Со внезапной ясностью я осознал, что и сам не знаю, сколько таких ударов выдержу. Быть может, следующий погасит моё сознание: если не навсегда, то, возможно, на долгие столетия… Я прикрыл глаза, вгоняй себя, возможно, в последний боевой транс, и потянулся к силе, таящийся на дне моей души. Яд смерти заструился по венам и татуировкам, собираясь в тугой, невероятно могучий клубок, готовый использовать в качестве топлива всё, что у меня было: силу моей души, силу моей воли, жертву моего собственного тела…
Увы, мне так и не довелось узнать, справился бы я с этой ловушкой. Может да, может и нет: самому себе я легко мог признаться, что не знаю ответа на этот вопрос. Потому что за секунду до моей собственной, последней попытки вырваться, сияющий луч ослепительно-белого пламени пронзил часть моей темницы насквозь, сжигая заживо одного из соратников Гастона.
А затем я ударил, ловя момент, со всей своей яростью владыки, едва не лишённого власти, с гневом истинного мастера смерти, вкладывая в этот удар всего себя, вкладывая во всю возможную силу один-единственный приказ…
Ледяная темница разлетелась вдребезги, и вместе с разлётом её осколков с другой стороны из-за моей спины ударил грязно-серый луч, убивая ещё одного из стариков, а затем, совершенно внезапно, перескочил на другого, и на ещё одного!
Время разморозило, и часть моих проклятий ударили в землю. На ногах остался один лишь Гастон, но об атаке не могло быть и речи: вокруг ледяного мага застыло неизвестное мне грязно-серое проклятье, поток моих чёрных молний, несколько проклятий, что были применены мной в начале…
— Кажется, мы как раз вовремя? — весело усмехнулся Итем, подходя ко мне с правой стороны и метая в Гастона огненный шар, застывший на подлёте.
— Как вы полагаете, мастер Итем, после этого случая милорд начнёт наконец-то брать с собой охрану на такие битвы? — философски спросил Улос, смотря в сторону.
— Нет конечно. — фыркнул молодой магистр пламени. — Я бы точно не стал! Это же скукота какая будет...
— Интересное проклятье. — задумчиво протянул я, проигнорировав подколку. — Я такого не знаю.
— Моё скромное изобретение. — потупил глаза лич. — Придумал на досуге, на случай магического боя с опытными магами. Конечно, с вашими чёрными молниями не сравнить, но защиту должно пробивать неплохо… Я называю это серой плетью. Работает по цепному принципу, если одного достало, перекидывается на другого практически мгновенно… Правда, на простых людях не сработает: чтобы проклятье пошло дальше, убитый должен обладать магической силой.
— Научишь меня потом. — улыбнулся я.
Лицо Гастона исказилось в подлинной гримасе мучительной боли. Сам волшебник застыл, отчаянно пытаясь удержать застывшие атаки. Я шагнул ближе, и он шевельнул левой рукой, конденсируя из воздуха тонкий ледяной покров. Жалкая попытка: мне оставалось только демонстративно фыркнуть, стряхивая его с плеча.
Время разговор кончилось. Поэтому я просто поднял обе руки, обрушивая на врага мощь своих чёрных молний. Последние кристаллы в диадеме волшебника взорвались, замедляя их… Но уже не останавливая.
Я прочитал по губам Гастона его последние слова: придут другие.
А затем град застывших во времени атак пришёл в движение, обращая его в прах, разбросанные во все стороны взрывом огненного шара.
Это видели обе стороны, вне всяких сомнений. Я обвёл пристальным взглядом горизонт, глядя на лагерь вражеской армии, задержав взгляд на наблюдательных вышках. А затем крикнул:
— Кто-нибудь ещё?
Ответом мне было молчание, но один человек, неразличимый издалека, покинул дозорную вышку, похоже, для доклада.
— КТО-НИБУДЬ ЕЩЁ? — закричал я что было силы.
Некоторое время ничего не происходило… А затем армия пришла в движение. Медленно, неторопливо, как громоздкий механизм: но всё ещё миллионная армия неспешно разворачивала ряды в мои стороны, разбиваясь на небольшие полки солдат, лучников и волшебников… Оставшиеся лидеры Альянса решили бросить в бой всё.
Что же, пусть будет так. Я со вздохом посмотрел на оставшиеся на мне лохмотья поддоспешника и повернулся к старому слуге.
— Улос, будь так любезен, принеси мне новую мантию. Чёрную.
— Разумеется, милорд. — кивнул старый слуга и прикрыл глаза, похоже, мысленно отдавая приказы своей нежити.
— А мне что делать? — приподнял бровь Итем.
Я отстегнул с пояса ножны с королевским мечом.
— Возьми, на хранение. В этом бою он мне не пригодиться. И передай остальным сообщение: пусть засада сработает, когда начнётся бой… Время показать им, на что способен настоящий лорд смерти на поле боя.
На миг мне показалось, что молодой магистр будет спорить, предпочитая принять участие в битве, но он приятно удивил меня, серьёзно кивнув:
— Можешь на меня рассчитывать. Но я схожу к целителям и поберу ударный отряд на случай, если тебя прижмут.
С этими словами Итем круто развернулся и пошёл обратно в лагерь.
— Из него выйдет неплохой верховный маг круга стихий. — задумчиво протянул я.
— Лет через пятьдесят — очень может быть, милорд. — согласился со мной Улос. — Но, признаться, меня волнует ваше состояние. Всё же, им почти удалось заключить вас в клетку… Вы думаете, мы выиграем эту битву? Или мне подготовить своих людей к отступлению?
Я кинул взгляд на безоблачные небеса. Солнце двигалось к зениту…
— Мы победим, вне всяких сомнений. А выжившие будут бежать в ужасе. Даю тебе слово.
Старый слуга, вернейший и надёжнейший из всех, что у меня были, блаженно зажмурился, подставив мёртвое бледное лицо ярким лучам восходящего полуденного солнца.
Глава 44. Убить бессмертного, часть 3.
Не знаю, чего стоило отдать верховному иерарху отдать этот приказ: бросить в бой всю армию сразу против одного бессмертного убийцы. Подобное совершенно не вписывалось в психопортрет этого человека, который я составил для себя. Священник-пацифист, фанатик добра и миролюбия, вероятно, никогда не убивавший людей и не посылавший их на смерть до сих пор…
И идущая в бой против меня могучая армия альянса, духовным лидером которого он, несомненно, являлся: а с выбыванием Кормира, возможно, не только духовным.
Стоило отдать парню должное: у него есть яйца. Однако каков бы ни был их план битвы, их ждало разочарование.
Я медленным, неторопливым шагом двинулся навстречу полкам, окутывая себя вихрем смерти, состоявшим из множества слоёв привычной мне сферы.
Сквозь мерцающий и дрожащий воздух прозрачной чёрной пелены было плохо видно. Но я моргнул, переходя на зрение глазоеда: и свет сотен тысяч глаз ударил прямо в меня, разрывая пелену серого, мрачного мира. Мне невыносимо сильно захотелось заставить их закрыться навсегда: но могучим усилием воли я взял себя в руки: играть свою роль стоило до конца.
