался колокольный звон — то отец Игнатий готовился к службе. Вокруг меня не было никакой сложной техники, и это настраивало на определённое настроение.

Иногда полезно вот так оторваться от информационного шума.

— Почему вы молчите, Михаил Иванович? — не унимался барон. — Прошу вас, поверьте мне. Я всё сделаю. Я всё оформлю! Нет нужды в слепках, я всё сам сделаю! По доброй воле!

Я усмехнулся.

— Вы мне не верите? — оскорбился Фурсов.

— Разумеется, нет, — ответил я, наконец. — Опыт подсказывает, что слова благородных людей ничего не стоят. Особенно тех, кто якшается с Призывателями.

— У меня не было выбора. Власть графа Игнатьева сильна в наших краях. Вы человек новый, ещё не столкнулись с этим…

— Хм… — с сомнением заметил я, глянул на Керна. Помахал детективу рукой. Психомант держал спину прямо и смотрел гордо. Ничего, время есть.

— С Игнатьевыми лучше дружить. Здесь они Император…

— Людей своих кошмарить тоже Игнатьев заставлял? — не выдержал я.

— Что вы имеете в виду?

— Наслышан про пасечника.

— А… Вы про Михайлова… — поморщился Фурсов. — Ну… Он сам виноват. Бунт поднимать удумал. Да и вы, Михаил Иванович, тоже хороши. Отправили своего американского шакала к нам людей переманивать. Взбаламутили народ.

— Позвольте напомнить, что вы связаны и находитесь в десяти метрах от Изнанки. Не распаляйтесь.

— Простите, — буркнул барон, опустил глаза. — Не люблю предателей.

— Бог простит, — беззлобно ответил я. — Соберитесь с остатками своей чести, ваше благородие. Примите свершившееся и отпустите.

— Я принял, Михаил Иванович, — поспешно сказал Фурсов. — Принял. Вы же слышали меня… Я исчезну, испарюсь. Вы никогда не услышите обо мне!

— И вы не станете мстить мне за сыновей? — с невинным видом поинтересовался я.

Барон застыл, челюсти его стиснулись, заиграли желваки.

— Что с ними стало? — процедил он напрягшись.

— Они пытались меня убить. Пришли на мою землю со своими головорезами. Погибли в бою.

Фурсов с шумом втянул воздух:

— Тварь… Я убью тебя.

— Вот именно про это я и говорю, — кивнул я.

— Ты убил моих мальчиков! — барон рванулся в путах.

Я хмыкнул и посоветовал:

— Не вздумайте пускать свой дар в ход, ваше благородие.

Одежда Фурсова задымилась от распаляющегося жара, но огневик быстро пришёл в себя. Сталь ему не расплавить, а без движения аспект ему толком и не поможет.

— Ты ответишь за это, тварь…

Ну всё, потерял барон человеческий облик. Впрочем, кто бы его не потерял в такой ситуации? Главное, не забывать, что передо мной человек, с лёгкостью бы отправивший меня на тот свет при любом удобном случае. И это ещё до того момента, как погибли его сыновья. Нет места жалости.

— Несомненно отвечу. Поберегите силы, — покачал я головой.

Прошло часа три, прежде чем Керн что-то сдавленно крикнул с Изнанки. Я легко поднялся с земли и двинулся к психоманту.

— Удалось проветрить голову? — поинтересовался я у него, когда подошёл ближе. — Как вам за границей?

— Я подумал, Зодчий, — холодно сказал он. — Я согласен. Что вы хотите вытащить из барона?

— Всё, что может отправить его за решётку, Степан Родионович.

Он кивнул.

— Хорошо. Но хочу сразу предупредить, что дальше, чем на две недели я погрузиться не смогу. Мои возможности не безграничны. Как мы поступим, если ничего не найдётся?

— Я посчитаю, что вы хитрите, и попрошу вас ещё немного собраться с мыслями у этого столба, — честно сказал я. — Главное, чтобы ваши раздумья не затянулись до момента, когда начнутся мышечные судороги.

Степан Родионович поднял на меня бледное лицо.

— Я готов приступить. Но мне нужно моё снаряжение.

— Всё, что было при вас — ждёт у костра.

Когда мы вернулись с Изнанки — Фурсов встретил нас набычившись, исподлобья наблюдая за тем, как Керн возится в своей сумке. Детектив из Петербурга распотрошил содержимое, вытащил несколько блестящих серебром слитков, служащих заготовками для слепков.

Взял один из них в руки и сел перед бароном по-турецки. Прикрыл глаза. Слиток завибрировал, покрылся сиреневой рябью. Психомант медленно протянул левую руку и положил её на бедро Фурсова. Тот вздрогнул, но отстраниться всё равно бы не смог.

— Не надо мешать, — покачал головой я. — Мы тут все в одной лодке.

Фурсов одарил меня взглядом, полным ненависти.

— Мне нужно всё, Степан Родионович, — тихо произнёс я. — Всё, способное закопать этого человека как можно глубже. Связь с Призывателем, свидетельства участия Игнатьева. Что-нибудь такое. Удивите меня, прошу. Ну и, пожалуйста, не забудьте про воспоминания лично вашего общения с бароном. Мне ведь потребуются гарантии.

— Я начинаю, — глухо проговорил Керн, и Фурсов безвольно открыл рот, глаза его опустели.