Сделка с джинном - Платунова Анна

– Понимаю! – воскликнула она и зачем-то добавила: – Ваша честь!

Я прижала ладонь ко рту, сдерживая рвущееся наружу хихиканье.

Но все же некрасиво со стороны Хафиза дурить этих трогательных чудаков. Ведь Яр ясно дал понять: джинны не могут внушить любовь, никому и никогда.

– Подойди к магическому шару, Том, положи на него ладонь, – прогремел голос джинна. – И вспомни день, когда ты впервые увидел свою будущую жену.

Наш магический шар был чистой воды бутафорией, но выглядел внушительно – Том не сразу решился дотронуться до него. Молнии сосредоточились на ладони старичка, а тот, окончательно струхнув, зажмурился.

– Открой глаза! – прогрохотал приказ. – И смотри!

– Ах! – воскликнула Марсела. – Это ведь… я!

Чернота внутри шара прояснилась и показала всем нам летнюю улицу. По тротуару, сняв стоптанные башмаки и пританцовывая, шагала тоненькая, гибкая как лоза девушка. Густые волосы цвета спелой пшеницы золотились на солнце. Она улыбалась, и на щеках играли ямочки.

Я, обомлев от такой красоты, перевела взгляд на старуху. Та тоже мечтательно улыбалась, глядя на себя юную, и, наверное, вспоминала тот теплый и ясный день из своей молодости, когда впереди была вся жизнь, в сердце жила надежда на будущее и ни одна печаль еще не омрачила душу. Она улыбалась, и на щеках появились те самые ямочки.

– Теперь ты! – велел джинн.

И Марсела охотно подчинилась, положив ладонь рядом с ладонью мужа. Картинка в шаре изменилась. Теперь мы смотрели глазами юной Марселы на невысокого, но симпатичного паренька, идущего навстречу. Красавцем его сложно было назвать, но он улыбался так светло и жизнерадостно, что трудно было отвести взгляд от его открытого лица.

– Том… – прошептала Марсела. – Я уже и забыла, какой ты был!

– А теперь посмотрите друг на друга! – велел Хафиз.

Старики подняли взгляды от магического шара, и оба, уставившись друг на друга, охнули. Том протянул дрожащую морщинистую руку и нежно погладил по щеке жену, а Марсела накрыла ладонь мужа своей.

– Любовь моя, – прошептал Том. – Как же я мог забыть?

– А я не забывала, – улыбнулась Марсела. На ее щеках снова появились славные ямочки.

Они ушли, взявшись за руки.

– Это… Что же… – Мысли теснились у меня в голове, и слова путались. – В чем магия? Они вспомнили друг друга в молодости?

– И теперь всегда будут видеть друг друга молодыми, – сказал Хафиз, довольно затягиваясь трубочкой. – Проще простого. Даже не магия, так, баловство. Любящие пары и без всякого волшебства пользуются этим секретом.

Я вспомнила, как родители глядели друг на друга – будто только поженились и у них нет взрослых детей. В последний день папа обнимал и гладил маму по голове, словно она была маленькой девочкой. На ресницах набухли слезы.

– Ах-вах! – воскликнул Хафиз. – Зачем плакать? Дело-то пошло! Я обещал – я сделал! Еще немного подождать – и перстень наш.

34

Дело действительно сдвинулось с мертвой точки. Новые посетители появлялись все чаще. Пока это были жители ближайших районов, но Хафиз уверял, что слухи о странниках с Востока уже расходятся по Форангу.

Приходили с простыми просьбами. Уставшие от безденежья и пьянства мужей женщины умоляли избавить их благоверных от пагубной привычки. Юные девушки просили заглянуть в будущее и назвать имя суженого. Лавочники хотели зарядить амулеты на удачу в торговых делах, воины – заговорить мечи. Джинны на самом деле помогали, не могли только исцелять. В таких случаях Хафиз горестно качал головой и отправлял несчастных в храм, мол, исцеление под силу лишь светлым богам. А Яр сверкал глазами и говорил обычно что-то вроде: «Подумай, за какие грехи тебе посланы эти страдания! Может, ты предавал? Обманывал? Воровал?» Судя по тому, как вытягивались лица просильщиков, Редьярд попадал в точку.

У Хафиза и Редьярда вообще был разный подход к работе.

Хафиз каждый раз устраивая маленькое представление. Если превращал простенький медный браслет или серебряное колечко в амулет, вокруг предметов порхали птички, сквозь них прорастали стебли цветов – джинн никогда не повторялся. Мечи воинов искрились молниями. С каждой женщиной и девушкой он вел долгие беседы, прежде чем заглянуть в будущее, чтобы увидеть суженого, или сплести из волос просительницы оберег для ее мужа. Ему самому все это доставляло удовольствие. И я, сидя в уголке, с интересом наблюдала, что же он придумает на этот раз.

У Яра разговор был короткий. Если Хафиз располагался в кресле с комфортом, откидываясь на подушечки, посасывал трубочку и хитро жмурил глаза, Яр сидел прямой и напряженный, будто готовился в любой момент сорваться с места.

– Говори, – приказывал он, устремив на посетителя жгучий взгляд черных глаз.

Этот взгляд, казалось, мог вынуть из человека душу. Помню, как совсем недавно я сама его боялась. А сейчас, наблюдая за своим джинном со стороны, не могла разобрать, что чувствую. Редьярд был весь точно натянутая струна, словно сама смерть, удерживаемая кончиками пальцев стрелка. Часто я думала, что будет, если отпустить тетиву. В смысле – дать джинну свободу. Станет ли он убивать направо и налево, мстить за свой народ? Яр выглядел опасным и в то же время притягательным, как красивый и смертоносный кинжал.

Посетители в ответ на грозное повеление тушевались, запинались, бледнели и тряслись.

– Ну вот, этот паскуда снова все деньги до последнего гроша с друзьями пропил, – жаловалась бледная и худая женщина, совсем еще молодая, но совершенно замученная. – Детей кормить нечем. Я-то ладно, я где водички попила, где яблочко сорвала, а малым-то не объяснишь…

– Подойди!

Бедняжка приблизилась на негнущихся ногах.

– Понимаешь ли ты, что волшебство не имеет обратной силы?

Она затрясла головой вверх-вниз: «Да, да!»

– Мне нужно несколько твоих волос.

Яр протянул руку, женщина торопливо дернула себя за прядь и вырвала целый клок.

Пока Редьярд скручивал прядь в кольцо, не пели птички, не летали светлячки и не поднимались под потолком радуги. Волосяное колечко вспыхнуло огнем и превратилось в мужской перстень с черным агатом.

– Мужу достаточно надеть перстень на палец один раз. А как наденет – предупреди его, что он не сможет выпить больше ни рюмки без твоего разрешения.

Голос Яра звучал бесстрастно и ровно.

– А если выпьет? – прошептала ошарашенная женщина.

– Будет гореть, точно в огне. Первый раз – мгновение. Второй раз – дольше. Третий… Третьего не будет.

Несчастная вылетела за дверь, не поблагодарив.

– Это слишком, – не выдержала я. – Она не отдаст ему перстень!

– Отдаст, – бесстрастно ответил джинн.

– Нельзя быть таким жестоким! – вспылила я. – Почему нельзя помочь иначе? Мягче? Сказать какие-то ободряющие слова. Вот Хафиз!..

– Я не Хафиз!

– Кто тут меня вспоминает? – откликнулся пожилой джинн, воплощаясь из воздуха прямо посреди комнаты.

Хафиз с утра ушел сеять слухи: сегодня была его очередь. Вернулся только теперь. В руках джинн держал корзину со снедью: он приносил еду специально для меня, ведь они с Яром могли обходиться без пищи.

– Понятно, – усмехнулся он, приглядевшись к нашим сумрачным лицам. – Снова разногласия. Эх, молодость-молодость! Возьми нашу хозяюшку, Ар… Яр! И прогуляйтесь. Засиделась она дома, давно на свежем воздухе не была, вот и злится.

– Я не злюсь! – крикнула я. – Само спокойствие! Не видно?

– Видно-видно, – закивал пожилой джинн. – А прогуляешься – еще спокойнее станешь!

Редьярд неторопливо поднялся с кресла, повел плечами, разминаясь. Он снова был одет в привычный костюм телохранителя.

– Идешь? – безразлично спросил он, глядя мимо меня.

– Иду, – так же равнодушно ответила я.

Я осталась в обличье черноволосой смуглянки. Так даже лучше – никто не подумает выискивать в образе брюнетки черты исчезнувшей графини Арчер.

Мы вышли за ворота и побрели по улице мимо лавок, домов, постоялых дворов. С каждым глотком свежего воздуха гнев постепенно выветривался. Чего я разнервничалась? Яр помог? Помог. Бедняжка взяла перстень? Взяла. Теперь пусть сама решает, отдавать его мужу или нет.