Индульгенция 4. Без права на сомнения (СИ) - Машуков Тимур

Глава 2

Глава 2

Яркий, обжигающий свет со страшной силой уничтожающий щит с одной стороны и острая, разрывающая сердце боль с другой. Отвлекусь на что-то одно и сдохну — точно вам говорю!

Чувствую, как немеет тело, дрожат руки, но держу. Сколько уже прошло — миг, день, тысячелетие⁈ Слышу шум, и все внезапно заканчивается. Свет гаснет, а сталь, что с легкостью пробила щит со спины, медленно выходит, ровно по тому же каналу, что и вошла.

Думать о том, кто мне помог, сил нет. Остатками сознания цепляюсь за реальность, но поток тьмы подхватывает меня и уносит куда-то очень далеко. На прощанье я вроде как слышу свое имя, но ответить не могу, да и не хочу — тут тихо, спокойно. Нет боли и переживаний. Мне хорошо.

Мысли текут вяло, со скоростью улитки — где я, что я? Не помню. Ничего не вижу и не слышу — тут вечная тишина, тут нет времени и пространства…

— Рано тебе сюда, — слышу голос. Он тихий, завораживающий, успокаивающий. Впрочем, я и так спокоен. Но до тех пор, пока не начинаю двигаться, постепенно ускоряясь. Что? Не хочу, мне и тут хорошо! Не надо!!!

Но кто ж меня спрашивает… Во тьме рождается точка света, которая с каждым мгновеньем становится все ярче и ярче, пока свет полностью не охватывает меня. И тогда я кричу — громко, яростно, злобно, и не потому, что мне больно, а потому, что я все вспомнил…

— Он пришел в себя!!! — голос, подобно набату, врывается в мои уши, оглушая и простреливая ее болью. И он не тот, что я слышал раньше.

Пытаюсь открыть глаза, но не получается — веки будто свинцовые. Но даже через них я ощущаю взгляды, направленные на меня — в них нет агрессии или ненависти. Лишь тревога и радость.

Пить — мелькнула в моей голове мысль, и ее будто услышали. В губы ткнулась трубочка, через которую потекла живительная влага. Пересохшее горло мгновенно все впитало, будто боясь, что отберут.

— Поднимите мне веки, — хриплю я, отчаявшись увидеть мир своими силами.

— Ой, ну прям патриарх рода Вийевых, — слышу смешинку в голосе. Кажется это Танька, но я не уверен. — Тот тоже без посторонней помощи не может глаза открыть.

Нежные пальчики осторожно помогают мне открыть глаза, и слабость в них внезапно проходит. То есть, я теперь могу вполне себе самостоятельно моргать. Прогресс на лицо!!!

Пытаюсь шевельнуть рукой — ага, вроде работает. Но будто онемела, как, собственно, и все тело. Мурашки по нему так и прыгают, а еще и колет во всех труднодоступных местах.

— Ты как, сын?

Мои глаза, привыкнув к яркому свету, начали различать мелкие детали. Оказалось, я лежу в постели, голый, прикрытый лишь тонкой простыней, и у меня жуткий стояк. Это при том, что тело еще только приходит в себя.

Судя по всему, я нахожусь в нашем поместье, в лекарском крыле, в котором вроде бывал только раз, но расписанный магическими узорами потолок запомнил.

Рядом стоят отец, Снежана, Танька и еще какая-то женщина преклонного возраста с темными кругами под глазами. Напряглись, я ее вспомнил — Глафира Сергеевна, баронесса Подорожникова. Лекарь рода и какая-то там моя дальняя родственница.

— Вроде сдох, но меня не приняли. Сказали валить обратно и продолжать трепать вам нервы. Так что у меня есть справка, что я не идиот, а делаю важную работу.

— Хорошо, что предупредил. А то я собирался еще и мозгоправа вызывать, — едва заметно улыбнулся отец.

— И сколько я тут валяюсь? — силы стремительно ко мне возвращались и жутко хотелось есть. Нет, не так — жрать, всего и побольше. Желудок, будто проснувшись после долгой спячки, медленно разгонялся, угрожая взять полный контроль над мозгами в свои дрожащие от голода ручки.

— Неделю, — мрачно сказала Танька, переглянувшись с отцом.

— Прости, я плохо соображаю после сна. Мне на миг показалось…

— Не показалось — неделю, — это уже отец.

— Так, мне нужны подробности. Но не сейчас. Надо бы сначала в душ сходить, а после него, я очень надеюсь, что меня покормят. А вот потом я с удовольствием послушаю красивую, полную любви и коварства историю.

— Ага, прям в яблочко попал, особенно насчет любви и коварства, — хмыкнул отец. — Сам-то встанешь или помощь нужна?

— Сам, все сам. Дайте мне минут двадцать, и я буду готов к употреблению. Правда, перед этим кого-то употребив.

Народ потянулся к двери. Снежана, выходя последней, чуть задержалась, кинула на меня нечитаемый взгляд, полный сомнения, но все же вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Рефлексировать или что-то пытаться вспоминать я не стал — шустро вскочил, чуть пошатнулся, но тело сразу обрело равновесие, и пошлепал в душ. Горячие, на грани кипятка струи воды смыли с меня прошедшую неделю.

Заглянул внутрь себя — все в норме, никаких отклонений. Жив, вроде как здоров — можно работать.

Хм, неделю, значит, провалялся — жесть! Значит, посвящение в студенты я не прошел — да и похер. Не думаю, что это помешает учебе.

Я вытерся мягким полотенцем, переоделся в чистую домашнюю одежду, посмотрел в ростовое зеркало — м-да, а вот видок у меня еще тот. Темные круги под глазами, схуднувшее тело. Хотя, кажется, я стал немного выше. Это радует. Посмотрел вниз — нет, длиннее не стал. Но зато не потерял прежний размер, что тоже отлично.

Все, морда дышит здоровьем и бодростью, мимо Лиза несется с ведром. Хорошо, не пустым. Я пропустил служанку и пошел дальше. Нос, работающий не хуже собачьего, сразу уловил среди тысяч запахов нужные, и дальше я двигался на автопилоте. Все мысли, кроме желания горячего куска мяса, испарились. Дальше было как в тумане — я ел, кажется, даже рычал, жалея, что у меня всего две руки, способные запихнуть в рот пищу, а не четыре.

Но любая радость рано или поздно заканчивается, и вот я уже с явно выпирающим животом, похожим на седьмой месяц беременности, блаженно откидываюсь на стуле, вытирая губы и руки салфеткой.

— Сколько лет живу, но такого никогда не видела! Думала, лопнешь, — Снежана была в явном шоке от моего здорового аппетита.

— Поголодай с неделю и будешь способна и не на такое, — отозвался я, сыто отдуваясь.

— Готов услышать последние новости? — отец был собран, деловит и очень доволен. С чего бы это? Впрочем, сейчас узнаю.

— Жги, — киваю я, настраиваясь на интересную историю и, главное, судя довольным физиономиям, с хорошим финалом….

Неделю назад

— Н-н-на! — раздался вопль, и на Светлану обрушился Молот Нифльхейма — родовой дар Годуновых и их страшное оружие.

Щиты светлой принцессы разлетелись вдребезги, а ее саму подкинуло метров на пять и отшвырнуло в толпу студентов. Повезло ей в том, что Кристина торопилась и не зарядила молот на максимум. Иначе ее бы просто разорвало.

Тем временем, стоя позади Видара, Дима крепко прижимал к шее несостоявшегося убийцы нож из черного обсидиана, который мало того, что игнорировал щит, так еще и соприкасаясь с кожей, вызывал легкий паралич всего тела.

Параллельно с этим Трупкипанидзе схватил того за руку с такой силой, что кости хрустели, и медленно, не давая ей разжаться, вытаскивал нож из тела друга точно по тому каналу, по которому он вошел.

Темноводная, обхватив место прокола, уже вливала в него эфир, стараясь запустить регенерацию. Но увы — удар был мастерский, еще и клинок был пропитан какой-то ядовитой дрянью, что разъедала ткани, не давая им заживать. Причем делала она это гораздо быстрей, чем восстанавливался организм.

Снежана, сорвав с шеи цепочку с камнем Кристальной воды, держала его перед глазами умирающего Видара, удерживая его душу в теле, а Настя окружила всю компанию щитами, разом спалив все свои защитные артефакты. Но перед этим она успела усилить свой голос и разразилась громким воплем:

— Светлые убили темнейшего князя, ударив в спину!!!

А после они уже не обращали внимания на то, что в ответ раздались крики: «Наших бьют!», «Светлые подло напали!», «Смерть светлякам!»…

Загудел эфир, словно злобные цепные псы, что получили долгожданную свободу, сорвались убойные плетения, и площадь стала превращаться в место смертельной битвы, где никто не просил и не давал пощады.