Ненормальный практик 6 (СИ) - "Извращённый отшельник"

ПРЕДУПРЕЖДАЛА!

ПОЧЕМУ ОН⁈

Почему…

Она не плакала. Нет. Но впервые за свои недолгие тридцать пять пожалела о несостоявшемся будущем.

О том, что всё ещё могло бы быть у них, но теперь не будет.

Никогда.

В одном из многочисленных кабинетов Зимнего дворца пахло дорогущим чаем и табаком. Принц Виктор восседал в любимом кресле, держа газету и покусывая мундштук трубки.

Министр двора граф Нессельроде сидел у камина, изучая какой-то документ. Газеты он прочитал ещё ранним утром.

— Семьдесят отбросов, — проговорил принц, перечитывая статью. — Британские псы. Все мертвы.

— Все до единого, Ваше Высочество, — подтвердил Нессельроде.

— И Волков вместе с ними.

— Тело не найдено, но температура в эпицентре… сами понимаете.

— Да, от них всех не осталось даже костей. — Виктор отложил газету и затянулся трубкой. Помолчал, выпустил дым тонкой струйкой. По правде говоря, он ожидал, что испытает удовлетворение. Ненормальный гадёныш был занозой, раздражителем, неприятным напоминанием о том, что низкорождённые могут подняться слишком высоко. И, как ни странно, его смерть решала проблему, которую Виктор не знал, как решить иначе.

Но…

Удовлетворения не было.

Наоборот.

Будто кто-то закончил игру раньше положенного.

А принцу так хотелось сделать равновесный ход.

И теперь, его лишили данной возможности.

Неприятно.

— Устроим мемориальную службу, — произнёс принц наконец. — Скромную, но достойную. Пусть народ знает, что мы чтим выдающихся практиков, независимо от происхождения.

— Мудрое решение, Ваше Высочество. — кивнул граф, при этом не стал подстрекать Виктора, мол разве своими словами тот только что не признал Ненормального Практика — выдающимся?

— И найди полную информацию о том, что произошло. Кто организовал охоту, кто финансировал, кто стоял за этим. Я хочу знать всё.

Нессельроде в очередной раз склонил голову и вышел, оставив принца наедине с собственными мыслями.

Принцесса узнала новость за завтраком. Камеристка принесла газеты вместе с планом на сегодняшний день. Евдокия читала слишком быстро, так что увидела заголовок раньше, чем успела сделать первый глоток. Чашка замерла на пути к губам.

Она медленно опустила её на блюдце и развернула газету. Прочитала статью от начала до конца, не отрываясь. Потом сложила газету обратно, отодвинула завтрак и поднялась из-за стола.

— Ваше высочество? — начала камеристка, но Евдокия вышла.

После поднялась в свои покои и рухнула на кровать.

— Он не мог проиграть… — простонала она в подушку. Хотелось плакать. Конечно не из-за разбитого сердца. Дело в другом. Ей было жаль. Жаль, что они больше никогда не сразятся. Жаль, что единственный, кто увидел в ней не принцессу, не девушку, а бойца, ушёл. Его больше нет. Ненормальный Практик, так ярко ворвавшийся в её мир, потух, как мёртвая звезда.

«Семьдесят человек… — думала она, сжимая подушку. — Он убил семьдесят наёмников. Один. Один против всех. Он всегда был один. Всегда. Одинокий Ненормальный Практик…»

Елизавета читала трактат о защитных контурах, когда Екатерина вошла с газетой в руках и лицом цвета мела.

— Катя? Что случилось?

Та молча протянула газету.

Лиза прочитала заголовок. Потом статью. Потом снова заголовок, будто ожидая, что слова изменятся.

— Это… это не может быть правдой, — прошептала она.

Катя опустилась на стул напротив.

— Если бы…

— Но он… он же… Не может быть, чтобы он погиб…

— Там было семьдесят человек, Лиз. Семьдесят убийц.

Софья Вишневская узнала последней. На самом деле она, вообще, не читала газеты. Вся политическая возня была для неё неинтересна. Так что по сути новость принесла её камеристка.

— Госпожа, вы слышали? Подполковник Волков погиб. Он же был вашим одногруппником?

Софья остановилась причёсывать гребнем волосы.

— Что?

— В газетах так пишут. Говорят на него напали наёмные убийцы и он подорвал их вместе с собой, в своём особняке…

Софья перестала слушать. В ушах шумело.

Как так…

Ещё вчера на балу был жив. Ещё вчера она столько готовилась. Выбирала платье. Репетировала перед зеркалом слова признания. Представляла его реакцию. Да, она изначально планировала подойти к нему. Никаких спонтанных решений. Собиралась сказать, что их странная вражда была ошибкой, что она готова начать заново. Что её интерес к нему — больше, чем просто девичье любопытство.

Но…

На балу всё пошло не так.

Он опоздал, при этом держался так, будто всё вокруг ему было безразлично. Гордый. Одинокий. Холодный. Она видела, как другие подходили к нему. Видела, как он танцевал с барышней Засецкой. А после — скандал с Карагиным.

И когда, наконец, решилась подойти, готовая сказать всё, что репетировала… он просто прошёл мимо.

«Здравствуй, Софья.», — сказал он, даже не остановившись.

Так формально. Так просто. И так пусто.

После чего прошёл мимо, будто она была частью декораций. Никем по сути.

Она тогда застыла посреди зала, чувствуя, как жар заливал щёки. Вокруг шептались, кто-то прятал улыбки. Унижение было полным.

И теперь его нет.

Софья опустила гребень на туалетный столик. Посмотрела на отражение в зеркале. Ну что не так? Красивое лицо, идеальные черты, прекрасные глаза. А какая фигура!

«Но всё это было ему безразлично…» — поняла она вдруг.

Не была она для Александра Волкова ни объектом желания, ни восхищения. Всего лишь ещё одно лицо в толпе.

И теперь…

Теперь она никогда не узнает, могла ли изменить его мнение?

— Госпожа? — позвала её камеристка. — Вы не закончили причёску…

— Уйди, — тихо сказала Софья.

— Но, госпожа, ваш отец сказал…

— Уйди!

Камеристка поспешно ретировалась, прикрыв за собой дверь.

Софья осталась одна, всё также глядя в зеркало. Медленно провела пальцами по волосам, которые так и не были уложены.

Она не плакала. Но в юной груди поселилась тяжесть. Взрослая, странная, которой раньше не было. Тяжесть упущенного шанса то была, либо тяжесть незаконченного разговора? Кто знает. Но одно ей стало понятно — то его слово «здравствуй», прозвучало вчера как прощание. Будто он знал, что вскоре умрёт.

Графиня Наталья Романова-Распутина пила утренний шоколад и перебирала письма. Секретарь принёс газету, извинился за беспокойство и вышел, оставив её наедине.

Наталья прочитала заголовок. Статью. Отложила газету. Сделала глоток всё ещё тёплого шоколада. Поставила чашку обратно.

Посмотрела в окно на падающий снег. Снова взяла газету.

«…подполковник барон Александр Николаевич Волков погиб этой ночью…»

Щенок. Выскочка. Недостойный её дочери. Именно так она называла его на балу. Предлагала деньги за разрыв помолвки.

Он отказался.

Вместо этого предложил пари. Безумное, дерзкое.

И поцеловал её.

Наталья провела пальцами по губам. Странно. Его поцелуй был такой глубокий, такой страстный… и совершенно неприемлемый. Это что-то подковырнуло в ней. Заставило сердце стучать быстрее. Почувствовать тепло внизу. Заставило горло пересохнуть, а глаза заблестеть. Если подумать об этом рассудительно, то как он посмел? Её? Архимагистра второй ступени, графиню древнейшего рода?

Безумец.

Он и правда ненормальный.

Но ведь она ответила на поцелуй. Всего мгновение. Но этого хватило, чтобы почувствовать силу в его руках, его уверенность, его огонь, который давно выгорел в её собственной жизни.

Наталья опустила газету. Двойственное чувство внутри. Вроде бы и облегчение, ведь проблема решена, Корнелии больше не грозит мезальянс. Но была на душе и странная, необъяснимая утрата. Чем бы закончилось то пари? Была ли Корнелия готова отречься от рода ради него? Хватило ли бы у этого мальчишки наглости жениться на дочери графини, несмотря на все препятствия? Что ж. Теперь это навсегда останется загадкой.