Скованная льдом (СИ) - Черная Нина

Я обхватила себя за плечи и огляделась. Сани, переломленные пополам валялись на боку неподалеку, тюки разбросало по округе, а Гнедая, запутавшись в поводьях и ремнях, била копытом и мотала гривой. Освободиться у нее не получалось, поэтому с каждым ударом она нервничала все больше. 

Отец помогал мачехе и Марфе подняться на ноги, их, как и меня, отбросило в стороны. Шапка отца слетела, когда он падал, поэтому я отчетливо различила алую дорожку крови бегущую от виска до самого подбородка.

Сердце сжалось от страха, я прикусила губу и нащупала под телогрейкой заветный оберег. Он пульсировал и почти обжигал пальцы. Значит то, что потянуло нас в лес все еще здесь и угроза растет. Я оглянулась на Жучку, собака прижала уши к голове и напряглась всем поджарым телом, будто ожидала нападения.

Неужели, нас нашел Макар?

Я вглядывалась в морозную даль, но не могла различить ни единого движения. В какую сторону не смотрела. Кругом лед, снег и темные стволы деревьев. Да капли алые на белом покрывале сугробов, там, где наша телега перевернулась и на пополам треснула. 

Кое-как справилась с нарастающим страхом, придерживая Жучку за ошейник. То ли в поисках защиты, то ли в попытке успокоить. А собака нервничала все больше, из нутра ее доносился глухой рык, а морда направлена в сторону, противоположную глубоким следам, оставленным санями.

— Что с тобой, старушка? — спросила я тихо, но голос, будто усиленный в сто крат, разнесся по округе эхом, отскакивая от деревьев.

Я вздрогнула, а родные замерли, смотря на меня испуганно. Я виновато растянула губы в улыбке и пожала плечами. Никогда бы не подумала, что голос может так громко звучать.

Но в следующий момент такое чудо перестало интересовать меня совершенно, потому что моментально все вокруг заледенело, хоть жарко и так не было. На ресницах осел иней, а легкие обожгло. Я закашлялась и выпустила ошейник Жучки. Собака сорвалась с места, громко завывая. Вой прошелся ножом по сердцу, так отчаянно он прозвучал.

Не успела понять, что происходит, как знакомая ледяная волна понеслась в мою сторону. Я замерла от страха и прикрылась руками, соображая, что поза для вечности не очень. Но ничего не произошло, только мороз усилился, да сзади послышались всхлипы.

Я распахнула глаза, потому что зажмурилась, чтобы не видеть приближающейся погибели, В нескольких шагах передо мной лежала Жучка, ее поджарое тело вытянулось в линию, будто она замерла в прыжке, и переливалось тысячью бликов на выглянувшем из-за снежных шапок солнце.

С губ сорвался всхлип, а замерзшие пальцы прижались к губам. Вместо любимой старушки под ногами валялась безжизненная ледяная статуя, а вокруг нее вихрились переливающиеся всеми цветами радуги снежинки.

Я упала на колени, внутри будто что-то оборвалось, а из глаз полились слезы. Аккуратно прикоснулась к отвердевшей шкуре собаки, пальцы обожгло холодом. Но я не отняла рук, заливая любимицу горькими слезами.

В душе поселилась пустота, а разум твердил: “Это неправда, ты спишь!” Только слезы все не останавливались, разбиваясь о гладкий лед, а рук я уже не ощущала.

— Оставь ее! — громкий крик на ухо, и меня встряхнули за плечи, — надо из леса выбираться, пока такая же беда и нас не настигла!

Я подняла заплаканный взгляд, перед глазами все расплывалось, но я отметила глубокую морщину, пересекающую лоб отца. Именно он сидел напротив меня и чувствительно тряс за плечи. Я расплакалась пуще прежнего и бросилась ему на шею. Впервые в жизни показывая столько чувств за раз. Наверное, из-за последних событий я совсем разучилась притворяться.

— Ну-ну, — отец неловко похлопал меня по спине и помог подняться.

Несколько глубоких вздохов и родное плечо помогли мне немного прийти в себя. Ведь тот, кто пытался всех нас заморозить, скорее всего еще тут.

— По щекам ей хлопни, окаянный! — послышался голос мачехи совсем рядом, — в себя придет. Не поторопимся, следующими будем. Черный бог совсем осерчал!

— Не он это, — вдруг упавшим голосом сообщил отец, прижимая меня крепче.

— Чего споришь? — взвилась мачеха, намереваясь отвесить отцу оплеуху, только он поймал ее руку и еле слышно ответил:

— Потому что знакома мне сила эта. Ощущал я ее двадцать лет назад, когда в горах потерялся.

С губ мачехи сорвался всхлип, а отец отстранил меня, посмотрел на женщину долгим взглядом, наполненным безысходностью и застарелой болью.

— Не может быть, — прошептала та, а на глазах появились слезы, — но она ведь не пошла за тобой, оставила… Как Аську непутевую…

— Я на это надеялся, Агнеша. Всем сердцем надеялся, — прошептал он в ответ и, прикрыв глаза, поднес дрожащую руку мачехи к своим губам.

— Что это значит? — пробормотала я испуганно, сзади в меня вцепилась шмыгающая носом Марфа.

— Это значит, дуреха, — без запалу пояснила мачеха, даже не посмотрев на меня, — что мамаша твоя непутевая явилась. 

Кажется, скоро я забуду, что такое удивление. Но очередная неожиданная новость заставила покрыться мурашками и сжать плотнее кулаки. Неужели, моя мать решила вернуться из-за отца? 

Только тогда странно, что она меня преследует с того самого момента, как я в лес попала. Ведь в прошлый раз, как только от разбойников спаслась, меня ледяная сила чуть не заморозила. И не только меня, ведь погибли и Веселина, и Яна. 

— Она меня ненавидит? — горькие слова сорвались с моих губ, не спрашивая моего на то разрешения.

Отец посмотрел на меня удивленно, даже испуганно как-то.

— Почему ты так думаешь? — спросил, спустя несколько мгновений.

— Потому что, если ты не ошибся о природе силы смертоносной, — ответила я срывающимся голосом, — то она преследует меня с того самого момента, как я даром для Ма… Черного бога стала. И девочек именно она заморозила. Слава сказала, что сила чувствовалась одинаково.

— Зачем духу тебя губить столько лет спустя? — не поверил отец моим доводам, — вы, верно, напутали чего. Ведь она тебя у наших дверей оставила. Чтобы ты не умерла от холода и голода, раз наполовину человек.

При таких откровениях губы мачехи сжались в тонкую линию, а глаза сузились, но руки она поднимать на отца, по-привычке, не стала. Я же шумно выдохнула, потому что успела дыхание задержать во время короткого рассказа.

Отец хотел сказать что-то еще, но тут я снова ощутила ледяную волну. Мощнее и ближе, чем прежде, я оттолкнула родичей, насколько смогла, сама припала к земле ближе.

Край рукава зацепило волной, отчего руку обожгло нестерпимой болью, я вскрикнула и схватилась за поврежденное место, моля великих богов, чтобы никто больше не пострадал. В этот момент моих ушей коснулся высокий смех, будто диковинный хрусталь звенел. Я замерла и подняла голову, ожидая увидеть все, что угодно.

Только не ожидала я, что дух окажется юной на вид прелестницей. Она, одетая в длинное платье, будто из снега сотканное, легкой поступью приближалась ко мне. А в глазах клубилось нечто страшное, темное. Я невольно поползла назад. Меня снова волной накрыл хрустальный смех, от которого волосы на затылке дыбом встали.

И она — моя мать? Верилось слабо, а в душе все теплилась надежда, что отец ошибся. Не может моей матерью оказаться такая страшная и бессердечная особа.

Но даже сквозь леденящий душу страх я отметила ее красоту. Темные волосы волнами спадали ниже талии и терялись за подолом платья, поэтому определить длину оказалось трудно. Она не забрала их в косы или пучок, как обычно делали деревенские женщины, из-за этого волосы, будто живые, трепетали от малейшего дуновения ветра. Плечи покрывал полушубок, белый в голубизну, как снег, отчего кожа казалась мертвенно-бледной, будто прозрачная, что видно вены. Лишь румянец на щеках сообщал, что прелестница больше жива, чем мертва. От изящности и красоты захватило дух, мертвенная бледность ее не испортила. А внутри разлилась обида. Если она — моя мать, почему я на нее не похожа ни капли?