Мертвая живая - Леонов Николай

И вот теперь мертвая Елена лежала перед ними.

– Интересно, но ведь ее кто-то же должен был узнать? – спросил Орлов, наверное, скорее сам себя. Риторически. – Ведь если она ходила на работу, ее должны были видеть. И каким-то образом она сюда попала? Ее знали в лицо десятки людей.

– Могла сказать, что похожи, или она подобрала образ под Самойту. Вспомни, сколько девушек тогда делали такую же стрижку, так же красились. Она же сама и придумала эту моду, я смотрела уроки по макияжу от Самойты, – чуть смущенно сказала Даша, – к тому же, Петр Николаевич, вы по памяти можете много перечислить или описать известных светских… деятелей? Это только кажется, что они широко знамениты, что их лица везде, но придите домой, закройте глаза, и, если вас не интересует эта сфера жизни, вы не вспомните о ней вообще ничего, даже того, как ее зовут. Но это Елена Самойта. Пусть она сменила цвет волос, но это она.

Лев присел, рассматривая тело, чтобы убедиться, что они правы. Плохо. Труп – это всегда плохо, труп молодой женщины в центре Москвы – еще хуже.

И было третье «хуже». Главк облажался. Генрих Самойта убил кого-то другого и сейчас отбывал срок. Дело было официально закрыто. Если про это пронюхает пресса, то шум поднимется до небес.

– Крячко возвращается завтра? – спросил Петр Николаевич у Гурова.

Напарник и хороший друг Гурова Станислав Крячко взял часть отпуска, которого у него не было уже много лет, и улетел вместе с женой на неделю в Санкт-Петербург. В это время на их отдел свалилось еще несколько дел, но все они были из разряда «долгостроев», когда нужно долго собирать доказательную базу, потом оббивать пороги начальственных кабинетов на получение соответствующих санкций и разрешений и прочее. В Главке был отдел по работе с экономическими преступлениями, но почему-то в последнее время они все чаще доставались Гурову и Крячко. Все эти дела могли спокойно подождать возвращения Стаса, а Лев пока засел за отчеты.

Лев кивнул, продолжая осмотр тела и машинально прикидывая в голове дальнейшие шаги.

– Над делом работать будете вместе. Лемигов ничего не должен знать до поры до времени, – решил генерал. – Я сам ему скажу, когда соображу, как это сделать, так, чтобы не выпороть его, если вскроется, что он либо что-то скрыл, либо что-то не до конца сделал. Молодой, да ранний.

Гуров приподнял брови.

Майор, конечно, уже успел помотать нервы Орлову, но парень был толковый, работал хорошо, брался за любые задачи, работал с огоньком и чем-то даже напоминал Льву его самого в молодости. И Гуров отлично знал, что Лемигов Орлову в работе нужен.

– Да доверяю я ему, доверяю. Если всплывет это дело, парню не поздоровится. Отдел собственной безопасности в любом случае возьмется за него. И в наших интересах, чтобы они за него взялись как можно позже, чтобы у нас к тому времени на руках были доказательства не халатной работы следователя. А очень хитровыдуманного дела. Чего-то такого, что снимет тень с нас. Пусть даже если окажется, что трупы Самойты на самом деле не близнецы, а тройняшки. Копаем, дорогие мои. Копаем, как никогда не копали.

– Лемигов тихо работать не умеет, – вздохнула Зайчикова, которая была рада, что ей приходится редко выезжать вместе с шумным майором. Своей неукротимой энергией, темпераментом и любовью доказать всем, что он прав, Степан Дарью сильно утомлял. Между собой его в шутку даже называли Гардемарином из-за того, что горячий парень несколько раз влезал в драки по идеологическим соображениям. Это у него повелось еще с армии, где, однажды вернувшись из очередного увлекательного турне в горячую точку, первым делом буквально с борта он устроил громкую драку с нач. склада. Но по делу, потому что оказалось, что у его ребят половина одежды и снаряжения были уже старые и буквально разваливались на руках, а все новое… куда-то делось. Драка стала громкой, начальника склада сняли, а Гуров, узнав эту историю, дал Лемигову кличку «Белов» по фамилии гардемарина из известного фильма.

Тот тоже постоянно влезал в драки.

Но забрать материалы дела у Лемигова нужно будет. Как и поговорить с ним, чтобы узнать подробности. Есть моменты, которые не передашь на бумаге. Поведение свидетелей, общую атмосферу, тон, слова, жесты. В деле важно все, начиная от слухов и заканчивая возникшими у следователя в работе подозрениями.

– А они не у него. А у нас почти все, – снова ответила Дарья на невысказанный вопрос. – Степан принес папку, когда нес ее сдавать в архив, и забыл. А я не относила, потому что сам должен ходить и оформлять все правильно, не я же бегать буду. Но я напоминаю ему об этом постоянно, что это за привычка – бросать в лаборатории у нас свои документы, – чуть мстительно закончила Дарья, и Гуров рассмеялся.

Вот же достал Лемигов Отдел судебной экспертизы Главка.

– Натрави на него в следующий раз Мегер… Матильду Давтяновну, твое суровое начальство, и будет он потом ходить тихим.

– Она его обожает, – мрачно сказала Дарья, продолжая при этом делать свою работу. Руки эксперта буквально порхали над телом, собирая какие-то видимые только ей улики и следы.

– Ладно, вернемся к телу, тем более что майор сейчас в Обнинске, в местной командировке, – устало сказал генерал. – Пакуем тело или пока еще будете осматриваться?

– Нет, я могу ее уже забирать, если только Лев Иванович еще хочет что-то посмотреть, – предложила Дарья.

Гуров покачал головой:

– Забирайте, но в офисе я еще побуду. А где остальные сотрудники?

– Алена Сергеевна дала всем оплачиваемый отпуск, – ответила невысокая молодая девушка. Она появилась за спиной полковника совершенно беззвучно. И именно эта девушка, как вспомнил полковник, принесла вторую чашку кофе генералу, когда они были за дверью. Такой способностью быть незаметной, но в то же время всегда рядом обычно обладают личные помощники или очень хорошие секретари, что, по сути, чаще всего одно и то же.

– Это Кристина Кувшинова, помощница убитой, – представил ее генерал.

– Алена Сергеевна не отвечала на письма и телефонные звонки два дня. Но такое бывало раньше, когда она сопровождала важных гостей в поездки, и я не волновалась. Раз в два дня я приезжала в офис, чтобы открыть его и посмотреть, как тут идет ремонт. Сегодня я приехала и нашла Алену Сергеевну.

Пока она говорила, Гуров очень внимательно наблюдал за женщиной. За ее мимикой, взглядами, жестами. Первое впечатление после такого шока – самое важное. Не каждый человек, найдя труп, даже если он не знал этого человека раньше, может оставаться спокойным.

Кристина говорила спокойно, чуть отстраненно, вообще не используя в разговоре мимику.

– Кристина, одну минуту, извините, пожалуйста, – неожиданно твердо, хоть и очень вежливо, прервала девушка Дарья. Потом виновато посмотрела на Петра Николаевича, быстро встала, подошла к Кувшиновой, посмотрела ей в глаза. Потом попросила поднять и вытянуть обе руки, покачать головой и тут же, так же ничего не объясняя, вызвала скорую.

– Сосудистый криз, мне кажется, может быть угроза инсульта, – сказала Дарья, усадила все еще остающуюся ко всему безучастной Кристину на кресло и пошла за водой, после чего собралась к машине, сказав, что там есть аптечка.

– Аптечка вон там, в столе. – Кристина подняла руку, вернее, попыталась ее поднять, чтобы показать на стол. Но руки, кажется, перестали ее слушаться, и девушка со все тем же удивительным спокойствием посмотрела на предавшую ее внезапно часть тела.

Вот это было, наверное, все-таки пострашнее трупа, лежавшего на полу, – видеть, как то, что показывает нас живыми: эмоции, мимика, живость взгляда – все это стирается с лица человека. Кристина была мертвенно бледной, над губой блестели капельки пота, но при этом кожа была холодной и какой-то резиновой, безжизненной на ощупь. Лев взял ее за запястье, чтобы пощупать, есть ли у нее пульс и не падает ли, и понял, что вся безучастность Кристины и спокойствие на самом деле были признаками того, что ей очень плохо. И плохо, что он не сразу заметил это. Тут, наверное, каждая минута на счету, если это инсульт? Хотя девушка такая молодая. Дарья тем временем священнодействовала. Она смешала какие-то таблетки, которые нашла в аптечке и у себя в чемоданчике, что-то там добавила, долила, потрясла и быстро заставила Кристину выпить смесь. Потом дала ей воды и стала постоянно говорить с девушкой, спрашивала, сколько времени, буквально заставляя ее отвечать, определять время по часам со стрелками, считать от девяноста девяти до одного.