Воплощение Похоти 5 (СИ) - Некрасов Игорь

Берт, старый ветеран с лицом, будто высеченным из потрёпанного гранита, хрипло вздохнул. Пар от его дыхания клубился в ледяном ночном воздухе. Он горько усмехнулся, обнажив жёлтые зубы, и с силой плюнул вниз, за стену, словно хотел плюнуть в само лицо барону.

— Подмога? Забудь. На нашего графе все соседи давно крест поставили. А барон… — Берт злобно фыркнул, — барон не просто силён — он ещё и чертовски богат. Золотом звенит, а против звона монет уши у власть имущих закладывает. Наверняка подкупил всех, кто мог бы хоть плюнуть в нашу сторону. Мы здесь одни.

— Так… Так что же делать-то? — В голосе Ханса слышалась уже откровенная, животная паника.

— Что делать? — Берт мрачно провёл рукой по щетине и посмотрел в сторону спящего, казалось бы, города, в котором уже вовсю ползли слухи и страх. — Молиться. Чтобы стены выдержали. Чтобы провизии хватило. И чтобы…

Он не договорил. Его взгляд, привыкший за долгие годы к ночным теням, выхватил внизу, в портовом квартале, неестественное, скользящее движение. А потом — первую ядовито-оранжевую вспышку, за которой последовал алчный, потрескивающий треск пламени, пожирающего сухое дерево.

— СМОТРИ! — Он рванул к краю стены, и его опытный рёв, похожий на скрежет ржавых ворот, потряс ночную тишину, разнося эхо по спящим улицам: — ТРЕВОГА! В ПОРТУ ОГОНЬ! ДИВЕРСАНТЫ! К ОРУЖИЮ, КОМУ ЖИЗНЬ ДОРОГА!

В это время внизу, в порту, десять теней в чёрном, облегающем тело облачении двигались с отлаженной, бездушной точностью. Они метали глиняные кувшины с вонючей горючей смесью, и с каждым новым всплеском огня по тёмной воде расходились оранжевые, зловещие круги, а воздух наполнялся едким смрадом горящей смолы и дерева.

Именно тогда из-за угла одного из складов, откуда тянуло запахом рыбы и дешёвым перекисшим вином, на них обрушился стальной кулак. Это были наёмники из отряда «Мечи без Ножен». Они не просто ждали в засаде — они изнывали от скуки, и появившийся враг стал для них долгожданной, кровавой забавой.

— Наконец-то можно размяться, а то уже, блядь, зарос мхом! — проревел здоровяк, с размаху рассекая одного из диверсантов своей секирой от плеча до пояса. Тот даже не успел вскрикнуть, развалившись на две части.

Битва была жестокой, но стремительной и односторонней. Наёмники, превосходившие противника и силой, и опытом, и яростной решимостью, буквально смели диверсантов, как ураган солому. Один из лазутчиков, до этого прикидывавшийся рядовым бойцом, отпрыгнул назад, его пальцы сплелись в быстром, сложном жесте.

— Огне-с-трел! — выкрикнул он, и сноп раскалённых, свистящих искр ринулся в ближайшего наёмника.

Но у «Мечей без Ножен» была и своя козырная карта. В тени у дверей склада, неприметная до этого момента, стояла худая женщина в плаще, расшитом потускневшими серебряными нитями, — маг Илвана.

— Ледо-за-щи-стен! — выкрикнула она отрывисто, и воздух перед ней вдруг похолодел, застывая с лёгким хрустом. На земле перед атакованным магией соратником взметнулась стена из острых, неровных ледяных сталактитов, поглотив огненный заряд с шипящим паром. — Ледо-пол-очен-скользк! — продолжила она без паузы, и подножие ледяной стены обрушилось, раскинувшись по земле и покрыв зеркальным, коварным льдом всё в радиусе десяти метров.

Огненный маг, поняв, что дела приняли скверный оборот, попытался отступить, но его нога безнадёжно скользнула по обманчивой поверхности. Он с глухим стуком грохнулся на ледяную землю, и в тот же миг его тело пронзили вновь выросшие острые сталактиты. Он лишь коротко, по-детски всхлипнул от боли и ужаса, прежде чем замолкнуть навсегда.

— Илвана, мать твою! — взревел здоровяк. — Гаазэф же ясно приказывал — пару живьём, для допроса! Какого чёрта⁈

— Не за что, — абсолютно невозмутимо ответила она, отпивая из походного бурдюка на поясе, из горлышка которого пахло крепким вином.

— Вот именно что не за что, блядь! — рявкнул наёмник.

— Ай, прекрати ныть, как торговка на базаре, — отмахнулась Илвана. — Лучше добей оставшихся, пока не разбежались. Или лови! Если делать нехер!

Диверсанты, потеряв своего мага и видя, что их план рушится с оглушительным треском, попытались беспорядочно отступить. Однако с другой стороны порта появилась стража, начав безжалостно отсекать и добивать отступающих.

Через несколько минут всё было кончено. Тишину порта снова нарушали лишь треск пожаров и тяжёлое дыхание победителей.

Горело несколько лодок и один сарай, но основная часть порта и главные склады, куда днём перенесли весь улов, были в безопасности. Победа была полной, безоговорочной. Наёмники, уже забыв о минувшей стычке, с азартом принялись за мародёрство, обыскивая тела и перешучиваясь.

— Глянь-ка, у этого кинжал с перламутром! Не иначе, барон своих лазутчиков балует!

— А этот, похоже, последние полгода на одном хлебе и воде сидел. Ни монетки, ни амулета… Бедолага.

В это время в кабинете Гаазэфа.

Саманта стояла, согнувшись, опершись ладонями о прохладный, шероховатый камень стены. Её бёдра были оголены, а тело ритмично дёргалось в такт грубым, властным толчкам Гаазэфа, стоявшего сзади. Каждый его толчок отзывался не только глухим стуком плоти о плоть, но и неприятным холодком страха, ползущим по её спине.

— Гаазэф… — её голос прерывался, смешиваясь с придушенными стонами. — Скажи… ах… когда мы уже уедем? Покинем этот чёртов город… пока он не стал… нашей общей могилой?

Его движения стали резче, почти яростными. Он грубо вжал её в стену, его потное, мускулистое тело на мгновение прилипло к её спине, и она почувствовала себя в ловушке.

— Я сказал — не сейчас! — прохрипел он ей на ухо, и его горячее, пахнущее вином дыхание обожгло кожу.

— Но я боюсь… — она попыталась оглянуться, встретить его взгляд, но он с силой вдавил её голову обратно в стену, его пальцы впились в огненные волосы. — Барон у самых стен… В городе паника, все шепчутся… Давай… ах, давай просто возьмём золото и…

— ЗАТКНИСЬ! — он вогнал в неё член с такой свирепой силой, что она вскрикнула — коротко и пронзительно, от боли и неожиданного, предательского наслаждения. — Золото тут ни при чём! Речь о статусе, уважении, власти! Я не собираюсь бежать, как последний трус, прихватив лишь жалкую горсть монет!

В её глазах, уставленных в потрескавшуюся стену, читалась уже не тревога, а холодная, обречённая покорность. Она сделала всё, что могла. Теперь оставалось лишь плыть по течению, даже если оно вело в водопад.

Именно в этот момент в дверь постучали — настойчиво, тревожно, с той специфической частотой, что обычно предвещает дурные вести.

— Да чтоб вас гоблины драли! — рявкнул Гаазэф, не останавливаясь. Он ускорился, его движения стали хаотичными, жадными, почти злыми. — Ни одной спокойной минуты в этом проклятом городе!

С парой финальных, грубых толчков он с глухим, удовлетворённым стоном закончил, изливая в неё своё семя и разочарование. Отступив на шаг, он натянул штаны и, бросив Саманте через плечо раздражённое «Не двигайся», подошёл к двери. Распахнув её, он увидел бледного, перемазанного сажей гонца.

— Ну? — бросил Гаазэф, всё ещё тяжело дыша и поправляя сбившуюся одежду.

— Отряд лазутчиков напал на порт, как ты и говорил, Гаазэф! Мы их всех перебили! Ни один не ушёл!

— Понятно, — произнёс Гаазэф. — Значит, языка не взяли?

— Э… нет, мы…

Гаазэф с силой хлопнул дверью перед носом ошарашенного гонца и неспешно подошёл к столу, налил в массивный кубок тёмного, почти чёрного вина и отпил большой, смачный глоток. Затем он повернулся к Саманте. На его лице играла та самая, вселяющая уверенность и одновременно пугающая, хищная улыбка.

— Что теперь? — тихо, почти шёпотом спросила она, поспешно поправляя одежду. Её руки всё ещё дрожали. — Что будем делать? Какой твой следующий шаг?

— Продолжим трахаться.

Саманта посмотрела на него, не веря своим ушам.

— Что? Ты совсем рехнулся? Там АРМИЯ! Огромная, готовая смести нас всех! Если уж собрались оставаться, то нужно что-то ДЕЛАТЬ! Собрать совет, укрепить…