Дитя для двух королей (СИ) - Олешкевич Надежда "AlicKa"

– Не было боли, – озадаченно произнесла я.

– Да? – поразился мужчина.

– Это что-то значит?

– Конечно, моя сладкая девочка, многое, – внезапно заулыбался он и подхватил меня на руки.

– А что, если не секрет?

В глазах короля плескалось что-то, похожее на счастье. Он не скрывал своей радости. Быстро шел. Занес меня в уютно обустроенную камеру, поставил на ноги, поцеловал. Снова и снова, словно хотел поделиться своими эмоциями, благодарил. Губы, щеки, глаза, нос и опять губы.

– Теперь ты точно моя, только моя. Я тебя не отдам ему, тигрица.

Я отстранилась. Посмотрела на него строго, даже грозно, хотя не была уверена, получилось ли задуманное в полной мере. Уж слишком Аделар выглядел довольным и заражал своей радостью меня.

– Требую объяснений! – все же сказала я строго.

– Талья, сладкая моя, – мужчина не слышал меня.

Прижимался к щеке носом, вдыхал шумно и долго, будто наслаждался моим запахом, покрывал поцелуями шею, ключицы. Казалось, был абсолютно пьян и сам не понимал, что творил.

Медленно раздевал. Гладил, ласкал, не пропускал ни миллиметра моей оголенной кожи. И шептал, шептал. То, какая я красивая, сладкая, что ему очень повезло со мной, какая хрупкая, маленькая. Называл тигрицей, своей девочкой. И не прекращал целовать. Правда, на мои вопросы не отвечал и пропускал мимо ушей требования.

А я повторяла…

– Прекратите! – попыталась я оторвать его голову от своего пупка. – Немедленно остановитесь, иначе я…

Аделар замер, поднял на меня пылающий взор. Улыбнулся.

– Не надо угроз, сладкая. Я не хочу говорить, потому что ты станешь все отрицать. Давай лучше… – потянулся он к моим губам, но я отвернулась.

– Все, слезьте с меня! – оттолкнула я мужчину и сама села.

Натянула платье, поправила. Заметила выпавший из-под подушки мешочек с витаминами-брусочками и быстро подняла его. Монахини и сюда добрались. Нет, не приходили в камеру, но следующим же утром, стоило попасть в это место, бросили через окошко под потолком маленькую посылку с наставлениями, чтобы ела по одному в день, не больше.

Я отошла в дальний угол, отвернулась, делая вид, будто обижена, а сама спрятала мешочек среди стопки накопившихся книг. Решительно обернулась.

Он сидел, глядя на меня с обожанием. Словно верный пес, готовый выполнять любую команду. Как только на колени не встал?

Мне стало не по себе от воспоминаний. А ведь сам опустился, хотя когда-то меня заставлял. Но я помнила слова Давира, нашла в них свою опору, внутренний стержень. В них и коротких посланиях, которые он мне порой с помощью дегры присылал. О том, что его люди уже в пути. Просьбы быть сильной. Наставления, что желательно в ближайшие дни не покидать камеру…

– Метка не причиняет боли лишь в одном случае: если человек полностью доверяет арду и питает к нему симпатию, – снизошел до объяснений Аделар.

– И что из сказанного я должна отрицать? – сложила руки на груди.

Правитель поднялся, приблизился ко мне. Всмотрелся в глаза.

– Ты меня любишь?

– Симпатия не означает любовь, не считаете? – попыталась я обогнуть мужчину, но он преградил путь. – Тем более вы сами говорили, что не любите нежностей, а это одно из его проявлений.

– Я думал, что ты меня ненавидишь. Всецело отдалась ему, выбрала его, не понимал, чем хуже.

– Вам важно мое отношение? – деланно изумилась я, хотя уже давно знала, что важно.

Похлопала Аделара по плечу, все же обошла его и села на узкую кровать.

– Ложитесь.

– Зачем?

– Буду вас нежностями пытать.

Он не стал просить себя дважды. Вытянулся на ней во весь рост, да так, что свесил ноги, умостил голову на моих коленях и посмотрел с ожиданием.

Я запустила ладонь в его короткие волосы, провела вниз, расчесывая. Второй рукой начала неторопливо очерчивать прямые брови, острые скулы, упрямый подбородок, мягкие губы. На последних пришлось задержаться, так как мои пальцы то лизнули, то легонько прикусили. И столько света сейчас было в его глазах.

– Хм-м-м, сладкая, у меня проблема, и она с трудом помещается в штанах.

– Терпите. Я же сказала, что буду пытать.

– Я же просил обращаться ко мне на «ты», сладкая, – перехватил он мою руку и поцеловал в запястье.

– Нет.

– Опять «нет», да сколько можно?!

– Так, не шевелитесь, иначе заставлю песни петь и плясать! Просто лежите, ясно?

– Да, моя повелительница, – довольным котом отозвался он и даже прикрыл глаза. – Все, что пожелаете, только попросите. Все дам.

– А если я попрошу то, что не в ваших силах?

– Тогда придется сделать невозможное, – произнес и замычал от удовольствия.

А говорил, что не любит нежностей.

Я за ним наблюдала. Снова исследовала каждую черточку лица, гладила, продолжала погружать ладонь в мягкие волосы. Наслаждалась его покорностью, самоотдачей, тем, что просто доверился, позволял. Улыбался.

В голове настойчиво билась мысль, что он мой. Такой красивый, порочный, зачастую несдержанный. Не кумир больше, а родной мужчина, именно родной.

И при другом стечении обстоятельств мы могли бы быть вместе…

Но я из другого мира, чужачка. Между нами завеса, ложь. И монахини.

Он никогда не станет именно моим, в скором времени найдет другую женщину, будет так же лежать на ее коленях и принимать ласку. Тоже улыбаться.

Горечь осела на языке, в груди стало тесно. Захотелось плакать. Но я ведь стойкая, со всем справлюсь и не буду ни к кому привязываться.

Взгляд устремился на окошко. Давир… Пусть бы отпустил, уже сейчас, пока не стало хуже. Лучше бы не посылал за мной своих бойцов.

Аделар замычал, я вернулась к своему занятию. Первое время просто наслаждалась мгновениями, а потом негромко заговорила, надеясь, что мужчина спит. Душа просила высказаться.

– Я родилась в полноценной семье. Папа меня очень любил, называл конфеткой и часто носил на плечах. Потом появилась сестра. У нас общение не заладилось. Я очень ревновала папу, потому что он стал уделять ей больше внимание, мстила мелкой в меру своих возможностей. А в десять лет его не стало. Автокатастрофа.

Вздох. Меня затопило грустью. Захотелось горячего кофе и печенек, а еще сестру под бок, чтобы щелкнула меня по носу и наказала не хмурится, потому что сопли полезут. Почему они должны полезть, для всех оставалось загадкой, однако Вика до сих пор продолжала так говорить и на вопросы плечами пожимать.

– Маме пришлось тяжело. Я видела это, понимала, старалась не досаждать, училась прилежно, присматривала за сестрой, потому что мама не успевала. После окончания школы сразу пошла работать, помогала в меру своих возможностей. В двадцать один обручилась с восхитительным мужчиной и вышла за него замуж. Создала свою семью.

Плечи Аделара напряглись, пальцы сжались в кулак. Слушал.

– Мы были счастливы. Сережа поддерживал меня, заставил пойти в универ грызть гранит науки и получать диплом. Мы очень хотели ребенка, но в этом плане выявились проблемы. После долгого лечения мне предложили эко. Все получилось, я забеременела…

Слеза скатилась по щеке, сорвалась с подбородка. Вторую пришлось быстро смахнуть.

– На шестом месяце ребенок умер. Я родила мертвого. Муж не поддержал меня, обвинил во всем, бросил. Начала болеть мама, сестра выпустилась и должна была идти в универ, – говорила я дальше, только чтобы не останавливаться, не плакать. – Было туго с деньгами, на лекарства уходило много средств. Я работала днем и ночью, наверное, благодаря такой загруженности и выкарабкалась из депрессии без посторонней помощи. После смерти мамы рассчиталась с долгами и даже смогла накопить немного, чтобы открыть магазинчик с цветами. Клиенты были, потому что я подрабатывала в небольшом ларьке на остановке, составляла там букеты, и людям они очень нравились. Слово за слово с одной очень любезной женщиной, и появилась идея. Я арендовала помещение, связалась с уже знакомыми поставщиками, с которыми пару раз виделась ранее. В общем, смогла встать на ноги.