— Вряд ли, — процедил Себастьян, хотя глаза его опасно сверкнули. — Она слишком глупа для этого. Не думаю, что она решилась бы на такое. Это просто овца, у которой в голове только монастырская дурь.
— Ну, надо же! — хохотнул Рафаэль. — Себастьян женился на овце. Тогда кто ты? Баран, наверное???
И он начал смеяться так громко, что даже у меня зазвенело в ушах. Себастьян посмотрел на товарища прищуренным взглядом. Злым, прищуренным взглядом. Насмехаться над собой он не позволял.
И в этот момент я подумала, что пора немножечко припугнуть этих двух сплетников. Я сосредоточилась на кипе бумаги. Самый лучший способ создать «хорошее» настроение — это напугать. А что выглядит более странным и пугающим, чем целый поток бумаги, который летит тебе прямо в лицо?
Я представила, как эти листы один за другим срываются с места и летят прямо в лица Себастьяна и Рафаэля беспрерывным потоком, не оставляя шансов на спасение.
Хихикнула. Ну что ж, приступим.
* * *
Рафаэль сидел в кресле, откинувшись на спинку с таким самодовольством, словно ему принадлежал весь мир. В руке он лениво покачивал бокал с вином, наблюдая за пламенем в камине. Свет огня отражался на его золотых волосах, делая их похожими на нимб. Этот эффект всегда забавлял его — какой удачный образ для священника! Он самодовольно усмехнулся и посмотрел на Себастьяна.
— Ну, рассказывай, как тебе живётся с монашкой? — лениво протянул Рафаэль, поднося бокал к губам.
Себастьян раздражённо поморщился, в его взгляде мелькнула тень досады.
— Как тебе сказать… приятного мало, — пробурчал он. — Сам понимаешь, что с монастырской мыши удовольствие, как с гуся вода…
— Неужели всё так плохо? — Рафаэль усмехнулся, приподнимая одну бровь. — Слушай, а как она в постели? Сдается мне, что она там, как ослица, покорно ожидает, пока её возьмут.
Себастьян фыркнул, поставив бокал на стол.
— Ослица? Ха, ты её не видел. Она даже на ослицу не тянет. Скорее, грязная мышь. Я был в её спальне всего раз. Ты бы знал, как мне пришлось себя заставить лечь на неё! Едва смог исполнить супружеский долг при моей-то мужской силе! Просто я не любитель супового набора…
Рафаэль рассмеялся, его голубые глаза сверкнули весельем.
— Говоришь как с гуся водя? Неужели она настолько бесполезна? А я слышал, что она, вроде как, врачевательница неплохая. Ходят слухи, что дочь семьи Деруа — умирающую — на ноги поставила…
Себастьян нахмурился, его глаза опасно сузились.
— Это слишком преувеличено, — отрезал он, отмахнувшись. — Она бесполезна, как грязная дворняга.
Рафаэль покачал головой, скрывая усмешку. Он слышал об этом случае из надёжных источников. Умелая монашечка явно была не так проста, как пытался убедить его Себастьян.
Далее разговор потек в иное русло, и Рафаэль чувствовал, что у него от выпитого немного кружится голова.
Когда он снова поднял бокал, чтобы пригубить горячительного, то внезапно услышал странный шелест. Рафаэль опустил взгляд и застыл: кипа бумаги, которая лежала на столе, медленно поднималась в воздух без видимых на то причин. Улыбка стремительно сползла с насмешливо изогнутых губ и превратилась в гримасу напряжения. Что происходит?
Листы закружились, словно подхваченные невидимым вихрем. Может, это просто сквозняк?
— Что за… — начал он, но не успел договорить: поток бумаги ринулся прямо ему в лицо.
Рафаэль инстинктивно прикрылся руками, чувствуя, как листы хлещут его по щекам и лбу.
— Себастьян! Что, чёрт возьми, происходит⁈ — заорал он, пытаясь увернуться от атакующих листов.
— Это ты мне скажи! — не менее громко крикнул Себастьян. Его тоже охватил бумажный ураган. Листы лупили его по голове и плечам, вырывали бокал из руки. — Ты же у нас специалист по нечистой силе!
Себастьян по пытался спрятаться за креслом.
— Не существует никакой нечистой силы! — взвизгнул Рафаэль, тщетно отбиваясь от атакующих листов. — Это всё выдумки недалёких крестьян!
— Тогда что это⁈ — закричал Себастьян, отчаянно размахивая руками. — Останови это! Ты же священник!
— Я не могу! — Рафаэль отчаянно метнулся к двери, толкнул её и выскочил в коридор. Но бумага не отставала: она вихрем следовала за ним, хлестала по плечам и голове, не давая укрыться.
Страх начал наполнять его черную душу. Суеверный ужас, которого он никогда прежде не испытывал, вдруг сковал его разум. А что, если это не выдумки? А что, если нечистая сила действительно существует?
— Нет, нет! — бормотал он, бросаясь вниз по лестнице. Листы всё ещё летали вокруг него, хлестая с такой силой, что он едва удерживал равновесие.
Рафаэль выскочил на улицу, даже не думая о том, что на нём не хватает плаща. Морозный воздух обжёг его кожу, но он даже не заметил. Его глаза лихорадочно искали карету.
— Быстрее! — крикнул он вознице, распахивая дверцу. — Домой, немедленно!
Когда Рафаэль забрался вовнутрь и захлопнул дверь, бумага наконец прекратила свою погоню. Листы медленно осели на снег, как будто потеряли всякую силу.
Рафаэль судорожно выдохнул, сжимая руками колени. Его сердце бешено колотилось, а внутри всё дрожало.
«Это не может быть правдой… Это не может быть…» — твердил он, но в душе уже поселился панический страх.
Впервые в жизни Рафаэль усомнился в своём решении стать священником…
Глава 30
Посланник короля
Я думала, что Себастьян будет бушевать, как сумасшедший, после того как священник сбежал, но вместо этого он, на удивление, притих. Больше часа не выходил из кабинета, а потом, наконец, просто-напросто покинул поместье. Куда он умчался, я не знала, но, кажется, ему нужно было немного прийти в себя.
Я чувствовала такую радость, которую не испытывала уже очень давно. Неужели даже этого монстра удалось напугать? Слуги, конечно, тоже были испуганы сверх меры. Анна рассказала, что в доме серьёзно поговаривают: нечистая сила пришла мстить хозяину за его порочное поведение. Ведь он взял в жёны почти монашку, порочил её имя, а значит, и Бога, Который за ней стоит, и намеренно грешил у неё на глазах.
В итоге, в какой-то степени, меня сделали первопричиной происходящих в доме странностей. Меня это вполне устраивало. Пусть учатся бояться аморального поведения, если совести совсем нет. Вместо совести иногда полезен хотя бы небольшой страх.
Только Анна чувствовала себя абсолютно спокойно. Она клятвенно пообещала, что никому ничего не расскажет, а потом сердечно поблагодарила меня за то, что я одним только своим существованием наказала Себастьяна де Орно за всё зло, которое он причинял людям.
Ночью я спала очень хорошо. Отличное настроение и лёгкость на сердце — отличное средство от бессонницы. Более того, под утро мне приснились удивительно красивые платья. Это было что-то новое: сочетание элегантности и простоты.
Покрой платьев оказался достаточно изящным, чтобы подчёркивать фигуру женщины, но при этом украшения состояли из необычайно мелких деталей — вышивки, россыпи камней, тонких полос кружева. Ничего громоздкого, объёмного, ничего такого, что отвлекало бы внимание от общего вида платья.
Честно говоря, нынешняя мода совершенно не соответствовала этому образу. Аристократки любили наряжаться ярко, броско, украшая платья воланами, широкими кружевами, огромными складками и яркой вышивкой.
Когда я проснулась, то поспешила зарисовать увиденное. Отлично понимала, что такой фасон идёт вразрез с общепринятыми нормами, но что-то в нём было чарующее. Я не могла не попробовать воплотить это в жизнь.
Так как Себастьян не вернулся к утру, я со спокойным сердцем отправилась в город. Придя к своим швеям, показала эскизы.
Женщины переглянулись, а Агата почесала затылок.
— Это довольно сложно, госпожа, — произнесла она. — Нужна очень качественная вышивка. А никто из нас, как мне кажется, на такую не способен…
Но у меня были другие мысли.
— У тебя же есть швейная машина, — напомнила я.
