Попал по собственному желанию (СИ) - Коган Данил

— Скука. Я люблю этот мир. Когда он был молод, я скиталась по нему. Я стала там легендой. Там я стала Странником. Мир кипел. Бурлил. Менялся. Текла кровь, рушились империи. Утверждались новые постулаты веры. Он был живым. Но вот уже почти три тысячи лет прошло с момента основания империи. И все три тысячи лет там ничего не происходит. Жизнь замерла. Всё успокоилось. Мир похож на нарядного покойника, лежащего в гробу на прощании. Он ещё среди живых. Но уже мёртв. Скучно. Но если бросить в это болото увесистый камень… Я хочу посмотреть, какие круги пойдут по ряске. Такой ответ тебя устроит?

— То есть ты рассчитываешь, что я буду чем-то вроде реаниматолога с эпинефрином и дефибриллятором наперевес. И со священным мечом в третьей руке, конечно.

— Я надеюсь, что будет весело. А с реаниматологом, как пойдёт. Может, тебя там вообще казнят, как одержимого или пришибут разбойники по дороге. Я не вижу будущего. Только чувствую узлы.

— Очень еклмн вдохновляюще про одержимого и разбойников.

Она равнодушно пожала плечами.

— Тот мир полон опасностей. Какой-нибудь ваш любитель экстрима половину печени или почку бы продал, чтобы туда попасть. Но ты — не он. И мне не нужна твоя печень. Со мной говоришь именно ты, а не любитель экстрима. Я честна с тобой — это главное.

— Судя по мечу и всему такому, там какое-нибудь средневековье? Деревянные полы, сортир на улице, вонь, грязь, антисанитария.

— Сам всё увидишь. У вас на земле не было полных аналогов обществу Империи. Технологии достаточно примитивны, но до такой вещи, как душ и тёплый туалет там уже додумались. И есть магия. Если для тебя это важно.

— Это важно! И как пройдёт перенос. И что будет с моим телом здесь?

— Твоё тело впадёт в кому и умрёт, когда его отключат от приборов. Перенос. Смотри.

Она извлекла, буквально из воздуха, стильный красный кожаный ларец, покрытый сложной вязью символов. Поставила его на стол. Открыла.

В ларце висели, не касаясь стенок и дна, шесть небольших серебристых сгустков. И один золотой. Она, нежно касаясь кончиком пальца непонятной парящей субстанции, произнесла:

— Я отдам тебе пневму. Когда ты проснёшься, она единственное, что останется с тобой после этого сна. Если ты решишься, приложи её к сердцу. И скажи: «Та, кто зовётся Смеющейся Богиней, я принимаю твой дар и согласен на договор».

— И всё?

— И всё. — она снова с нежностью погладила сгустки таинственной «пневмы». Её пальцы перебирали каждый шарик. Будто пытались извлечь неслышную мне мелодию. Затем Она извлекла из шкатулки золотистый. — Видишь. Я готова потратить ради прихоти великую ценность! Впрочем, тебе не понять. Если ты не решишься, я хочу получить пневму назад. Прижми к сердцу и скажи: «Та, кто зовётся Смеющейся Богиней, я возвращаю твой дар». Но если ты решишься. Мы увидимся ещё только один раз. Уже там. В Империи. Я дам тебе три совета. И, надеюсь, у тебя хватит мозгов ими воспользоваться. А теперь прощай!

Она вскинула руку, и с неё сорвалась сложная ажурная печать, состоящая, наверное, из сотен символов и рун. Печать ударила в моё тело под сердцем и растворилась, впиталась в него, оставив странное ощущение истомы и пустоты. Вместе с печатью исчезла и Она.

Я посмотрел на дверь. На шарик в руке. На секунду мелькнуло искушение оставить его на столе. Но я встал. Накатил одну за другой все шесть рюмок. И, закрыв глаза, рванул дверь на себя. Не давая себе задуматься, я тут же всем телом вывалился в дверной проём.

Было бы очень смешно, если бы я брякнулся на заледенелый асфальт посреди Гороховой, на потеху жителям культурной столицы. Но я действительно проснулся в своей постели. Я прекрасно помнил весь разговор. А в моей руке пылало маленькое солнце.

Практически не дав себе задуматься, я приложил руку к сердцу и прошептал: «Та, кто зовётся Смеющеймся Богиней, я принимаю твой дар и согласен на договор».

После чего Денис Щербинин умер.

Глава 2. Смерть и рождение

В которой я пробуждаюсь в аду, прошу о помощи, теряю сознание, вспоминаю Чехию, умираю и воскресаю, обретаю себя и любуюсь чудесами иномирной архитектуры

Скажете, я дурак? Скажете, не нужно было вот так кидаться в неизвестность? Подумать надо было. Всё взвесить. А я скажу так. «Чего тут думать. Трясти надо».

Сон либо был правдой, либо нет.

Таинственная пневма либо перенесёт меня в тело патриция-маразматика, либо нет.

Все входящие данные у меня уже были. Измениться могла только моя решимость. И если бы я начал раздумывать.

Прикидывать хрен к носу.

Взвешивать «за» и «против».

Я бы, скорее всего, так и остался Денисом Щербининым, инженером. Это была не плохая жизнь. Но я, втайне даже от самого себя, всегда мечтал о чём-то таком. О чуде, если хотите.

Незнакомка была права. Шанс мне представился уникальный. Если бы его упустил, я бы потом никогда себя не простил. А если бы ничего не случилось… просто посмеялся бы над своим пьяным бредом.

Да и разменять свои сорок восемь на его двадцать два года, тоже было немалым соблазном.

После того как я приложил руку к груди и произнёс формулу, мир вокруг затопило золотистое сияние. Свет шёл от вращающихся с бешеной скоростью рун и знаков печати. Похоже, той самой, которую наложила на меня Она. Вокруг не осталось ничего от привычного мира. Куда-то пропала спальня и моя уютная кровать. Я парил в первозданной тьме, освещённой только сиянием колдовских символов.

Я ничего не чувствовал, ведь у меня больше не было привычных органов восприятия. Мой внутренний взор заполнила разрастающаяся печать, руны на которой уже превратились в размытые полосы. Я её представлял! Моё сознание, в отличие от восприятия, работало. Я мог мыслить. Старина Декарт утверждал, что это признак существования. Печать превратилась во что-то вроде сияющего тоннеля, в котором я и утонул окончательно.

Что же. Проверим, насколько правдивы книги о попаданцах. Ведь я теперь один из них. И не: «Шёл, упал, умер, очнулся в другом мире младенцем-архимагом», а по собственному желанию.

Я очнулся от вони. От ужасающего смрада немытого тела и застаревших фекалий. Запястья и лодыжка стреляли импульсами боли. В груди полыхал огонь! Мне было больно и страшно. Но я открыл глаза. Ведь они снова у меня были.

Я находился в небольшой каморке. Моё тело лежало на твёрдой поверхности. Комнатку с щербатыми каменными стенами освещала небольшая лампада, давая возможность осмотреться. Первым делом я посмотрел на свои руки. Моему взгляду предстали два могучих предплечья, принадлежащих какому-то великану. Ну или чемпиону мира по пауэрлифтингу. Они заканчивались широкими лопатообразными ладонями. Длинные массивные пальцы оканчивались давно не стриженными обломанными ногтями. А на запястьях красовались металлические браслеты, скованные между собой и покрытые простенькими рунами. Кожа запястий была стёрта до мяса.

Я сел резко, рывком. Левая нога зазвенела цепью. На лодыжке виднелся такой же браслет, как на руках, от которого к ближайшей стене и отходила цепь, продетая через отверстие в каменной кладке. В поле моего зрения попала длинная, спутанная, давно не стриженая борода. Торчавшая слипшимися сосульками, с остатками какой-то еды в ней. Или даже не хочу думать чего, если не еды.

В углу стояла деревянное ведро, которое и было основным источником вони в каморке, помимо моего собственного тела.

Пожар в груди всё разгорался и разгорался. Я замычал от немыслимой боли. Казалось, я горю заживо изнутри. Вокруг тела появилось золотистое дрожащее марево.

В этот момент дверь, ведущая в каморку, распахнулась. На пороге стояло человекоподобное существо, закутанное в серые одеяния, с каким-то сложным головным убором на голове. Нижнюю часть лица закрывал кусок серой же ткани.