Потерянная душа (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна

Ревность — наркотик, к которому наступает привыкание с первой дозы.

— Пожалуйста, уйди из моего дома, — просит она.

Ее голос слаб, но в нем нет страха. Однажды она прочла, что звери чувствуют страх — он распаляет их ярость, заставляет нападать на слабую жертву. Мужчина, стоящий над ней, напоминает дикого зверя. Он крепко сидит на этом самом опасном наркотике — ревности.

— Что ты со мной делаешь? — кричит он. — Разве ты не видишь, как сильно я тебя люблю?! Зачем ты это со мной делаешь?!

Он хватает ее за подбородок и заставляет поднять голову. Больно и мерзко. Она не видит его лица — зажмуривается так сильно, что перед глазами плывут радужные круги.

— Отпусти, мне больно.— Да пошла ты! — вопит он, ослепленный ревностью. Его ярость требует выхода. Он начинает крушить мебель. В стену летит табуретка и с оглушительным грохотом разваливается на части. Переворачивается стол, сыплются чашки, брызгают в разные стороны стеклянные осколки.

Она чувствует, как что-то острое царапает запястье и почти с удивлением обнаруживает, что кожа на руке рассечена. Из пореза проявляется кровь, неестественно яркая, словно ненастоящая

В голову вдруг приходит несвоевременная мысль, что теперь придется поменять адрес. И лучше бы ей переехать куда-нибудь на необитаемый остров, вряд ли очередные соседи станут терпеть среди ночи дьявольский вертеп. Она сама не стала бы терпеть.

Породистое слово «ревность» камуфлирует ярость и злость! Оно пробуждает ощущение безнаказанности, рушит внутренние барьеры, а, в конце концов, отключает разум и стирает в человеке человеческие черты.

Мужчина, который раньше верил в то, что добро побеждает зло, а дождь — это всего лишь ширма для солнца, крушит ее дом. Как ни странно, ей совершенно не страшно. Она просто хочет, чтобы его злость иссякла. Когда он уйдет, то она, наконец, сможет лечь спать — ведь сейчас середина ночи.

Его все время преследуют приступы ревности. Эмоции превращают его в монстра, но когда гнев иссякнет, то проснется невыносимое чувство вины. Он опять станет рыдать, посыпать голову пеплом, на коленях просить прощение. Грозить, что покончит с собой, теперь — на самом деле.

Такое уже было.Это только в первый раз страшно видеть, как человек превращается в зверя и сходит с ума. Страх проходит с опытом…

Настя резко открыла глаза, словно кто-то толкнул ее, заставляя очнуться от сна-воспоминания. Девушка не сразу поняла, что находится в своей спальне. Она тут же схватилась за руку, почти уверенная, что из пореза течет кровь, но на запястье, конечно же, не было никаких ран. Чувства, вынесенные из сна, казались настолько реальными, что в ушах Настасьи до сих пор стоял грохот ломаемой мебели и вопли того человека.

В комнате горел ночник, за окном разливалась темнота. Стряхивая последние капли видения из прошлого, певица села на кровати и растерла лицо ладонями. Девушка потянулась за стаканом с водой и замерла — из-под двери в спальню пробивалась полоска света, хотя Настасья точно помнила, что выключала в коридоре лампы.

По спине пробежал холодок. Первым порывом было закрыться с головой одеялом, свернуться комочком и притворится невидимкой. Конечно, подобное ребячество никак не умаляло страха. Стараясь не поддаваться панике, девушка слезла с кровати. Для защиты снова пришлось взять статуэтку — награду Настасьи, как лучшей певицы прошлого года.

Девушка искренне пожалела, что не попросила взаймы у соседа бейсбольную биту. Вряд ли она ему была особенно нужна, учитывая спортивное телосложение и рост, а вот хрупкой миниатюрной певице явно бы пригодилась. Может быть, Настасья и не сумела бы ударить очень сильно, но, по крайней мере, выглядела бы менее абсурдно, чем с занесенной для удара статуэткой с именной табличкой, способной отпечататься на лбу гипотетического грабителя

Осторожно приоткрыв дверь, девушка сквозь щелку проверила коридор. Он оказался пуст. Крадучись, Настя прошла по направлению к гостиной, стараясь держаться поближе к стене.

Она добралась до большой комнаты… и замерла, как громом пораженная. Руки сами собой опустились. Статуэтка хлопнулась под ноги и хрустнула, теряя какую-то деталь.

Квартира лежала в руинах. Из рассыпанного мелким крошевом стеклянного столика высовывалась бронзовая статуэтка. Из разрезанных диванных подушек торчали пружины и клоки поролона. Нож — орудие пыток дивана — валялся тут же. Телевизор сверзили пол, и на темном экране разбегалась путина трещин. Везде были рассыпаны музыкальные диски, разодраны книги. Шипели колонки перевернутой стереосистемы.

Ошеломленная из-за погрома, Настя осторожно прошла в кухню. Неизвестный вандал постарался и здесь: разбил посуду, вывернул содержимое кухонных ящиков. Выпотрошил холодильник: выбросил продукты, разбил яйца, разлил молоко.

Тяжело вздохнув, девушка закрыла холодильник и, вскрикнув, отшатнулась. На белой дверце была оставлена запись красным маркером:

«Катись обратно в ад!»

— Этого не может быть… — пробормотала Настасья, пятясь спиной. — Это все не по-настоящему!

Она уперлась поясницей в барную стойку, испуганно повернулась и вдруг обнаружила надпись на припудренной белой мукой столешнице:

«Исчезни!»

Настя сунулась обратно в разоренную гостиную и, увидев очередное послание, оцепенела. Поперек стекла на панорамном окне неизвестный варвар написал красной губной помадой:

«Верни мне жизнь!»Казалось, что внутри девушки распрямилась пружина. Она опрометью ринулась вон из прихожей и босой вылетела на лестничную клетку. Плохо соображая, Настя в панике колотила в соседскую квартиру. Казалось, что ожидание, когда дверь откроется, длилось целую вечность. Наконец, щелкнул замок, и заспанный, растрепанный Ярослав появился на пороге.

— Настя? — щурясь от света, едва успел пробормотать сосед, как дрожавшая девушка бросилась к нему.

Ошеломленный натиском мужчина неловко поднял руки, позволяя соседке приникнуть всем телом: прижаться щекой к груди, вцепиться ледяными пальцами в футболку. Спустя долгую секунду он осторожно положил теплые ладони ей на талию.

— Все хорошо, — пробормотал он ей в макушку. — Не бойся. Я с тобой.

Когда ночь начала клониться к утру, Настасья с Ярославом вышли из комнаты охраны, где безрезультатно проверяли записи с камер, установленных в подъезде дома. В молчании они поднялись на тринадцатый этаж и, не сговариваясь, покосились на дверь Настиной квартиры.

Даже после долгой и тщательной проверки ночных записей, им ничего не удалось найти. Казалось, что никто не входил и не выходил из квартиры, кроме самой певицы, но на короткое время, всего на несколько минут, на лестничной клетке сам собой погас свет. Камеры ослепли, и никто бы не дал гарантий, что кромешная темнота не спрятала вандала, устроившего погром.

— Пойдем, — Ярослав положил теплую руку на спину девушки и подтолкнул на свою половину лестничной клетки.

Настя не сопротивлялась. Ее голова просто отказывалась анализировать все то, что произошло ночью. Сон, где тот человек в прошлом рушил ее дом, необъяснимым образом просочился в жизнь. И это пугало. Только Настасья до смерти устала от чувства страха.

Завернувшись в плед, она с ногами забралась на диван и маленькими глоточками отпивала чай. Горячий, очень сладкий напиток обжигал язык, но никак не прогонял холод, поселившийся внутри, в животе.

Из спальни вышел Ярослав. Наверняка, он бы никогда не признался, что вымотан, но осунувшееся лицо и круги под глазами говорили лучше любых слов.

— Я поменял простыни, так что… — Мужчина махнул рукой в сторону комнаты. Было заметно, как неуютно он чувствует себя в роли благодетеля.

— Я лучше лягу на диване.

— И напомнишь мне, что я на редкость паршивый хозяин? — усмехнулся он. — Нет уж, соседка, кровать — твоя.

— Спасибо.

Настя скинула плед и поднялась. Босые ноги защекотал длинный ворс ковра.

Мужчина не сел, скорее упал на диван и потер ладонью лоб, словно старался избавиться от какой-то зудящей мысли. Девушка бессильно следила за ним. Она знала, что должна уйти — Ярослав, наверняка, желал бы отдохнуть и от суматошной ночи, и от соседки, раз за разом вовлекавшей его в проблемы. Но еще Настя догадывалась, что не сможет заснуть.