Бургер для неверного мужа, или Попаданка берется за дело (СИ) - Семенкова Даша

– Но, милый, врач сказал, что у тебя только ожоги, и что это...

– Не называй меня так! Я не заслужил. И вряд ли теперь покажусь тебе милым, – сказал он и горестно вздохнул.

Умирающий лебедь! Хотя... Ожоги... это ведь дико больно, наверное.

– Не говори ерунды, – отозвалась я, но все-таки присела на стульчик перед ширмой. Не стала заглядывать. И так плохо человеку, зачем нервировать. – Очень болит?

Смешок.

– Пустяки. Меня накачали лекарствами и зельями так, что почти ничего не чувствую. Кроме, разве что, этого запаха. Будто в клумбе лежу.

Вся палата была заставлена цветами. Я сразу заметила, но как-то не придала значения. Мало ли, вдруг здесь принято так.

– Хочешь, велю чтобы убрали. Кстати, откуда все это?

Я встала и подошла к ближайшему букету. Среди пышных шапок гортензий обнаружилась крохотная открыточка. Изображение пары лебедей и подпись женской рукой: "Молюсь за Ваше исцеление, Е.Н."

– Не знаю. Присылают. Я ведь вроде как герой.

Ну-ну. Герой. Невидимого фронта. Герой-любовник, блин.

В ярко-алых розах нашлось письмо со стихами. Возле лилий лежала перевязанная лентой коробочка конфет. Суровые яхтсмены в благодарность за спасение прислали, не иначе.

– Знаешь, а ведь в тот момент, когда было труднее всего, я о тебе подумал, – внезапно заявил Милош, и от неожиданности я выронила очередную записку, не прочитав. – Что если сейчас погибну, ты останешься совсем одна. Такая беззащитная, совершенно не приспособленная к жизни. И о тебе никто не позаботится... Так странно. Впервые я вдруг ощутил ответственность за кого-то.

Не зная, как реагировать на его слова, я машинально принялась копаться в очередном букете. Ромашки. А среди них какая-то тряпочка. Вынула ее, развернула и увидела, что это тончайшие трусики, почти прозрачные, со вставками кружева.

Однако!

– Николина? Ты еще здесь?

– Угу. Я нашла трусы, – пробормотала, чувствуя, как краснеют щеки. Ну почему разврат устраивает он, а стыдно мне?!

– Это не мои, – отозвался Милош меланхолично. Он был полностью охвачен жалостью к себе.

– Еще бы. Вряд ли ты носишь такой фасончик. Да и не влез бы. Они с какой-то очень субтильной барышни.

– Возможно, какая-нибудь медсестра оставила? Я ведь не вижу, что происходит вокруг.

– В смысле? От тебя медсестры без трусов уходят, а ты даже этого не замечаешь?

Повисла тишина. Милош наконец немного очнулся и понял, что что-то не то сказал. Обнаружив, что все еще держу в руке бельишко, которое непонятно кто носил, швырнула его на пол и с отвращением вытерла ладонь о подол. Интересно, его по такому поводу из комода достают или прямо с себя снимают?..

– Прости. Глупо вышло. Я бы мог соврать, что мы ими бинокли протираем, но... Вряд ли ты меня теперь будешь ревновать. Но приятно, что была не совсем безразлична.

Все ясно. Мой супруг принадлежал к тому типу мужчин, которые брутальны и отважны в любой авантюре, но к врачу их можно затащить только волоком. А при температуре тридцать семь ложатся и составляют завещание. Я этому потакать не собиралась.

– Ну все. Это становится невыносимо. Понимаю, сейчас тебе больно и плохо, но я говорила с врачом. Все будет в порядке, ты поправишься, и твое зрение полностью вернется...

– Зачем? Чтобы видеть в зеркале чудовище?

Я попыталась вообразить его лицо, сплошь покрытое ожогами, и вспомнила Фредди Крюгера, героя культового старенького ужастика. Ну да, красивого мало. Но и с такой внешностью вон какой популярности чувак добился! И уж точно узнаваем...

Какая только ерунда порой в голову не лезет, честное слово.

– Ты слишком зациклен на внешности. В мужчине красота не главное, гораздо важнее харизма. Сила, обаяние, характер... – я помедлила, но все же сказала: – У тебя все это есть. Уверена, тебя любят не за смазливую мордашку.

За деньги. Пока он богат, ему будут присылать трусы в ромашках. Даже когда станет старым уродливым брюзгой. Вслух я этого говорить не решилась. Сам догадается, не маленький.

– Спасибо, Лина. За то, что пытаешься утешить и что приехала. Понимаю, я не вправе пользоваться твоей добротой, но, может быть, если тебя не сильно затруднит... Могу я попросить кое о чем?

– Конечно. Мы ведь все-таки не чужие. И не думай, что я тебя брошу, – пообещала, про себя добавив: в объятья корыстных любовниц и желающих ими стать. – Я о тебе позабочусь. Вернемся домой...

– В этом и состоит моя просьба. Меня отказываются выпускать из больницы, продержат несколько дней. Ты не могла бы побыть здесь, в Присте? Нет-нет, я вовсе не желаю, чтобы стала мне сиделкой. Просто будет спокойнее, если буду знать, что ты где-то рядом. Не представляю, перед кем еще могу предстать в столь жалком виде и кому доверять.

Несколько дней... А у меня там работа. Сейчас каждый из этих дней важен. Как же он не вовремя со своей регатой и со своим геройством!

– Не беспокойся. В Цанев поедем вместе, – пообещала, стараясь придать голосу беззаботность. – Кстати, рядом еще и Лука, вот кому ты можешь в чем угодно довериться. И он очень волнуется. Почему его не пускаешь?

Милош смущенным голосом признался, что не подумал. Так боялся, чтобы его никто не увидел, что о верном дворецком совершенно забыл. Я поспешила проститься, чтобы тот мог наконец попасть к хозяину. А мне надо было отправить телеграммы.

Катаринка на своем скоростном авто уехала, другого способа быстренько смотаться в Цанев не существовало. Одна надежда, что лечение Милоша не затянется надолго.

38.

Впервые я вдруг осталась без надзора. Лука справедливо рассудил, что ему важнее находиться при господине, чем присматривать за его женой. А может подразумевал, что теперь мне точно будет не до глупостей.

– Я послал человека нанять номер в гостинице, сейчас вас отвезу, – сообщил он, выходя из палаты. – Но потом, уж простите, вернусь сюда, пока вы отдыхать изволите. Багаж с утра встречу, не переживайте.

– Но где же вы будете спать? – спросила, догадываясь: этот и на коврике у двери согласен, но пост не оставит.

– Обещали выделить угол. Переночую. Будьте спокойны, до утра я за азором Милошем просмотрю.

Предполагалось, что утром я сразу отправлюсь в больницу. В общем-то я не возражала, все равно больше некуда. Хотелось бы, конечно, взглянуть на город. Но одной было как-то неловко. Непривычно.

К тому же Прист на тихий курортный Цанев оказался совершенно не похож. Оба стояли на побережье – вот и все сходство.

Город, в котором мой супруг вынужденно причалил, был небольшой, но суетный и довольно грязный. Грузовой порт и железнодорожный вокзал управляли его жизнью. Вместо беззаботных курортников в белых штанах и дам с кружевными зонтиками по улицам сновали моряки, служащие в форме дорожников, рабочие в серых комбинезонах, чумазые грузчики. Здесь никто не прогуливался, все торопились. Слоняться без дела казалось неуместным.

Я это поняла на следующий день, когда решилась-таки отправиться на прогулку. Чувствуя себя при этом школьницей, сбежавшей с уроков.

В итоге пришла к досадному выводу. Жить, конечно, в Цаневе приятней. Но как бы здесь мой маленький бизнес мог взлететь!

На третий день я с аппетитом позавтракала в ресторане при гостинице – наконец-то мне подавали то, что хотела, а не омерзительную овсянку. Прочла письмо от управляющего, написала ответ и отправила с местным курьером. Гостиница считалась дорогой, и сервис позволял решать все вопросы не покидая номер. И даже поручить передавать мне срочные сообщения прямо в больницу, если они будут.

Судя по письму, дома все шло по плану, кроме того, что горожане упорно не желали бургеров, наггетсов и хот-догов, предпочитая традиционную пищу. Но обедать люди приходили, их становилось больше, и мы могли рассчитывать на неплохой доход к концу сезона.

Маги снова прислали заказ. Все было приготовлено и доставлено вовремя.

Немного успокоившись, я кое-как сделала прическу по местной моде – Желька прибудет только вечером, а сама так до сих пор не научилась. Подкрасила брови и ресницы и надела красивое, но не слишком нарядное платье – всё-таки больного навещать иду, не на танцы.