Но даже этот первый результат показывал: я двигаюсь в правильном направлении.
Оставалось только доработать процессы — довести всё до идеала.
Ведь в структурном плане этот мешок клеток был, в каком-то смысле, продолжением меня.
И при должных условиях вполне мог вырасти в мою точную копию.
Но, разумеется, останавливаться на этом я не собирался.
Я сразу же перешёл ко второму варианту — а именно: непрямому созданию клона.
Ведь в том мире, в случае моего перерождения, я не смогу физически доставить в нужную точку ни компоненты, ни клетки, ни материалы.
Всё, на что я мог рассчитывать — это воздействие ментала Птичника. А значит, придётся обходиться исключительно подручными средствами.
Да, привязка к собственному пеплу, конечно, упростит задачу. Но не настолько, чтобы считать её решённой.
Для успешной реализации возрождения предстояло пройти ещё несколько этапов.
И второй из них — это взаимодействие с остатками живой материи.
Так что я переключил всю свою ментальную силу и часть вычислительных мощностей Птичника на обработку только что отброшенной клеточной массы.
Параллельно продолжал подпитывать её с другого стола, где были разложены компоненты.
Рост и развитие шли уже гораздо медленнее, чем в случае прямой связи с моим телом.
Но определённое влияние оказывалось и так.
Формирование псевдоклона продолжалось.
Но при этом расход ресурсов на создание новых клеток и развитие протекающих процессов заметно увеличился.
Используя тот же объём компонентов, я смог нарастить структуру псевдоклона лишь в полтора раза.
И всё же — это уже был отличный результат.
Ведь фактически моё тело, усиленное ментальными способностями, больше никак не влияло на развитие клеточной массы.
Клубку клеток приходилось адаптироваться самостоятельно — полностью автономно, без внешней подпитки.
Но, разумеется, на этом эксперимент не завершался.
Как только рост субстанции остановился, я зафиксировал все необходимые данные. А затем использовал мощности Птичника для создания концентрированной волны жара вокруг рабочего стола.
Клубок клеток буквально испепелился — именно этого я и добивался.
Так я смоделировал ту самую ситуацию, к которой мне предстояло однажды прийти: работу с прахом.
Однако с воздействием на пепел всё оказалось куда сложнее.
Технически, после вмешательства Птичника от биоматериала не осталось ни одной живой клетки. Деление — в любом виде — стало невозможным.
А значит, первый шаг заключался в создании жизни из неживой материи.
Не просто копировании, а формировании с нуля — из структурных компонентов.
И это было в разы сложнее.
Мне пришлось возиться с этой задачей больше месяца. Даже задействовав всю аналитическую мощь Птичника, я не получил моментального результата.
Но в конечном итоге — одна живая клетка была всё же сформирована. И с этого момента процесс пошёл куда быстрее.
Расход компонентов остался примерно на уровне второй стадии эксперимента, но вот на создание первой, базовой клетки, пришлось потратить в разы больше ресурсов.
Кратно больше — по сравнению с тем, что потребовалось бы для создания полноценного органа. Или даже целой системы органов.
Общий расход, в сравнении с почкованием, оказался минимум в десять раз выше.
Но я был готов и к такому исходу.
Теперь оставалось только разобраться с финальным этапом: созданием живого клона.
Но прежде — нужно было решить ещё один, куда более тонкий вопрос.
Создание устойчивой ментальной цепи, способной объединить два разума.
И эта задача оказалась ничуть не проще, чем создание нового тела с нуля.
Для устойчивой связи между телами требовалось поддерживать подобие коллективного разума.
А это означало, что придётся задействовать значительную часть мощностей Птичника.
Даже тестирование этой технологии уже вызывало затруднения — хотя бы потому, что не было подходящего тела для эксперимента.
Но создавать свою *точную* копию до полной обкатки ментальной цепи я не собирался.
Рисковать было нельзя.
Случись так, что клон — внешне и по параметрам полностью идентичный — пробудится и сохранит моё сознание, не исключено, что нам придётся его немедленно уничтожить.
Ведь как моя точная копия, он будет обладать доступом к Птичнику.
А значит, вполне способен начать борьбу за независимость от системы.
Даже несмотря на мою уверенность в себе, я не могу на сто процентов быть уверен, что эго моей копии останется неизменным.
Не исказится. Не отравится манией величия.
Тем более, что полностью смоделировать такую ситуацию заранее физически невозможно.
А потому — я не могу теоретически осуждать себя же в иной форме за любые поступки, которые могут показаться в моменте… логичными.
Короче говоря, я начал с создания виртуальной копии собственного мозга.
На это ушла почти половина всех доступных мощностей Птичника.
Целых сто тысяч птиц из моего коллективного разума были задействованы для точного моделирования структуры моего сознания.
Но — в спящем режиме.
Без доступа к управлению, без возможности пробуждения.
Эта виртуальная копия создавалась исключительно для одной цели — чтобы я мог обучиться созданию устойчивых каналов связи между двумя разумами в рамках одной сети.
Но, к тому же, эта технология могла послужить и резервным планом выживания.
Так что я решил: пусть часть ресурсов Птичника навсегда будет выделена на поддержание этой спящей копии.
С небольшой, но крайне важной модификацией — регулярным обновлением данных.
Если я потеряю связь с телом… если мой мозг будет уничтожен — активируется процедура восстановления.
То есть, моё виртуальное сознание выйдет из спящего режима и начнёт восстановление тела.
