Бояринъ из куна-чакры 2 (СИ) - Журавлев Владимир А.

Сыч меняется в лице. Дошли намеки с третьей попытки. Их точно в академии чем-то отупляют.

— Я… если такой вариант, то…

Но я его уже не слушаю. Что-то происходит в дальней комнате. Блин…

Срываюсь с места. Сыч снова будет поражен возможностями нашей Школы, но сейчас мне плевать и на Сыча, и на травмированные мышцы.

Вышибаю дверь. Мгновенная картина: княжны Меньшиковы и Ясмина испуганно жмутся на диване, спортсменки вскочили и стоят растерянные… а на полу в беззвучных судорогах корчатся близняшки, и Мишель в панике пытается их удержать.

— Не подходить! — ору я всем и падаю на пол рядом с Мишель. — Что ты сделала, дура? Быстро — что ты сделала⁈

Но Мишель хрипит и заваливается. Проклятье. Я такое уже видел. Когда спасал Веру от своего кривого вмешательства. Проклятье… Я держал ее три часа и чуть не сдох. А близняшек — двое. И внутри каждой — чертова могучая магия восьми сильнейших магических семейств Европы. Мне нельзя к ним притрагиваться, сдохну. Их магия сейчас идет вразнос, и если я подключусь, меня захлестнет, потому что их — двое. Что делать-то⁈ Блин, и помочь некому! Из двух женщин с сильным самоконтролем — одна без чувств, другая ушла куда-то по делам!

— Мама! — беззвучно ору в пустоту. — Мама, быстрее!!!

И падаю на близняшек. Руку на висок. Руку на другой… черт, не выворачивайся ты! Контроль. Вдох. Выдох. Работаем.

И взбесившаяся магия бьет меня со всей силы…

Если б Жанна была одна, я бы справился. Если б Хелена была одна — тем более. Но их — две. Чертовы близняшки всегда влезают в неприятности вдвоем! Тела девушек бьются в корчах, держу их со страшной силой, если выживем, все в синяках будут. Вдох. Выдох. Контроль. Тайфун в мозгах сестричек — гасить, безмозглые они мне всю жизнь испортят… Держать сердце, держать, да не одно, а оба… блин, не хватает контроля, сползаю…

И тут на краю восприятия словно вспыхивает звездочка. Ясмина. Держит меня за руку крохотными пальчиками и держит самого меня изо всех сил. Уйди, глупенькая, сгоришь вместе со мной… Но рядом с ней бледными фигурами решительно встают три воительницы. Неопытные, неумелые, но отчаянные. И руки у них — стальные, а это очень хорошо, не могу больше держать близняшек…

А потом словно озарило весь внутренний мир. Фрейлина. Все же успела, пришла на помощь! Вера опускается рядом со мной на колени и нежно касается своих непутевых дочерей. Получает удар взбесившейся магией, но держит дочерей, держит! Они словно чувствуют любовь мамы, рвутся к ней, я использую этот момент и на последних силах выжигаю им магию. К чертям собачьим ее, умотали…

Потом уже уплываю я, и меня держат в несколько рук. А я держу Мишель, ей сейчас хуже всех. И мутным Зрением вижу, как бросается поддержать свою девушку Сыч.

— Идиот! — ору я. — Не трогай ее, въ…т!

Но получается лишь невнятный хрип. Добралось-таки родовое проклятие, пережало спазмом горло. И дубина Сыч подхватывает свою длинноногую дуру. Всё, это конец, еще и его мне точно не вытащить…

Кое-как прихожу в себя. Рядом кто-то хрипит. Подо мной — тоже. Разлепляю глаза и утыкаюсь взглядом в волшебно красивое личико — сейчас, впрочем, заплаканное, с фингалом под глазом и вообще какое-то опухшее. Княжна Мариэтта. И что она подо мной делает? Э… вернее, что делаю на ней я⁈

На всякий случай целую ее, уж это никогда не будет лишним. Девочка моргает, тянется поцеловать ответно, не может и начинает тихонько плакать. Так, пора сваливать, все приметы за это.

Осторожно перемещаюсь в сторону… опа. Княжна Лизетта. Тоже подо мной. Ни хрена не помню. Тут была оргия⁈ Да ну нафиг, не мог же я… не, я, конечно, мог, но князь Леон мне за дочек голову оторвет, уж это я должен был понимать? Или не должен? Когда оргия, обычно уже не до пониманий, плавали-знаем…

Целую и Лизетту. Тем более что у нее — два фингала, есть причина пожалеть малышку. Найду и урою придурка, который это сделал.

Кое-как сползаю и с нее. Но не сразу, сначала мы немножко поцеловались.

Так. Мамаево побоище. Мама Вера — без сознания, как упала на близняшек, так и не движется. Но вроде дышит. И они — тоже. Все три фрейлины — в классическом отрубе, сложились прямо там, где были, а были они возле Ясмины. Они точно живы, этим наборам стальных мышц ничего не сделается.

Ясмина… бледная до синевы. Но и без сознания крепко держит Мариэтту за ладошку. Ничего не понимаю.

Риманте… так, а чего это и она плачет? Сидит, держит голову Сыча на голых коленках, гладит по лицу и плачет. А он, скотина, блаженствует и не спешит приходить в себя. Хотя ему, на мой мутный взгляд, досталось меньше всех. А больше всех… о-о-о-х, как мне плохо! Кто меня пожалеет⁈

Никто не жалеет, все заняты. Ну и ладно. Сейчас мне нужна Мишель.

Бреду в ванную за мокрым полотенцем, возвращаюсь, вытираю лицо Мишель от крови. Кровь у нее прямо сквозь поры лилась, совсем как у меня, когда вляпался с мамой Верой. И ей сейчас так же плохо, как и мне тогда. Но она мне нужна. Кто еще, мать-перемать, сможет объяснить, что здесь произошло⁈

— О-о-х, как мне плохо… — стонет Мишель.

— Не кокетничай, — безжалостно обрываю я. И добавляю, чтоб быстрей приходила в себя:

— У тебя юбка задралась. До подмышек.

Мишель стремительно садится и одергивает юбку. Потом награждает меня уничтожающим взглядом. Бледнеет и начинает заваливаться.

— Э, нет! — пыхчу я. — Ты так просто от допроса не уйдешь!

Безжалостно возвращаю ее в сидячее положение, топаю на кухню за соком и вливаю в Мишель целую упаковку.

— Уф-ф…

— Не уф, а что здесь произошло⁈ — злюсь я. — Не нервируй меня, длинноногая!

— Рой, я дура… — жалобно моргает она.

Смотрю на нее с подчеркнутой жестокостью.

— Сестрички хотели тоже послушать, — шепчет Мишель с виноватым видом. — Я и подумала: если включить их в кольцо, вдруг тоже услышат? Мы и попробовали… Рой, но сначала все было нормально, мы же не дуры, мы осторожно…

Прерываю ее жестом и глубоко задумываюсь. Девчонки, конечно, дуры, но такого эффекта точно не должно быть. Мишель же не пыталась заменить им магию на свое ядро. Или пыталась?

Смотрю на девушку очень внимательно. Мишель опускает голову. Понятно. Близняшкам было плохо слышно, и она попробовала… да хрен его знает, что конкретно она попробовала, женскую логику с наскоку не поймешь. Но случилось то, что случилось: нет теперь у близняшек их родовой магии, выжег я ее к чертям собачьим. А вместо нее…

Перемещаюсь и осторожно трогаю близняшек. И облегченно вздыхаю. Ну, привет, родные сестрички. Теперь родные и по магии.

Внутри близняшек мерно бьются нерушимые кристальные ядер магии.

— О-о-х, как мне плохо…

Ясмина кое-как поднимается, бредет ко мне и буквально падает в руки. Ловлю, целую, потихоньку привожу в порядок ее внутренний мир. Досталось девочке. Билась до последнего, что называется, издыхания, как только не померла, непонятно.

— Лапушка, — осторожно спрашиваю ее. — Ты как оказалась рядом с княжнами? И вообще — что случилось? Что-то у меня с памятью…

— А из куна-чакры посмотреть никак? — не понимает она.

— Боюсь, — честно признаюсь я.

— Посмотри, — слабо улыбается она. — Ты герой.

Но я отрицательно кручу головой. Геройство — оно такое… смотря с какой стороны на него глядеть. Бывает, что хуже дебилизма.

— Хотя бы коротко расскажи.

— Если коротко, то княжны — дуры! — всхлипывает у нас за спиной Риманте. — Их ломает, а я помочь не могу, потому что Сергея держу! Спасать полезли! Дуры…

— Кого спасать? — не понимаю я.

— Тебя, кого же еще! — язвительно отзывается Риманте. — Сначала они тебя, потом ты их!

И я немножко успокаиваюсь. Если кошка язвит, значит, хотя бы с ней все в порядке.

— Что с Сергеем?

— Ничего. Уже ничего. Просто глажу. Могу я погладить красивого мужчину, пока Мишель не в себе?

— Хвост оторву, — невнятно обещает ей Мишель.

Ну вот и Мишель в порядке. И мама Вера потихоньку шевелится и приводит в чувство своих авантюристок.