Мой первый встречный: случайная жена зельевара (СИ) - Петровичева Лариса

Абернати издал едва слышное нервное шипение, словно готовился превратиться в дракона.

– Это? – он схватил со стола лист бумаги и хлопнул им о стол. – Вы хотите сказать, что эта мазня – способ раскрытия преступления? Вы бредите, что ли? Зельев на спирту перепили?

– А вот это уже хамство, – Кассиан с вызовом посмотрел на нового ректора. – Я никому не позволю говорить со мной в подобном тоне.

Он сделал паузу, наслаждаясь тем, как у Абернати надулись ноздри, и добавил:

– Ну да, перенос изображения из мозга на бумагу еще хромает. Науке есть, куда идти и к чему стремиться.

На листках, которые получил Ренкинс, и правда была черно-белая мазня, в которой с трудом можно было различить приемную ректора. Предметы мебели едва проступали из пятен, которые пересекали тонкие сияющие полосы – энергетические следы, что оставил убийца. Но провести их анализ и найти владельца было нельзя. Конечно, Кассиан все видел, погрузившись в последние воспоминания Кайлы, но это сейчас мало помогало.

– Никаких, я повторяю, никаких экспериментов без согласования со мной, – рыкнул Абернати. – Я понимаю, прежний ректор устроил вам тут бандитскую вольницу. Каждый живет своей жизнью и творит, что ему в голову взбредет. Ректор чуть ли не личный бордель организовал. Троллей нанимал под свою ответственность! И это я еще неглубоко копнул!

– Пинкипейн человек, а не тролль, – мрачно произнес Кассиан. – И блестящий специалист, знаток своего дела.

– Проверочная комиссия разберется, в каких делах он знаток, – пообещал Абернати и провел ладонью по выбритой голове. – Надеюсь, вы меня поняли. Все инициативы – только после обсуждения со мной. На первый раз прощаю, на второй уволю.

Кассиан понимающе кивнул. Когда мы вышли из ректората и спустились на первый этаж, я негромко спросила:

– Почему он так взбеленился? Ты совершил открытие! Ты нашел след убийцы!

Кассиан неопределенно пожал плечами. Мы вышли из здания в осенние сумерки, и я подумала: как хорошо, что нет дождя! Воздух чист и свеж, вдоль дорожек горят фонари, озаряя наступающую тьму своим золотом, и кажется, будто дорога приключений ведет на страницы книги со сказками.

– Наверно, потому, что я лично запатентую зелье, – ответил Кассиан. – Лично, а не от академии. И деньги за патент получу я, а не академия. Абернати не сможет наложить на них лапу. Он ведь тут ради денег и власти, ты же понимаешь.

Он вздохнул – тяжело, словно на его плечах лежал невидимый груз – и добавил:

– Жаль только, что это не сильно помогло Ренкинсу. Я видел энергетические следы убийцы, но не его самого. И не смогу их опознать, если увижу не в воспоминании, а наяву. Получается, мы напрасно тревожили покой Кайлы.

– Ничего не напрасно, что ты! – воскликнула я. – Ты совершил открытие, и оно обязательно будет помогать людям. Я в этом не сомневаюсь.

Я хотела добавить что-то еще, сказать, как горжусь им, как восхищаюсь его упорством и талантом зельевара, но слова застряли в горле, сделались ненужными и пустыми. И вместо слов я лишь крепче сжала его руку, надеясь, что он почувствует то, что я не могу выразить.

Некоторое время мы гуляли молча, и только шелест опавших листьев под ногами нарушал тишину. Я украдкой взглянула на Кассиана — его профиль в свете фонарей казался особенно резким и острым.

– Что же ты все-таки видел? – спросила я, когда тишина сделалась невыносимой.

Кассиан неопределенно пожал плечами.

– Она стояла к нему спиной, – негромко произнес он. – Кайлу ударили, оглушили и осушили. Я видел лишь ее отчаяние, а не того, кто забрал ее жизнь.

Я понимающе качнула головой. Внутри все сжималось от беспомощности.

– Все равно ты сегодня герой.

Кассиан посмотрел на меня с мягкой усмешкой. В его глазах сейчас плавали золотые огоньки – словно жуки скользили по темной воде, распугивая дрожащие блики.

– Мне приятно, что ты так считаешь, – сказал он, и в его голосе появилась новая неуловимая нотка: я хотела узнать ее и не могла. – Всегда радостно быть героем для очаровательной барышни.

Он замолчал, будто ему давно не приходилось говорить комплиментов, и Кассиан вдруг почувствовал себя нелепым и неправильным. Я ободряюще сжала его руку.

– Ты стал героем, когда взял меня в жены. Я никогда не буду думать иначе.

Кассиан улыбнулся – теперь его взгляд смягчился, словно он услышал что-то очень важное. Что-то такое, что озарило его душу теплом и радостью.

– Что ж, – сказал он. – Я сделаю все, чтобы ты никогда не подумала обо мне по-другому.

***

– И все-таки картинка должна быть ярче. И четче.

После ужина – диетического и скромного, как настаивал доктор Даблгласс – мы вернулись в комнату, и Кассиан снова занялся своим изобретением.

– Картинка с домиком у озера была четкая, – заметила я. – К тому же, опыт с бедной Кайлой – это все-таки опыт с мертвым телом. Это тоже надо учитывать.

Мне нравилось вот так включаться в обсуждение – что-то предлагать, советовать, как-то помогать. И я видела, что Кассиан это ценил.

– Думаю, все может поправить малая мера капель горанта, доведенная до кипения, – задумчиво проговорил Кассиан и улыбнулся. – Госпожа помощница зельевара! Сможете навестить нашу лабораторию?

– Могу, конечно, – ответила я. – Там, правда, все еще вверх дном, но капли я найду. Только не начинай опыт без меня, ладно?

Кассиан клятвенно заверил, что не прикоснется к котлу и ингредиентам, и я накинула плащ на плечи и отправилась в главный корпус.

Тучи развеялись, вышла полная луна, озарила академию и сад печальным белым светом. Летом лунный свет полон тепла и золота, а осенью в нем лишь тоска. Но все же с любым светом лучше, чем без него.

– Куда это вы направляетесь, милая Флоранс?

Я ахнула, машинально вскинув руку: из густой тени деревьев мне подмигнул огонек трубки, и Абернати спросил:

– Что-то случилось?

Я решила не врать там, где меня с легкостью смогут вывести на чистую воду, и ответила:

– Иду в лабораторию. Кассиан понял, как можно улучшить его зелье, мне нужно принести кое-какие ингредиенты.

– Надо же. Прекрасная леди куда-то спешит лунным вечером, и у этого оказывается такое банальное объяснение.

Я нахмурилась. Этот разговор мне не нравился – в какую-то скользкую сторону он уходил.

– А какое вы бы предпочли? – спросила я резче, чем собиралась. – Романтическое?

– Можно и такое, – согласился Абернати и добавил уже жестче: – Какие новости есть?

– Никаких, – резко ответила я. – Про новое зелье Кассиана вы уже знаете. Больше ничего не случилось.

– Хорошо, – откликнулся Абернати из тени, и я невольно обрадовалась, что не вижу его. – Нам с вами надо будет как-то общаться, Флоранс. Без лишних глаз и ушей. Подойдите, прошу.

Я послушно шагнула к деревьям, не дожидаясь, когда Абернати выйдет сам и поведет меня к себе силой. От нового ректора пахло хорошим табаком и чем-то еще – таким, что по спине бежала дрожь, и я застыла, словно кролик перед волком.

– Так вот, наши встречи, – продолжал Абернати, и я ахнуть не успела, когда он резким движением привлек меня к себе. Рука у него была тяжелая и жесткая, тело под плащом твердым и горячим, и меня вжало в это тело так сильно, что дыхание оборвалось.

– Отпустите, я закричу, – решительно сказала я, но вместо уверенного твердого голоса получился жалкий шепот. Абернати подавлял. Он сминал любую волю, словно конфетный фантик в горсти, развеивая любые мысли о сопротивлении.

– Попробуйте, – широкая ладонь сползла с талии ниже – так, словно имела на это все права. – Кричите, ну!

– Помогите! – заорала я. Уперлась в твердую грудь, пытаясь оттолкнуть ректора. – Помогите, на помощь! Убивают! Горим!

Я кричала во все горло – и по усмешке Абернати поняла, что никто меня сейчас не слышит!

– Вот именно, дорогая Флоранс, – произнес он. – Это заклинание называется Занавеска. Когда вы находитесь за ним, никто не слышит, что именно вы говорите. Я буду вызывать вас для разговора каждый вечер: подойдете к зеркалу в уборной, набросите на себя Занавеску и расскажете мне все, что узнали.