По праву сильного (СИ) - Лифановский Дмитрий

— Найдите того, кто это сделал, — очень тихо произнес Рагнар, но его услышали все, несмотря на шум дождя и ветра, гудки пароходов и рабочий гвалт за забором, — И передайте мне. Я сам разберусь. А если «Око» не справится до рассвета, я начну искать сам. И тогда, Молчан, никто не сможет меня остановить.

Нечаев кивнул, чувствуя, как сердце резко остановилось и тут же вновь заколотилось в ребра. Быстро-быстро, словно пытаясь вырваться. Молчан, впервые за многие годы службы, ощутил страх — не за себя, а за то, что этот человек способен сотворить с городом, с княжеством, с миром, если его ярость найдет выход.

— Я понял, ярл, — тихо ответил он. — Мы сделаем все возможное.

Рагнар кивнул, бросив последний взгляд на тела. Его пальцы сжались, и Молчан заметил, как вокруг ярла на миг вспыхнул едва заметный ореол — темный, с багровыми искрами, словно сама тьма откликнулась на его гнев. Затем Рагнар повернулся и направился вглубь трущоб, оставляя Нечаева наедине с его мыслями и тяжелым осознанием — в мир пришла сила, которую невозможно контролировать. Неужели взбалмошная девчонка и дикие степняки оказались правы, и сейчас он разговаривал с Богом?

Я шёл через припортовые улочки Або, не чувствуя ни холода, ни сырости, пропитывающей одежду. В груди пылал огонь — не согревающий, а сжигающий, оставляющий только пепел и жажду. Жажду крови. Жажду мести. Я знал, что этот огонь опасен. Он ослепляет, превращает в зверя. Но иногда зверь — это всё, что нужно, чтобы выжить. Чтобы покарать.

Мы не были особо близки со Старым Вороном. Но я уважал этого человека. За мудрость, понимание жизни, силу духа, верность своим идеалам. Его глаза, потускневшие от груза прожитых лет, всегда смотрели с пониманием. Теперь, последнее, что я видел, стоя над его телом — выжженные провалы на месте этих глаз. Не таким я хотел запомнить Фроди, когда он уйдет на перерождение, не так я хотел его проводить за кромку. И за это кто-то заплатит. За него. За Сольвейг. За то, что я вынужден снова лить кровь, вместо того, чтобы разгадывать такие занимательные загадки, припасенные для меня этим миром.

Но заливать Або кровью я не собирался. Не из-за жалости — я видел слишком много миров, слишком много смертей, чтобы бояться крови. Безумная бойня — это слабость, а не месть. Кара должна быть точной, как клинок, вонзенный между пятым и шестым ребром прямо в сердце. И для этого мне нужны имена. Кто дернул за ниточки? Кто посмел тронуть моих людей?

Я шагал по узким переулкам, чтобы унять ярость, что гудела в венах, как буря. Обитатели трущоб чувствовали мой гнев. Уличные крысы — проститутки, воры, попрошайки, торговцы краденым расползались с моего пути, забиваясь в свои норы, чтобы спустя время снова вылезти на свет в поисках наживы. Они не знали моего имени, но их инстинкты, отточенные годами выживания, кричали об опасности. Мужик с бегающими глазами, таскавший рыбу с барж, нырнул в подворотню, прижав к груди мешок. Старуха, продававшая тухлятину под видом еды, захлопнула ставни своей лавки. Даже псы, рывшиеся в мусоре, поджимали хвосты и жались к стенам. Я был хищником, и они это знали.

Постепенно жажда крови начала спадать. На смену пришла холодная, рациональная ненависть. Она струилась по венам жгучим ядом. И ждала. Ждала имён. Ждала боли врагов. Их крови. Да, я, наверное, чудовище. Но сегодня я хочу быть именно им.

Я вернулся в особняк, когда дождь усилился, превращая улицы Або в мутные потоки. Я стряхнул воду с плаща и бросил его прямо на пол.

— Господин, — ко мне тут же подошел Ардак. Глаза настороженные, но голос ровный, — Всё тихо. Анастасия в своих покоях, Хулдан на заднем дворе, проверяет периметр. Но… — он замялся, бросив взгляд за окно, — Вокруг дома крутятся какие-то люди. Не могу понять, кто. Тени мелькают, но близко не подходят.

— Сколько их? — я подошёл к окну, слегка отодвинув тяжёлую штору. Странно, когда подходил никого не заметил. Улица казалась пустой, но инстинкт подсказывал, что Ардак прав. Кто-то там был. Следил. Ждал.

— Не меньше трёх. Может, больше. Появляются и исчезают. Слишком шустрые для простых бродяг.

— Удвоить бдительность, — приказал я, — Если кто-то сунется, постарайтесь взять живым. Хочу знать, кто и зачем следит за нами. Слишком много у меня врагов появилось.

Ардак кивнул, в глазах мелькнул злой огонек:

— Много врагов — много побед! — зло оскалился он, — Мы с парнями хотим крови тех, кто убил Шулуна и Старого Ворона.

Молча хлопнул его по плечу.

— Скоро должен вернуться Стрежень с бойцами с базы флота. Они сменят вас и усилят охрану. И отдохните. Завтра вы мне понадобитесь.

— Слушаюсь, ярл, — Ардак коротко поклонился и направился к выходу, чтобы передать приказ Хулдану.

Я прошёл вглубь дома, к лестнице, ведущей на второй этаж. Анастасия, должно быть, всё ещё переживает случившееся. Её страх перед императорскими ассасинами был неподдельным, и я не винил её. Империя не прощает отступников. В то же время, учитывая сколько всего обрушилось на девочку, держится она очень неплохо. Надо бы с ней поговорить, но не сейчас. Сейчас пора заняться защитой дома. Благо, артефактов хватает, как чувствовал, захватил с собой из Заброшенных земель.

За работой и тяжелыми мыслями не заметил, как пролетело время. Очнулся от топота сапог и лязга оружия. Стрежень вернулся, приведя с собой ушкуйников и контрабандистов, что остались на базе флота. Их лица были хмурыми, а движения резкими — они уже знали о смерти Фроди. Ватажники рассредоточились по периметру особняка, усиливая охрану. Теперь дом напоминал крепость, готовую к осаде.

Стрежень вошёл в холл, стряхивая воду с косматой бороды. Его взгляд был тяжёлым, а голос хриплым от усталости и злости.

— Ярл, — он кивнул, бросив промокший плащ на пол рядом с моим, — Слышал про Фроди. Проклятье. Не думал, что доживу до дня, когда Старого Ворона зарежут, как свинью.

— Не зарезали, — поправил я, — казнили. Глаза выжжены, язык вырван. Это не просто убийство, это послание.

Стрежень сплюнул на пол, его лицо перекосилось.

— Не думаю, что это Гильдия. Мурман, Лапа, Кнуд — они подлые, но на такое не пойдут. Не против брата ­– вольного. Их не поймут даже сторонники.

— Тогда кто? — я посмотрел ему в глаза, — Ты что-то знаешь?

— Люди, к которым пошел Старый Ворон, пропали.

— Сбежали?

— Нет, — Стрежень неторопливо мотнул головой, потирая шею, — Не сбежали. Рябой — древний, как мир, а Корень и вовсе безногий инвалид — без своей коляски абсолютно беспомощный. Они не могли просто взять и исчезнуть за ночь. Да и не те это люди, чтобы бегать и прятаться. Их убрали, ярл. Чисто убрали.

— Есть предположения, кто это сделал? — мой голос стал тише, но внутри всё кипело.

— Да кто угодно, — Стрежень пожал плечами, — В порту шепчутся — эллины мстят за Вятку. Не верят, что город взял ты. Считают, что Пограничье пошло за Вороном, а ты лишь прикрытие — очередная хитрая схема Фроди и Радомиры.

— А ты так не считаешь?

Ватаман неопределенно пожал плечами и очень серьезным взглядом посмотрел на меня:

— Ворона мог убить кто угодно. Думаешь, у них с Радомирой мало врагов? Пограничье — лакомый кусок. Без слова этих двоих там ничего не решалось. А тут, вдруг, пошла волна, что хозяева Пограничья присягнули какому-то никому неизвестному, назначенному Ингваром малолетке. Какой вывод напрашивается? — задал он вопрос и тут же ответил, — Они ослабели. Потеряли влияние и силу. Значит можно свести старые счеты. Так что, ярл, за убийством Фроди могут стоять и эллины, и эребы, и наши рода, да даже просто никому неизвестные обиженные. Мы — не праведники. А уж как в свое время погуляли Ворон и Черная Ведьма…

Какой любопытный анализ от человека, который казался недалеким головорезом, интересующимся только разбоем и бабами. Его взгляд, обычно насмешливый и дерзкий, сейчас был тяжёлым, почти тоскливым. Смерть Фроди задела его сильнее, чем он хотел показать.