Пауки и иерархи (СИ) - Веден

— Не выдержал искушения властью, — проговорил я. — Но прежде был очень полезен.

— Рейн, давай прямо. К чему ты клонишь?

— Сана он недостоин, это понятно. Но как лучше всего он может послужить для выживания и процветания человечества? Запертый в Залах Покаяния или же как-то иначе?

Взгляд Теагана похолодел.

— Милости он не заслуживает.

— Не заслуживает, — согласился я. — Так ведь речь не о нем. Речь о том, как сильно нашей стране не хватает боевых магов… Хотя, как понимаю, в роли артефактника он был бы даже более полезен?

Теаган, не отвечая, отвернулся от меня и уставился куда-то в пространство.

— Что, уже успели поссориться? — раздался рядом знакомый голос, и по ступеням на возвышение поднялся Таллис. — Быстро вы.

— Нет, наставник, все в порядке, — тут же ответил Теаган. — Я просто задумался.

— Ну да, конечно, — согласился Таллис таким тоном, что стало понятно — не поверил, и сел на свое трон-кресло.

— Все. В. Порядке, — с силой повторил Теаган, поднимаясь. — Прошу прощения, — и пошел вниз по ступеням, а потом к выходу из зала, в который как раз начали входить остальные иерархи.

Глава 15

Таллис развернулся ко мне.

— Только тоже не говори, будто все в порядке.

— Хорошо, — согласился я. — Тогда я помолчу.

Таллис уставился на меня недоверчиво — мне явно полагалось сказать что-то другое — но в этот момент его отвлекли. Та самая Данта, «уважаемая и очень ценимая» им глава ордена Благих Сестер, вместо того чтобы идти к своему месту, поднялась по ступеням к трону Таллиса. Поклонилась.

— Верховный магистр, как давно я не видела вас на заседаниях. Право, какой приятный сюрприз.

— Разве я мог пропустить такое событие? — добродушно отозвался тот.

— А этот суд чем-то знаменателен? — недоумение Данты показалось мне искренним.

— Конечно. Не каждый день мы судим бывшего иерарха, пусть и из младших.

— Однако всего месяц назад был суд над Ранаром, а вы прийти не пожелали, — недоумение Данты усилилось.

Таллис махнул рукой в мою сторону.

— Добрый друг Теагана едва не оказался в Залах Покаяния из-за слуг Сантори. Можешь представить подобную наглость? Нет-нет, я бы себе не простил, если бы не увидел сегодняшнее заседание.

Данта перевела взгляд на меня, будто только сейчас заметив. Я сложил руки у груди и вежливо склонил голову в приветствии. Помедлив, она кивнула в ответ.

— Жаль, что этот добрый друг не особо правдив, — сказала с раздражением.

— Что такое? — Таллис оглянулся на меня. — Рейн, когда ты успел пересечься с дорогой Дантой?

— Сегодня, как раз перед встречей с вами, — отозвался я, поднимаясь со своего места и подходя ближе. — Но старшая наставница напрасно обвиняет меня во лжи. Я сказал ей чистую правду.

— Ну да! Ерунду о том, как он якобы попросил Первый Храм его выпустить и как Храм подчинился! — фыркнула та.

— О? — Таллис посмотрел на меня с любопытством. — До Первого Храма наш разговор не дошел. Но, дорогая Данта, ты напрасно сомневаешься в словах этого молодого человека — у него дар этера уровня иртос.

— Иртос? — Данта нахмурилась. — Боюсь, я не помню смысл этого слова.

— Способность манипулировать слоями.

Данта посмотрела на меня куда внимательней.

— Пусть даже так… Все равно это слишком абсурдно, — проворчала она, но теперь в ее голос закралось сомнение.

По залу раскатился мелодичный звук гонга.

— Заседание сейчас начнется, — напомнил ей Таллис.

— Да-да, ухожу, — отозвалась она, и, не прощаясь, заторопилась к своему месту.

— К вечеру все иерархи будут знать о твоем уровне дара этера, — сказал Таллис вполголоса. — И о том, что случилось в Первом Храме, тоже, — если именно это там случилось?

— Я действительно попросил Храм меня выпустить, и он действительно послушался, — сказал я.

Таллис посмотрел задумчиво, но вслух высказывать сомнения не стал.

Я оглядел собравшихся — всего иерархов должно было быть, судя по количеству кресел, восемнадцать, но три места пустовали и, похоже, отсутствующие уже не придут. А еще каждый иерарх привел несколько человек свиты. По имени, помимо Данты, я знал только Октару, однако лица остальных казались мне знакомы благодаря видению будущего.

Двери, ведущие в зал, распахнулись, и охранники внесли кресло из светлого металла, на подлокотниках которого виднелись открытые пока зажимы для рук, и поставили в центре.

— Теаган будет вести суд и не поднимется к нам до самого его окончания, — негромко проговорил Таллис. — Так что садись поближе — у тебя наверняка появится много вопросов.

Я сделал как он сказал — и тут же ощутил, как сдвинулось на меня внимание присутствующих. Пока я просто стоял рядом, мое положение казалось обыденным — к каждому из иерархов сейчас кто-то подходил для коротких разговоров — но стоило сесть и это изменилось.

Дверь вновь открылась, впустив Теагана и молодую женщину примерно его возраста в зеленой мантии. Они прошли в центр и встали с двух сторон от пустого пока металлического кресла.

— В традиционные обязанности да-вира входит как организовывать суд, так и выдвигать обвинения, — пояснил Таллис, — в то время как Благая Сестра следит за тем, чтобы никакие законы не были нарушены. Порой она служит голосом милосердия, призывая проявить к осужденному милость.

— Только порой? — уточнил я.

— Если осужденный вину признал и наказание не выглядит в ее глазах чрезмерным, она промолчит.

Дверь открылась в третий раз, и я приготовился увидеть Сантори, но вместо него, почти потерявшаяся между двумя рослыми Достойными Братьями, появилась девушка. Ее лицо, испуганное и заплаканное, показалось мне смутно знакомым. Но потребовалось напрячь память, чтобы вытащить из нее подсказку — в зал ввели ту самую легкомысленную молоденькую актрису, с которой Сантори уединялся в храме. Отчего-то я даже не подумал, что ее тоже посчитают оскорбившей богиню. Впрочем, выглядела она достаточно взрослой, чтобы отвечать за свои поступки, и с Сантори была, судя по ее кокетливому поведению у храма, добровольно.

Последним в зал вошел мужчина в алой мантии и остановился чуть в стороне.

Достойные Братья молча усадили девушку в металлическое кресло, застегнули зажимы на ее запястьях и отошли к стене.

— Дочь людей Алона обвиняется в намеренном осквернении храма Пресветлой Хеймы грехом похоти и в искажении образа богини, — начал обвинительную речь Теаган. В зале явно работала магия, поскольку, хотя он не напрягал голос, его слова звучали громко и четко. Кратко объяснив суть обоих преступлений, Теаган обратился к самой девушке: — Дочь людей Алона, что ты можешь сказать в свою защиту?

Чем дольше Теаган говорил, тем сильнее она вжималась в кресло, будто надеялась так спрятаться от всего происходящего. И на прямой вопрос ответила не сразу — видно было, как трудно ей оказалось заговорить.

— Я не… не знала. З-зоря… т-то есть с-светлейший С-сантори… Он говорил, что т-так надо, что если в храме, то это т-такой ритуал… — девчонку затрясло от страха.

— Дочь людей Алона, ты добровольно согласилась служить моделью для статуи богини. Твое объяснение?

— С-светлейший С-сантори… он… он с-сказал, что я п-похожа на богиню. Что с-скульптору так проще… Я только хотела п-помочь! — из ее глаз полились слезы.

— Брат Вопрошающий? — Теаган повернулся к человеку в алой мантии.

Тот шагнул вперед и поклонился.

— Следуя уложениям, я допросил дочь людей Алону под ментальным давлением. Ее ответы правдивы — она искренне верила всем лживым утверждениям сына людей Сантори и не подозревала, что совершает предосудительные поступки. Так было вплоть до появления неизвестного безумца, после обвинения которого в «гнили» дочь людей Алона впервые осознала греховность своих действий. Однако это озарение случилось лишь за несколько часов до ареста, — он снова поклонился, показывая, что закончил говорить.

Теаган кивнул.