Стеклянный Дворец - Гош Амитав

Каждый сезон Раджкумар находил тот или иной предлог, чтобы провести хотя бы несколько дней на этих плотах. Было какое-то гипнотическое наслаждение в цикличности ритма жизни на этих громадных прямоугольных платформах – в контрасте между восхитительной томностью дневных часов, когда зачастую заняться было нечем, кроме как наблюдать за волочащимся по воде рыболовным крючком, и напряженным волнением закатной швартовки, когда тросы с шипением летают между палубой и берегом и всем приходится бегать гасить дымящееся дерево. Несмотря на свои огромные размеры, плоты были хрупкими, и, натолкнувшись на перекат или песчаную отмель, они могли развалиться в считаные минуты. Крепкая с виду поверхность их была обманчива, как зыбучий песок. Между бревнами постоянно открывались и закрывались тысячи щелей, каждая из которых была маленькой, но смертельной ловушкой для застрявшей лодыжки.

Многие из плотогонов были родом из Читтагонга, и для Раджкумара было особым удовольствием вернуться к диалекту своего детства; смаковать на языке памятную остроту дала с рыбьими головами или джол [48] с рыбьими хвостами, приправленных семечками нигеллы и горчицей; вновь следить, как меняется течение реки – замедляется по мере того, как она растекается по равнине, а потом вновь резко ускоряется, приближаясь к ущелью; наблюдать за неожиданными переменами пейзажа – то зеленый густой лес, то выжженная красная пустыня, усеянная скелетами иссохших, опаленных солнцем пальм.

Из всех речных видов самым странным был тот, что открывался чуть южнее великого вулканического пика горы Поупа. Иравади здесь описывала широкую плавную дугу, разливаясь в невиданную ширину. На восточном берегу реки появлялась гряда невысоких зловонных курганов. Эти холмы были покрыты густым илом, массой, которая по временам сама собой воспламенялась под жарким солнцем, выбрасывая в реку струи огня. По ночам часто можно было увидеть маленькие колеблющиеся языки пламени, ковром покрывающие склоны.

Местные жители называли этот ил земляным маслом; он был темного, переливающегося зеленого цвета – цвета крыльев навозной мухи. Он сочился из скал, подобно поту, собираясь в блестящие, подернутые зеленой пленкой лужицы. Местами лужи сливались вместе, образуя ручьи и речушки, маслянистую дельту, которая веером растекалась вдоль берегов. Запах этого “масла” был настолько сильным, что разносился по всей Иравади, и лодочники энергичнее махали веслами, проплывая мимо этих склонов, мимо земли вонючих ручьев – Енанджауна.

Это было одно из немногих мест в мире, где нефть сама собой просачивалась на поверхность земли. Задолго до открытия двигателя внутреннего сгорания это земляное масло уже имело неплохой рынок сбыта, его широко использовали в качестве мази для лечения некоторых кожных заболеваний. Купцы приезжали в Енанджаун даже из далекого Китая, чтобы добыть этого вещества. Сбор нефти был делом местного народа горящих холмов, племени, известного как твин-за, – сплоченная скрытная группа изгнанников, беглецов и чужестранцев.

На протяжении поколений семьи твин-за держали за собой персональные источники и прудики, собирая нефть ведрами и тазами и отвозя ее в ближайшие городки. Многие из резервуаров Енанджауна использовались так долго, что уровень нефти опустился ниже поверхности земли, вынуждая их владельцев копать ямы. В результате некоторые из прудов постепенно превратились в колодцы глубиной в сотню футов и больше – гигантские пропитанные нефтью ямы, окруженные горами вынутого песка и грунта. Некоторые из этих колодцев были выработаны настолько, что внешне напоминали маленькие конические вулканы с крутыми склонами. На такой глубине нефть нельзя уже было зачерпнуть, просто опустив туда ведро, и твин-за опускались туда сами, на веревках, задерживая дыхание, как ловцы жемчуга.

Частенько, когда плот причаливал не слишком далеко от Енанджауна, Раджкумар ходил посмотреть, как работают твин-за. Стоя на краю колодца, он наблюдал, как человек спускается в шахту, медленно вращаясь на стропе. Веревка через блок привязана к его жене, другому родственнику или домашней скотине. Они опускали его, поднимаясь по склону холма, а почувствовав, как он дергает за другой конец, вытаскивали наружу, спускаясь вниз. Устья колодцев были скользкими от пролитой нефти, и нередко неосторожные работники и маленькие дети сваливались туда. Часто эти падения оставались незамеченными: никаких брызг, лишь легкая рябь. Невозмутимость – одно из свойств нефти, на ее поверхности нелегко оставить след.

После посещения Енанджауна пропитанные нефтью призраки преследовали воображение Раджкумара. Каково это – утонуть в такой слизи? Почувствовать, как зеленая жижа цвета крыльев навозной мухи смыкается над твоей головой, заливает уши и ноздри?

Когда ему было восемнадцать, Раджкумар наткнулся в Енанджауне на необычное зрелище. Он заметил пару иноземцев, белых, расхаживающих от колодца к колодцу. С того времени, когда бы он ни возвращался туда, на нефтяных склонах появлялось все больше и больше европейцев, вооруженных инструментами и геодезическими треногами. Они приезжали из Франции, Англии и Америки и, говорят, предлагали твин-за хорошие деньги, выкупая их скважины и колодцы. На холмах стали подниматься деревянные обелиски, похожие на деревянные пирамиды, внутри которых беспрестанно стучали по земле огромные механические клювы.

В одно из посещений Енанджауна на плот Раджкумара взяли пассажира. Его звали Бабурао, и был он из Гунтура, из Индии. Волосы так густо покрывали его тело, что даже когда на нем была всего лишь одна хлопковая безрукавка, казалось, что он одет в тонкую проволочную сетку. У него была куча денег, и поздно вечером он щедро наливал плотогонам выпивку. Он называл себя майстри, вербовщик, и только что привез сорок восемь куринги с востока Индии в Енанджаун. Нигде не сделаешь деньги быстрее, рассказывал он. Иностранные компании разрабатывают нефть и отчаянно нуждаются в рабочих. Им нужны люди, и они готовы щедро платить. В Бирме рабочих найти трудно, мало кто из бирманцев настолько беден, чтобы мириться с такими условиями, как в Енанджауне. Но у нас в Индии, рассказывал Бабурао, несметные тысячи людей, которые до того отчаянно стремятся уехать, что готовы подписаться на многолетние заработки. Молодой парень вроде Раджкумара мог бы быстро разбогатеть на этом деле. Что может быть легче? Нужно всего лишь несколько сотен рупий, чтобы оплатить проезд в одну сторону для нанятых.

Раджкумар медленно побрел к краю плота, закурил чируту и улегся плашмя на бревна. Лицо его оказалось в нескольких дюймах от воды, и косяки крошечных речных рыбок поднялись к поверхности, чтобы подхватить падающий пепел. Встреча с майстри случилась ровно в тот момент, когда вопросы о будущем не выходили у него из головы. Почти весь прошлый год Сая Джон твердил, что Раджкумару надо решать, что делать дальше: “Славные деньки в качестве моего луга-лей подходят к концу. Пришло время найти собственное место в мире”.

Больше всего на свете Раджкумар хотел заниматься торговлей тиком, потому что знал, что никогда не будет так хорошо знаком ни с каким иным ремеслом. Но проблема заключалась в том, что он не обладал никакими специальными умениями, которые позволили бы работать в компании в качестве у-си или плотогона. Впрочем, и перспектива зарабатывать жалкие двадцать-тридцать рупий в месяц не слишком привлекала. Что тогда?

Лучший способ войти в тиковый бизнес, решил Раджкумар, это приобрести лесной склад. В своих путешествиях вниз по реке он время от времени останавливался в речном порту Хензада. Там теперь жил его старый друг До Сай со своей женой Нау Да и двумя детьми. Он работал на небольшом складе, командовал парой слонов. До Сай предложил Раджкумару организовать собственную лесную биржу: владение складским хозяйством – хороший способ входа в торговое дело.

– Ты можешь начать с малого, – сказал он. – Хотя бы с одного слона. Я буду работать с тобой за половину обычного жалованья в обмен на долю в бизнесе.