Индульгенция 2. Без права на жизнь (СИ) - Машуков Тимур

— Поэтому ты решила вмешаться?

— Конечно. Если отказать женщине, то она все равно возьмет свое. Но горе тому мужчине, из-за которого ей пришлось напрячься.

— Увы, прекраснейшая, но помочь тебе я не могу, потому что не имею ни малейшего представления, чем.

— Не врешь. Это хорошо. Но и всей правды не говоришь, вот это уже плохо. Впрочем, причин доверять мне у тебя пока нет. Явилась какая-то незнакомка и требует откровенности. Понимаю и не осуждаю. Однако пищу для размышлений ты мне подкинул. Так что дам я тебе совет — не спеши возвращаться. Научись пользоваться светом так, чтобы для тебя это стало так же легко, как дышать. А потом приходи в Навь — помолись мне перед открытием прохода, и я лично заберу тебя. И возьму в ученики. Очень уж мне интересно, что из этого получится. Да… — кивнула она своим мыслям и хитро улыбнулась. — Так и поступим. Ты меня услышал?

— Конечно, — подскочил и вновь поклонился я. — Ваши слова совпадают с моими желаниями.

— Прекрасно. Значит, будешь работать не за страх, а за силу. Кстати, держи, — от нее отделился маленький амулет на веревочке и сам наделся мне на шею. — Этот лес — он не простой. И это тебе точно пригодится, чтобы из него выбраться. А теперь мне пора. А то скоро сюда вся охрана Вырия сбежится.

Послав мне воздушный поцелуй, богиня растаяла в воздухе вместе со своими демонами и столом с вкусняшками. При этом портал она не открывала — понты дороже денег, а появиться требовалось эффектно. Наверное. Фиг его знает, что в головах этих богинь.

Но при всем при этом возник вопрос — что мне-то делать? Впрочем, у меня было свое учение, придуманное мной еще в прошлом мире. Называлось оно дао пофигиста. В нем есть три главные заповеди. Первая — нефиг нервничать по поводу того, что могло случиться, но не случилось. Вторая — нефиг нервничать о том, что еще не произошло. Ну а если что-то все-таки случилось и произошло, то тут вступает в силу третья заповедь. Она гласит: пофиг!

Это было великое учение, созданное мной тогда, когда я расправился с убийцами родителей, и я быстро нашел его адептов. Правда, нас часто путали с раздолбаями, но это большая ошибка. Пофигист не забивает на все и вся.

Да, и ещё, не путайте пофигистов с эгоистами. У пофигиста нет преувеличенного значения собственной жизни, и пофигисты не приносят все в жертву лишь удовлетворению собственных потребностей.

Каждый пофигист мечтает стать таким пофигистом, чтобы ему было пофиг на все. Но это — типа несбыточной мечты, как ни один христианин при жизни не станет ангелом. Жизнь одним днем и тому подобное — это все признаки высшей ступени духовного развития пофигиста, но достичь этой ступени практически невозможно… Тем не менее, каждый пофигист в своей жизни стремится к этому, делая все возможное, чтобы встать на эту ступень. В этом и заключен сакральный парадокс Дао Пофигизма — обычный пофигист не может себе позволить просто забить на абсолютно все, так как это бы означало достичь недостижимого, но стремится к этому.

В этом стремлении они ведут себя в рамках правил общества… За исключением тех благодатей, которые даровал им Дао Пофигизма. Итак…

Пофигисты сродни фаталистам. Но если последние верят, что все предопределено, то последователям Дао Пофигизма всего лишь наплевать, предопределено ли все. Но и вмешиваться им лень.

Пофигисты нравственно похожи на циников. Разум человеческий не может вместить всего того зла, которое совершается ежеминутно вокруг нас по всей земле. Проблема в том, что почему-то в полном соответсвии с афоризмом «одна смерть — трагедия, миллион — статистика» нам показывают именно трагедии. Пофигист закален душой, и он не страдает от того зла, которое он видит, но не может исправить.

Например, когда пофигисту показывают убитого младенца, тот остается спокоен: во-первых, такие дети умирают тысячами ежедневно, а во-вторых, вернуть к жизни мертвого все равно уже нельзя.

У пофигистов не бывает депрессий и стрессов. Это величайшее достижение Дао Пофигизма, которое дает огромную силу всем его последователям. Если ты истинный приверженец Пофигизма, то какая бы неприятность ни случилась, ты останешься спокоен и сохранишь трезвость мысли, чтобы проанализировать причины случившегося и предотвратить дальнейшие неприятности. У пофигиста просто нет поводов огорчаться или злиться. Значит, стрессы и депрессии ему не грозят. В ярость пофигисты тоже не впадают.

Исходя из всего предыдущего, пофигисты отлично справляются с поставленными задачами, так как им ничего не мешает: пофигист не может бояться трудностей, ему просто пофиг на них. Что, конечно, не мешает предпринимать адекватные действия для преодоления возникшего препятствия. Просто у пофигистов нет психологического дискомфорта или страха, который может помешать справиться со сложностями.

Не надо думать, что пофигисты избегают принимать решения. Пофигисты выбирают верное решение, и их выбор свободен от неуверенности и страхов, от предубеждений и субъективных причин. Пофигисты всегда выбирают тот вариант, который надо.

Ни в коем случае пофигисты не живут одним днем. Они разумно планируют свою жизнь и совершают необходимые действия, чтобы ее улучшить. Другой вопрос, что пофигист не чуствует дискомфорта от плохой жизни, что позволяет ему сосредоточиться на ее улучшении, вместо того, чтобы жалеть себя, как обычные люди.

На этом реклама моего учения заканчивается. Все желающие приобщиться к его мудрости пишите, и если будет время, я обязательно приму вас в сект… в смысле, в нашу дружную семью.

Так что я огляделся, пожал плечами и принялся ждать, когда откатится время призыва Пургена. Потому как выбраться отсюда без него у меня банально бы не получилось. Ну, или пришлось бы потратить кучу времени на это. Все красивое убранство, созданное Мораной, исчезло вместе с ней, поэтому я просто присел возле дерева, прикрыл глаза, установив внутренний таймер на двадцать минут. Общение с богиней не заняло много времени, хотя, как мне показалось, прошло много часов. Все-таки ее сила сильно давила на мозги.

Таймер сработал и попытался призвать козла. Но фиг. Подождал еще чуть, попробовал снова — тот же результат. Похоже, сам лес блокировал эту возможность. Что ж, двигаться все равно надо, но Пурген еще получит по своей волосатой жопе. Нашу с ним связь я чувствовал, но была она как бы тусклой, приглушенной. Он в данный момент был в своем мире, и я ощущал его желание вернуться сюда. Но увы — пока я не окажусь подальше от леса, видимо, ничего не выйдет.

Сверившись с внутренним навигатором и определив направление по солнцу, я ступил под сень первого дерева. Воздух здесь был гуще, словно сам лес не спешил впускать чужака. Стволы, черные и скрюченные, будто кости древнего исполина, смыкались надо мной, их ветви сплетались в арку — словно челюсти, готовые сомкнуться.

Увидел проход. Тропа, едва заметная, вилась меж корней, выпирающих из земли, как жилы. Шаг за шагом, а за спиной уже не было пути — кустарник сходился, жадно поглощая мои следы.

Тишина. Не та, что зовет покоем, а та, что давит, обволакивая шепотом. Шелест листьев отзывался эхом чьих-то шагов, хотя вокруг не было ни души. Воздух дрожал серебристой дымкой, и в ней плясали огоньки — то ли светляки, то ли духи, маревом зовущие вглубь. Они переливались синим и лиловым, касаясь кожи холодными поцелуями. А между деревьев, в полутьме, мерещились силуэты: вот мелькнул рогатый профиль, вот скользнула тень с крыльями, словно вырезанными из лунного света…

Я шел, сжимая в потной ладони меч, готовый отразить любую, хоть физическую, хоть магическую атаку. Но лес молчал и манил. Под ногами хрустели грибы, шляпки которых светились изнутри, как фонарики. Их бледное сияние выхватывало из мрака странное: каменную статую с лицом, стертым временем, колодец, опутанный плющом с алыми ягодами, тропу, вымощенную плитами с рунами. И всюду — глаза. Невидимые, но ощутимые. Спина ныла от их взглядов.

Внезапно тропа оборвалась у ручья. Вода текла густая, словно расплавленное серебро, но, заглянув в нее, я увидел не свое отражение, а того, кем я был в прошлой жизни — карающую длань императора. Он смотрел на меня суровым взглядом, протягивая руку. Я отпрянул, и вода вздыбилась, выбросив на берег ветвь, обвитую колючей проволокой. Сердце забилось в такт далекому бою барабанов — или это стучали стволы?