Дитя для двух королей (СИ) - Олешкевич Надежда "AlicKa"

Я кончил. Быстро, словно подросток. Отпустил, отошел.

А ведь на ней метка. Она не ставится, если не было согласия. Значит, эта грязная девка хотела принадлежать бастарду, сама желала подчиниться ему. Не мне!

Я сплюнул, ушел.

Не спал этой ночью.

Меня разъедали мысли.

Пил, пытался забыться, не понимал. Почему он, не я? Разве чем-то хуже? Да у него дегра, к нему невозможно безболезненно прикасаться. Я же, наоборот, будто создан для удовольствия. И я дам, попроси. Но все же он…

– Твой хозяин желает вернуть свою игрушку, – пришел я к ней ближе к обеду. – Гонцов послал.

Вроде немного поспал, отрезвел, но ночные мысли сами пьянили разум, оглушали.

Он, не я!

– Но так уж случилось, что пока с тобой поиграю я. Ты не против?

Совсем недавно узнал, чем ее кормили, приказал давать более питательную еду, добавить фрукты, овощи. Принести книги. Зачем? Просто так, чтобы загладить свою вину, что ли. Но моей вины нет, она подстилка бастарда, значит, по доброте душевной. Хотя нет во мне доброты. Пусть будет по прихоти. Все-таки я ее имел, а мою арис не так уже легко перенести, нужны силы.

– Жаль, сам приехать не сможет. Только переступит границу Эндарога, и все мои воины спустят на него всю доступную им арис, не пожалеют клинков. О, как хочу, чтобы он сюда явился. Вот будет зрелище.

Ресницы Тальи дрогнули. Страшно за него?

Я преодолел пустое расстояние до кровати, задрал ее голову.

– Не смей жалеть этого ублюдка.

– А кого мне жалеть, вас?

– Да хоть меня, но точно не его.

– Сначала скажите, за что, и я обязательно пожалею! – высказалась она, вцепившись в мое запястье.

Тонкие пальцы, белые, словно самый прочные наручи, настоящие оковы. И они сжимались, тянули вниз, отодвигая руку от милого подбородка.

Завораживающее зрелище.

Наклонился, поцеловал мягкие губы.

Почему не я, а он?

Чем хуже?

Почему пошла к нему за меткой, отдалась в его власть?

Я злился, но то была другая злость, тупая, болезненная, глубокая. С ней не справиться обычным самоконтролем, не приглушить алкоголем, не излечить другой женщиной. Болело в груди. Жгло.

Почему он?

Я целовал, подчинял. Добился ответа. Уложил на узкий лежак. Снова трахал.

То медленно, то остервенело.

Уходил, приходил.

Трахал.

Не понимал, злился, пытался отвлечься, но ноги сами тянули меня к ней, вниз. Чтобы встретить этот огненный темный взгляд, услышать вызов в каждой фразе, почувствовать сопротивление и сломить ее. Почувствовать ладонь в волосах, ее коготки на спине, уловить отголоски нежности и увидеть глубокую задумчивость на лице, когда она лежит на моей груди и кружит пальчиками по коже. Доказать, что лучше. Что со мной хорошо. Даже здесь, в этой камере, где по моему приказу застелили шкурами пол, принесли лампу, столик, еще пару книг. Просто… ей нужны силы, чтобы выдержать мою арис, иного объяснения этой странной заботе я не находил.

– Просто стони, – уже просил я, в очередной раз погружаясь в узкое лоно, – для меня.

Но она молчала. Ни разу не дала мне желаемого, хоть отдавалась вся. Трепетала, отвечала на поцелуи, порой тянулась сама. Ни разу не воспротивилась, в какой бы позе я ее ни брал. Словно была создана для меня.

Но эта метка…

– Идем со мной, – ворвался я в ее камеру, даже отдаленно не похожую на то убожество, что было изначально.

– Я никуда не пойду! – начала отступать Талья в дальний угол. -. Лучше я останусь здесь. Не забирайте меня, я не хочу наверх.

– Не беси! – зашагал я к девушке и подхватил на руки.

Понес по длинному коридору, усадил на низкий стул и сел перед ней на корточки, чтобы решительно прошептать.

– Я все сделаю быстро, только не бойся.

– Что вы собираетесь?.. – заозиралась она, и глаза наполнились ужасом.

На стенах плясали красные отблески от огня из печи. Там же висело оружие. Всякое. От простых ножей до пыточных приспособлений. А еще были цепи и большие сооружения, не предназначенные для тонкой душевной натуры. Спиной к нам стояли стражники.

– Не смотри туда, – повернул я ее лицо к себе. – Просто скажи «да».

– Зачем?

– Чтобы было менее больно. Не хочу ломать твою волю, но сделаю задуманное в любом случае.

Арис устремилась к обычному железному пруту, что находился у входа. Тот стал плоским на конце, появились очертания моего символа рода. Полетел к огню.

– Вы собираетесь?.. – задрожала девушка.

– Да. Но мне нужно твое согласие. Не скажу, что боли совсем не будет, но я постараюсь отвлечь. Только скажи «да», – обхватил я двумя ладонями ее лицо, поцеловал в губы.

– Зачем вам это?

– Ты сводишь меня с ума, сладкая. Ты первая, кто выдержал мою арис две недели и при этом не сломался. Ты особенная… для меня.

Я не понял, как, но теперь сам стоял перед ней на коленях. Просто иначе не мог. Заглядывал в глаза. Боялся, что отвергнет, не хотел ничего делать силой. А смог бы вообще?

– Только скажи «да», и я выполню все, что только попросишь.

– И отпустите, когда попрошу?

– К нему?! – внутри вновь взвилась тупая злость. А ведь я ее поборол, казалось.

– Просто, куда бы то ни было. Я ведь уйду когда-нибудь, исчезну. Обещайте, что отпустите и не станете искать.

– Хорошо, – солгал, но как иначе?

С клеймом она сама не сможет без меня.

– А теперь мне нужно твое согласие, – сказал, и в руку упал раскаленный штырь.

– Я боюсь, – поморщилась Талья. – Будет очень больно?

– Очень. Но я отвлеку, обещаю. Ты просто не думай. Все будет быстро, а потом я заглажу свою вину, всю ночь напролет буду выполнять любую твою прихоть.

– И даже согласитесь на проявление нежности? – в ее глазах загорелся очередной огонек. Снова вызов…

Я сглотнул. Знала бы она, как эти слова возбуждали.

– Я готов стоически терпеть любую гадость. Главное, чтобы с тобой.

– Так говорите, будто в любви признаетесь, – фыркнула она, но словно прочитала что-то на моем лице, и только зародившееся веселье испарилось. – Кхм, простите.

– Ответ, – сказал я, до сих пор стоя на коленях, и перед кем, перед девушкой, помеченной Давиром.

И пусть я буду вторым, зато единственным. Кто сказал, что она к нему когда-нибудь вернется?

Нет, вернется, но!..

– Хорошо, да, – прервала она поток моих кровожадных мыслей.

Глава 12

Аделар целовал. Долго, с упоением, осторожно сминая мои губы. Его руки осторожно скользили по шее, плечам. Видимо, другого способа отвлечь он не нашел, но я все равно не могла не думать о предстоящем. Ждала боли. Не понимала, зачем согласилась…

Просто он так смотрел, просил. Будто это было единственное, что ему нужно в жизни. Словно ему нужна только я!

Во время разговора мне показалось, что Аделар чувствовал ко мне нечто глубокое, теплое. Не простую симпатию – нечто серьезное, непостижимое. И стоит ему открыться самому себе – снесет всех вокруг, и меня в том числе. Меня особенно!

Потому что залюбит. Залюбит так, как будто ничего перед этим не делал, окончательно привяжет к себе, а я не железная, поддамся.

Ему вообще было сложно противостоять. Я продолжала чувствовать себя малолеткой рядом с кумиром. Ловила слова, редкие улыбки. Наслаждалась даже в моменты, когда следовало бы замкнуться и горевать. Но он такой страстный, неудержимый, очаровательный в своей агрессии. И ведь ни разу боли не причинил. Да, унижал поначалу хлесткими фразами, безмерно злил, но потом изменился. Стал осторожнее, внимательнее. Не сразу уходил, после очередной близости подолгу лежал со мной на узкой кровати и обнимал.

Наверное, не будь это камера, то даже ночевал бы рядом.

А сейчас…

Я вздрогнула от прикосновения к лопатке, почему-то холодного, едва не ледяного. Зашипело. Потянуло гарью. Присутствовало четкое понимание, что происходит, но я терялась в собственных ощущениях, уже готова была кричать.

– Тише, все, уже все. Сейчас пройдет. Давай я отнесу тебя обратно, нанесу заживляющую мазь, – горячо шептал Аделар, вытирая мои сухие щеки.