Ворожея: Лёд и Пламень (СИ) - Шмидт Тося

— Хватит спать, пошли дальше.

Вскоре они вышли на берег чудной реки. Берега её поросли прекрасными цветами, вода была чистой, прозрачной, а на том берегу ярко светило солнце. Вспомнила её Вильфрида, была она уже тут, вон и люди к мосту стремятся, лица светлые, счастливые у всех. Гостомысл тоже чуть было к мосту не ушёл, еле остановить успела.

— Ты куда собрался? Там дальше Навь, мост это Калинов, перейдёшь — и навек в мире мёртвых останешься, — объяснила она наместнику, почему не пустила его к чудной речке.

Оставалось вспомнить, куда отсюда им идти, где-то недалеко озеро было с избой, видимо, и правда нет пути у неё иного, придётся отыскать её. Но вот как они тогда шли с богиней смерти, ведьма не помнила. Присела она на траву, это было единственное место, где светило солнце и не царила тьма, стала вспоминать, но так и не смогла. На душе её светло было, тепло, что-то будто шептало ей: «Перейди по мосту, Вильфрида, там и бабка твоя ждёт тебя», — ей даже показалось, будто слышала она голос старой Ясини, её зовущий.

Гостомысл встал поодаль, смотрит на реку. Показалось ему, что по ту сторону идёт кто-то. Пригляделся — но нет никого, пусто. Лишь ветер треплет листву, а пригляделся — а там будто и не листва, а души потерянные. Шепчут что-то губами бескровными, руки тянут к нему, глаза чёрными провалами в душу прямо смотрят.

Мурашки поползли по его спине, оторопь взяла. Это что же такое в голову лезет-то? Мотнул головой, пытаясь наваждение прогнать.

Закрыл глаза, выдохнул, открыл вновь. Обычные листья на обычных деревьях, но в глубинах реки будто плещется что-то… Еле взгляд отвести смог. Манила его река к себе, голосом матушки звала с того берега. Снова прикрыл глаза, будто и не было ничего, надо ж такому приблазниться. Ничего не стал он ведьме говорить, нечего её зазря тревожить, а то ещё решит, что он того, с глузду двинулся, да бросит тут.

Светозар же вернулся в конюшню. Помнил он, что одна из лошадей кобылица. Хотел подоить её попробовать — жрать хотелось, что мочи не было. Но кобыла к себе не подпустила его на дойку. Снова во двор вышел, дверь избы подергал — не поддаётся.

— Да что ж мне тут с голоду подохнуть? — крикнул в сердцах.

В окно вылетел пирог и ударил его прямо в лоб. Ну что ж, и то хлеб. Перекусив, снова пошёл остров обходить. Только отошёл, заметил, что чёрная лошадь из конюшни вышла и словно по воздуху полетела над озером. Вот бы её оседлать, промелькнуло в голове Светозара. Решил, что будет приручать лошадей, покуда не дозволят сесть на них, но вдоль берега всё ж пошёл, а вдруг как лодку какую найдёт. До самого леса дошёл — нет ничего. Погоревал на берегу сидючи и обратно вернулся. Смотрит, а там уже конь белый стоит, когда вернулся только. Вычистил бока его мягкой щёткой, гриву от веточек да травинок вычесал. Заплетать косы дивные стал. Плетёт, а сам песни ему напевает тихие. Вроде бы присмирел конь, не бьёт копытом боле. Но едва Светозар за холку его ухватился, чтоб на спину прыгнуть, завертел головой, попытавшись укусить, завертелся, чуть с ног не сбил, заржал, да так громко, что уши заложило. Дым чёрный из ноздрей его повалил вдруг, глаза кровью налились, взвился, передними копытами по воздуху забил перед князем. Отпустил тот его, снова песню свою запел, щёткой бока стал оглаживать.

Конь стоит, косит глазом на Светозара, боком дёргает, будто мухами весь обсаженный. Заговорил с ним князь, стал помощи просить. И вдруг ответ человечьим голосом услышал:

— Проси, князь, сослужу тебе одну службу за заботу обо мне да о родичах.

Подивился князь — это где же видано, чтобы конь говорящий был. Стал думать, что испросить. Сперва хотел с острова убраться, но понял, что откуда идти, он не знает, а значит, и пропасть недолго. Темнота кругом была днями целыми. Попросил он тогда коня отыскать Вильфриду и к нему привести.

Заржал конь, взвился весь, на задние ноги поднялся и ответил:

— Хорошо, сыщу твою суженую, князь. Приведу. Нам хозяйка тоже давно надобна.

Не понял Светозар, о чём конь сказал, при чём тут хозяйка, но главное — согласился конь ему помочь. Спросил тогда его, кто ж они такие. Ответил и на этот вопрос конь. Рассказал, что они — день, ночь и утро — служат ягиням, что живут в избе, но последняя давно померла, а новой не пришло. Долго они уже ждут ту, что будет о них заботиться, да и изба дичает без руки хозяйской.

А как время пришло, ускакал конь ночь на землю вести, пообещал, что как только сыщет ведьму, приведёт её к Светозару.

Пять ночей уже прошло, но пока конь один возвращался — мало у них времени было в подлунном мире.

“Гостомысл со сверкающим мечом в руке стоял на носу огромной ладьи. За его спиной большая дружина расположилась. Скоро и Хазарское царство будет. А уж там они разгуляются…”

— …Гостомысл, — голос ведьмы вырвал его из мечтаний. — Идти, говорю, пора, — Вильфрида стояла перед ним, уперев руки в бока.

Мотнул наместник головой, опять ему картины чудные мерещатся, не до славы уже, выжить бы как теперь да на землю полную вернуться. Понял это и тут же помрачнел, поднялся и побрёл за ведьмой вослед. Куда она его ведёт — непонятно, но то всё лучше, чем одному в темноте скитаться.

Долго брели они снова по тёмному миру, и вдруг вдали послышалось конское ржание. Прислушалась Вильфрида, поспешила в сторону, где голос конский послышался. Вспомнилось ей, что у озера, где изба стояла, кони паслись дивные. Найдут их — найдут и избу. Вскоре на поляну вышли.

Там, окутанный таинственным полумраком, стоял конь, чёрный как ночь. Его глаза, словно яхонты, огнём пылали, а из ноздрей струился густой дым. Мощные его копыта с грохотом били по земле, раскидывая комья земли. Повернув голову, он наконец заметил стоящую на краю поляны ведьму. Задрал голову ввысь и снова заржал. Разобрала она в том ржании голос человеческий. Поведал ей конь, что Светозар её на острове дожидается, что изба без хозяйки в упадок приходит. Подставил спину широкую, дескать, садись, ехать пора.

Гостомысл стоял за спиной Вильфрида ни жив ни мёртв от страха, чёрный конь вселял в него ужас, сжался он весь, стараясь казаться меньше. Больно уж грозным виделся ему скакун. Да ещё и, в отличие от Вилы, он его не понимал, только дикое ржание слышал. А как понял, что ехать им на нём, так без чувств на землю и упал, будто серпом подкошенный.

Кое-как ведьма его через круп коня перекинула. Сама устроилась и легонько того тронула. Поднялся конь над землёй одним рывком и понёсся вперёд, будто стрела из лука пущенная. Долго они до озера добирались, несколько раз на пути тени им встретились, хотели Вилу с коня сорвать, но тот разметал их, головой мотнув. Вскоре и озеро показалось бескрайнее, а на нём изба. И будто потянуло её туда, захотелось дверь распахнуть, шагнуть в тепло дома, разжечь огонь в давно потухшей печи, подарить дому душу, которую тот, казалось, уже совсем потерял. А ещё не учуяла она совсем духа домашнего. Испросила о том коня, сказал он ей, что завсегда ведьма со своим домовым приходит. Наконец и Светозара она увидела на берегу, тот стоял и смотрел, как чёрный конь несёт ту, которую он успел полюбить всем сердцем, к нему.

На душе Вильфриды тоже потеплело, но одернула она себя: нет у них будущего, не о чем мечтать ей о таком даже. Тут и наместник в себя пришёл, заворочался, да вниз в тёмную воду и полетел, еле успел его конь зубами за порты поймать, а из воды к Гостомыслу уже было потянулись чёрные щупла чьи-то.

Охнул князь, это ж ежели б он туда сунулся, то и его бы. Спрыгнула Вильфрида с коня. Сердце ее затрепетало, забилось птицей. Чуть было не сорвалась, на шею хотела Светозару, да замерла, одумалась.

Увидел князь, что суженая к нему ринулась, тоже вослед к ней устремился, сердце забилось радостно. Но замерла ведьма, опустились руки белые. Остановилась. И князь остановился. Рано обрадовался, не принимает она его. Помрачнел весь.