Бургер для неверного мужа, или Попаданка берется за дело (СИ) - Семенкова Даша

Как выяснилось, зря скромничала. Некоторые для этой цели наряжались не хуже чем на карнавал.

В коридоре, ведущим к палате Милоша, я обнаружила интересную картину. Девушка, разодетая как кукла, с цветами в волосах, наседала на Луку, явно чего-то от него требуя. Тот возвышался над ней суровой непреклонной скалой. Судя по тому, каким праведным гневом горели его глаза из-под седых бровей, требовала она нечто нарушающее приличия.

– Я всего лишь хочу передать письмо... Прошу передать, – звенящим тонким голоском пролепетала девица. – Или хотя бы сообщить, что я здесь.

– Не велено, – коротко ответил Лука.

Зря она. Видимо, не понимает, с кем связалась. Проще дверной замок уговорить открыться, чем нашего дворецкого, которому велели никого не пускать.

– Это какая-то ошибка. Если господин Лессар узнает, что вы посмели... – она осеклась, заметив, что Лука смотрит уже не на нее, и выражение его лица резко изменилось.

Он меня заметил. И смутился, будто молчаливо извиняясь, что мне пришлось увидеть эту сцену. Расфуфыренная девица обернулась через плечо, и я наконец увидела ее лицо.

Ну конечно. Крыся собственной бесстыжей персоной. Какая наглость!

– Азорра Лессар, – произнес дворецкий и поприветствовал меня церемонным полупоклоном.

Я не спеша приблизилась, сохраняя невозмутимое выражение лица. Подумаешь, очередная девка. Девок бояться – с Милошем не жить.

– Азорра?.. – выдохнула Крыся и онемела на полуслове.

Она уронила челюсть. Круглые от удивления зеленые глаза обшаривали меня с ног до головы. Кажется, она даже забыла, что должна демонстрировать превосходство. Наверняка ожидала увидеть скучную некрасивую ханжу, каковой она считала жену своего любовника. Я украдкой порадовалась, что последовала совету демоницы и взяла с собой приличный гардероб.

– Николина Лессар, – представилась я холодно. – Пришла навестить своего супруга. И если у вас есть какое-то дело к нашей семье, обратитесь ко мне. Не нужно больше докучать дворецкому, он и без того очень занят.

Она наконец сумела взять себя в руки. Скривилась в презрительной ухмылочке. Сузила глаза, и удивление сменилось высокомерием.

– К вам лично у меня нет никаких дел, не беспокойтесь, – она шагнула в сторону выхода. Медленно, будто раздумывая, уйти или нет. И все же обернулась на Луку. – А по поводу вашего... Отказа я всё-таки с азором Милошем поговорю.

– Это вряд ли. Он не желает сейчас вас видеть, – не выдержала я. – И вряд ли пожелает после.

– Вы понятия не имеете, кто я, – вспыхнула она, в свою очередь не сдержавшись.

Я на секунду усомнилась – стоит ли устраивать кошачью драку, я же теперь благородная леди, в конце концов. Но она смотрела с таким презрением, что я сорвалась. К тому же кроме Луки здесь никого не было, а он вряд ли станет болтать.

– Лично мы не знакомы, бог миловал. Но вас весь город знает. Как легкодоступную особу, изменяющую мужу у всех на виду. Сомнительная слава и сомнительное знакомство. Так что будьте любезны, если вы явились не лечиться, а предлагать свои услуги богатенькому любовнику, покиньте нас. Мне не нужны скандалы.

– Азорра, что это вы такое говорите, – упрекнул Лукаш. Судя по голосу, только для вида. – Полно вам, вас супруг ждёт. Идёмте, азор Милош уже спрашивать изволили.

Он подхватил меня под руку и потащил в сторону палаты. А хватка-то железная, не вырвешься! Похоже, мое поведение он счёл совершенно неподобающим.

– Позвольте, мы не договорили! – голос Крыси мог быть не только писклявым, но и визгливым. – Неужели вы считаете себя вправе оскорблять...

– Именно я как раз в праве, – бросила я через плечо. – А оскорбили меня вы, нагло явившись сюда. Или в современном обществе нормы морали изменились, и шлюх с женами за один стол сажают?

– Азорра Николина, пожалуйста, – взмолился Лука. – Вы беспокоите больных, а ну как господин Милош услышат... Пойдёмте, будет вам упрямиться. Соскучится ждать – заругает, пожалейте старика.

Ему было жутко за меня стыдно. Я успела достаточно его узнать, чтобы заметить. Это меня охладило. Что я, и вправду, разыгрываю обманутую жену. Мы ведь и женаты по договору. Не всерьез.

И я наконец позволила себя увести, не обращая внимания на возражения Крыси, желавшей оставить последнее слово за собой. Пусть Милош с ней разбирается. Надо как-нибудь поговорить с ним, чтобы держал своих девок в узде и перестал меня позорить.

Но не сейчас, конечно. Он все ещё лежал в палате с зашторенными окнами, погруженный в страдания. С бинтами на глазах, вялый от обезболивающего. И он узнал меня по голосу. Ждал. Совсем было одиноко, наверное.

– Рад тебя... что ты пришла, Лина. Там что-то случилось? Я слышал шум, будто бы кто-то ругался.

Я напряглась, ожидая, что Лука начнет на меня жаловаться. Расскажет и про неудавшийся визит Крыси, и про то, какими словами я ее называла. Придется признаться, что я все про них знаю, и что вроде бы как знакома с его любовницей... Дичь какая-то.

Но Лука промолчал. Наскоро выдумал объяснение, что якобы молоденькие медсестры совсем распоясались и пришлось их отчитать.

Впервые я ощутила его не надсмотрщиком, не занозой в одном месте, а союзником. Тем, кто заботится и обо мне тоже, потому что я теперь часть семьи, которой он предан.

39.

Милоша продержали в больнице шесть дней. Ни разу при мне он не выходил из-за ширмы. Ни одной из поклонниц не удалось к нему пробиться. Букеты и записки, впрочем, присылали регулярно. Цветы ему быстро надоели, отдавал медсёстрам вместе с лакомствами (насколько нужно было не интересоваться этим человеком, чтобы присылать ему сладости!), записки оставлял. Наверное, их ему читал Лука, или собирался сам прочесть позже – я не спрашивала.

Со мной он просто разговаривал через ширму. Просто так, со скуки. Ни о чем не просил и ни на что больше не жаловался. Быстро пришел в чувство и стал прежним Милошем, беззаботным и лёгким. Вернее, легкомысленным и поверхностным.

А вот на него жаловались. Врачи. Так как я оказалась единственной родственницей – мне.

Что засел в своей палате, не желает общаться с другими пациентами и отказывается от процедур, для которых надо ее покидать. Что приемный покой вечно осаждают какие-то девицы, а здесь между прочим госпиталь, а не дом свиданий. Что он отказывается от больничной еды, специально приготовленной для ускорения выздоровления, и ест только то, что приносит его дворецкий, нарушая ещё и режим...

– Милош, ну почему ты не можешь хотя бы несколько дней побыть паинькой, – укоряла я, в очередной раз выслушав все это. – Это ведь такие мелочи! Неужели так сложно дойти до кабинета врача, у тебя ведь ноги не отказали.

– Меня все увидят. Нет. Это исключено. Госпиталю я потом выпишу чек на пожертвование, как компенсацию неудобств. Или сама выпиши, пусть от тебя отстанут.

– Ладно. Но есть что дали ты в состоянии. Не нарушать правила и не мучить беднягу Луку, заставляя его выискивать твое особое меню по всему городу.

– Что ты такое говоришь! Я ведь не раз тебе объяснял, что у нас строжайшая диета, и как это важно, – он сделал паузу, а потом продолжил обвиняющим голосом. – И сама ведь ее не соблюдала, пока меня не было, ведь так? Ох, Лина, ну нельзя же быть настолько зацикленной на еде!

Спорить не буду, люблю хорошо покушать. И готовить люблю, и вообще с продуктами возиться. Вон, столовой занимаюсь с удовольствием, стараюсь во все вникать, хотя могла бы поручить управляющему. Но в случае Милоша – кто бы говорил!

– Я-то? Я как раз ем то, что в гостинице подают, и не выделываюсь. Если кто и зациклен, так это ты. С таким отношением к питанию удивляюсь, как у тебя остаётся время на что-то другое.

– Я?!

Он аж забылся от возмущения. Над ширмой появилась макушка. Промелькнула – и исчезла. Жалобно скрипнула пружинами кровать. Я успела заметить растрёпанные золотистые волосы и край бинта. Разглядеть ужасные ожоги не получилось.