Волчья ягода (СИ) - Началова Екатерина

На Волка однозначно благотворно действовал пустырник.

— Это они твоих знаков внимания боятся, — вздохнула, прекрасно понимая, что безопасность — заслуга репутации Таора.

Ухмыльнулся.

Устав от нас, Бояр чихнул и побрел по берегу, щедро смачивая речной водой черные лапы. Я растерянно накинула на веревку последнюю наволочку. Таор стоял неподалеку, сложив руки на груди. По виду — думал.

— Дрей сказал, что я — симметричная... — выдохнула после нескольких минут тишины, старательно отодвигая тягостные мысли. — Что он имел в виду? Симпатичная?

Последнее спросила с затаенной надеждой. Хотелось услышать от него что-то приятное. Таор среагировал как скала — не повел и бровью.

— Это значит, что у тебя есть ноги, — изрек, глядя на воду. — Ему нравится, что их две. На одном уровне.

Обманувшись и в этом ожидании, примолкла, огорошенно захлопав ресницами. Волки продолжали исторгать сюрпризы, которые требовалось переваривать как мясо — часа по два. Таор чему-то снова усмехнулся, еще раз поскреб плечо и нетерпеливо мотнул головой в сторону дома.

— Доставай уже свои целебные травки, — велел. — Исправляй, что натворила. Я устал чесаться.

Глава 13. О сложностях лечения злых волков

— Исцеляй меня, блоха.

Смущенно посмотрела на Таора и тут же отвела глаза. Раздевшись до пояса, Волк расслабленно раскинул ноги, развалившись на лавке, пока наблюдал, как я толку листья чистотела в кашицу. Одни листья вызывают зуд, другие убирают, таков Порядок. К сожалению, вызвать зуд гораздо проще, чем снять... Так что лечить его мне предстояло дня два.

— Опять что вытворишь, я юбку твою все-таки задеру, белье спущу, а теми цветочками зад твой белый натру, — голос Таора звучал беззлобно, но многообещающе. — Руки свяжу так, чтобы не достала. И буду смотреть, как ты пляшешь.

Такой детальной и уже явно продуманной угрозе я поверила, но все равно огрызнулась.

— Вообще-то я могла и пониже простынь натереть. Но не стала.

— О! Так я должен сказать «спасибо»?

— Ты должен понимать, что не надо меня сердить.

Ответом мне стал беззастенчивый мужской смех.

— Угрожаешь? — отхохотав, спросил смешливо.

Я нахмурилась.

— Предупреждаю. Ты сам сказал, что можно отвечать, когда умеешь ответить, — я припомнила ему эпизод с шишками и мальчишками.

— Сказал, — согласился. — Но тогда и я предупрежу. Имей в виду, ягодка, я без всяких травок могу тебе хоть сейчас натереть пониже так, что неделю сидеть не сможешь.

Широкой ладонью Волк смачно хлопнул себя по бедру и с силой потер.

Чувствуя, что беседа потекла в опасном нижнем направлении, я примолкла, Таор тоже больше ничего говорить не стал. Обмен предупреждениями прошел успешно.

Прикусив губы, оглядела зону воздействия. Знала я, как невыносимо может зудеть, не раз случайно цветы струпнина задевала. А вот, что мышцы могут быть такими широкими, угрожающе литыми — не знала. Оробев, задержала руку в воздухе, не решаясь коснуться Таора. Кажется, стоит дотронуться — и волк цапнет, оставив без руки.

— Начинай, — Таор поторопил меня, нетерпеливо почесываясь. Он подставил мне спину. Плечи и лопатки пострадали больше всего.

Набрав пальцами зеленую кашицу, с опаской приложила руку к его плечу. Ничего не произошло.

Начала растирать, осторожно размазывая зеленую кашицу сначала по плечам, затем по спине мужчины. Делать это надо бы чистой тряпицей, но у меня совсем ничего не было, приходилось пользоваться собственными пальцами. Вся перемазалась. Таор сидел смирно, а его кожа под рукой казалась горячей. Кашица оставляла на загорелой коже зеленоватые потеки.

Через минуту напряженные как дерево мышцы расслабились. Таор откинул голову и блаженно выдохнул.

— О, да... Еще... — он буквально постанывал. — Давно не было так хорошо. Вот здесь. И почеши. О-о-о.

Подставил мне широкую лопатку с длинным, давно затянувшимся шрамом. Я прижала к ней пальцы, втирая целебный сок, успокаивающий зуд.

— Отлично, девочка... Продолжай... Ещё-е..

Он так сочно постанывал от удовольствия, что мне стало смешно и приятно. Дело пошло.

— А-а-а, зараза... Хорошо... Что затихла? Лечишь, не молчи. Сколько можно молчать? — голос Таора прозвучал требовательно.

Странно, что молчун хотел общаться.

— А что говорить? — вынужденно спросила, не поднимая ресниц.

— Расскажи о себе, — с нажимом сказал. — Сколько у тебя братьев, сестер?

— Нисколько... Одна я.

— Так одна и живешь?

— С матушкой.

— А муж?

Несколько удивленная, пожала плечом, отмечая что спина Волка выражала любопытство гораздо больше голоса.

— Сбежал. Видать кровать не тем цветком натирала.

В профиль увидела, что Таор улыбнулся, помечая, что принял шутку за шутку.

— И все же... Да, вот тут... Где муж? — спросил настойчиво.

— Нет мужа.

— Умер?

Вопрос был бесцеремонен как Таор, но я даже не рассердилась. Одно дело, когда ты скрываешь беду, а другое — когда она становится достоянием общественности. В селе все знали. Я знала, что они знают и обсуждают, они знали... Все всё знали. Я привыкла об этом говорить.

— Ушел.

— А что так?

— Я бездетна, — легко ответила, усердно размазывая чистотел.

Во временем я привыкла говорить об этом именно легко. Так, чтобы и голос не дрогнул, и лицо не скривилось. А что? Правда ведь.

Трава — зеленая, корова — молоко дает, я — бездетна. У бывшего мужа уже появилось двое ребятишек, значит проблема во мне. Все пробовали: заговоры, молитвы, специальные отвары, даже позы. Не помогло.

У меня давно стало получаться говорить это без надрыва, без боли, без страданий. А вот те, кто слушал... Они столько не тренировались, поэтому начинали теряться, начинали утешать, убиваться, рассказывать истории о чудесном излечении, пытаться ободрить, советовать всякое... Больше из-за реакции собеседника, чем из-за собственных слов, я не любила обсуждать свою беду.

— Жаль, — так же спокойно как и я, ответил Таор. — Давно одна?

— Несколько зим уж, — кивнула, благодарная за ровный тон. Он не пытался ни сочувствовать, ни смотреть с жалостью. Неловкость тоже вроде не ощущал. Все-таки есть прелесть в общении со злым Волком — он не пытается быть человеком.

— Поворачивайся, — произнесла, закончив со спиной.

Таор развернулся на лавке. Меня тут же ошпарило взглядом. Грудь у него широкая, со шрамами, будто медведь когтями полоснул. Один шрам совсем свежий. Волоски с груди черной дорожкой уходили вниз, на живот, скрываясь под штанами. Резко стало неловко и жарко, будто от остывшей печи внезапно зажарило в полную силу.

Окунув пальцы в зеленую кашицу, потянулась обмазывать грудь. Под пальцами ощущались волоски, заставляя невольно краснеть. Травницы ведь лечат травами, не руками. Мы их примечаем, ищем, запасаем, готовим. Люди за лекарством к нам приходят, за настоями, отварами, и мы посильно помогаем им — знаниями в основном. Но, чтобы самим наносить... Такого опыта у меня не водилось. Даже мысленная матушка куда-то испарилась, оставив меня с мужчиной один на один.

Таор приподнял руку, разворачивая передо мной всю грудную клетку.

— Значит, с матерью живешь... Ходишь по лесу, собираешь корни, людей лечишь, — задумчиво произнес, сделал паузу и понизил голос. — Как тебе, нравится?

— Что?! — голос неестественно дернулся вверх, вниз, сдавая меня с потрохами. Будто в первый раз оглядела его плечи, грудь и сказала максимально небрежно. — Ты хорошо сложен. Но для меня это не имеет значения! Я не обращаю внимания на мужские гру... ру... фигуры! Совсем.

Он приподнял черную бровь. Янтарные глаза посмотрели на меня пристально, прямо. Я горела, я отчаянно врала. Нельзя, чтобы Волк лишнего подумал, да и не нужно, чтобы начал думать. Вдруг это пробудит в нем насильника? И вообще, пусть считает, что у нас все в селе такие... хорошо сложенные, а я их широкие грудные мышцы каждый день смазываю по два раза, уже насмотрелась и не реагирую.