Не открывайте глаза, профессор! (СИ) - Болейн Лея

— Все мы так думаем, — мягко настаивал он. — Вспомни, девочка. Тебя могли чем-то угостить… Не обязательно незнакомый посторонний человек. Подруга, приятель… Кто-то из преподавателей или даже родственников…

Его мягкий вкрадчивый голос, несмотря на всю абсурдность ситуации, вводил меня в какое-то трансовое состояние. Я действительно принялась думать и вспоминать.

И… вспомнила.

— Я же пила зелье для восстановления голоса, как раз перед ночью болотника… — прошептала я и медленно повернулась к Истаю, всё это время простоявшему безмолвным столбом, впрочем, на его месте я бы тоже попыталась слиться с интерьером. — Это же ты рассказал мне об эуркании, цветущей в ночь болотника! Из-за тебя я и пошла тогда в лес… Не может быть! Не может быть, чтобы ты… Зачем?! Как ты мог?

Истай молчал, глядя сквозь меня. Не возражал… и от этого совершенно не ожидаемого мною предательства даже в ушах зашумело.

— Предполагаю, знал о планах своей подруги детства — вы же были знакомы с раннего детства, обитая в одном лафийском поселке, верно, дорогая? И преследовал несколько эгоистичную цель — отвлечь меня от неё. Неужели ты сам втюхался в эту редкостную тварь, парень? А ведь на вид с головой ты дружишь, до чего же внешность обманчива… Любовь моя, ты говорила, что тебя ко мне тянет, что тебе без меня плохо, — несмотря ни на что, то, что Мортенгейн так запросто проговаривал публично мои давешние откровения, было не очень-то приятно. — Но ты человеческая женщина и испытывать ко мне столь сильной тяги не могла. Каким бы потрясающим и невообразимым я ни был — не могла. Увы.

На мгновение что-то ненаигранно-горькое промелькнуло в его лице, но я уже поняла, что профессор не привык терять самообладание дольше, чем на пару ударов сердца.

— Но… — растерянно промямлила я. — Как же… Самовнушение?

— Ничуть. Встреча с очевидным продолжением неосторожной наивной студентки, опоенной приворотным зельем, и дуплиша в небольшом прихрамовом лесу была более чем вероятна, — продолжил между тем Мортенгейн. — И она состоялась. Как по сценарию. Если бы за подобные сценарии ставили оценки, мой юный недофэрл, вы получили бы белую звезду. А получите — по шее… и это если я буду таким добрым и промолчу в магистрате о ваших играх с запретными лафийскими зельями, которыми вы щедро делились с человеческой девушкой! За нейтрализатор и приворотное зелье, данные Матильде, по шее дам вам я, за остальное — ваши сородичи.

— Истай?! — я повернулась к другу, на его лице не было ни одной эмоции — и не единой краски. Хотелось схватить его за лацканы пиджака да тряхнуть, как следует, но я не стала. — Зачем?!

— Случайность, — глухо отозвался Ист, с такой интонацией, какой я ещё никогда у него не слышала. — Глупая случайность, вот и всё! Я перепутал склянки… Я не хотел!

— А корова сжевала домашнее задание, верно, адепт? — кивнул Мортенгейн. Коснулся губами моего виска — я постаралась мысленно отстраниться от брезгливых гримас остальных присутствующих. — Зачем? Повторяю, надо полагать, сей молодой человек с примесью лафийской крови имеет личный интерес разрушить наш с фэрлой Гланией брак. Поскольку фэрла, увы, менять планы не собиралась, действовать можно было только через меня. Вот только мальчик не знал, что дело вовсе не в моём желании — или нежелании… Правила магистрата, чтоб этих бюрократов пожрала… кто там должен их пожрать, Матильда?

— Выхухоль небесная, — тупо отозвалась я и сморщилась. — Ист не мог! Он наоборот, постоянно сочувствовал мне и предлагал бежать… Ист добыл мне нейтрализатор, и…

— Ну, рассказывай, наш двуличный друг, — профессор бросил на Истая ледяной взгляд. — Что же ты хотел? Тебе нравится фэрла? Или тебе просто хотелось испортить жизнь своей маленькой человеческой подружке? Или… испортить жизнь мне?

— Это случайность! — выкрикнул Ист. Посмотрел мне в глаза, отчаянно. — Я держу в Виснее лавку с зельями, там действительно работает одна моя знакомая, беглая лафийка, которая хорошо относилась ко мне в детстве. Ещё одна любительница запрещённых рас, у неё в подвали пикси живут, обычно они смирные, прирученные, но иногда чудят. О том, что они в очередной раз побаловались с цветными склянками, я узнал слишком поздно. Приворотного зелья у нас там нет, но что-то дало схожий эффект… нельзя мешать зелья, однако сроки поджимали, я не проверил всё! Прости. Прости меня! Если бы я только знал…

— Всё ты знал, — хмыкнул Мортенгейн. — Ну, пусть приворотное зелье было случайностью, не буду спорить, но на визит в лес в ночь Болотника своей любопытной маленькой приятельницы ты рассчитывал. Я беседовал с охраной — их временная слепота была умаслена кое-каким подношением из бездонных запасов лафийских зелий…

Истай отвернулся.

— Мы просили тебя приглядеть за Гланией, а не разрушать её брак! — зло просвистел беловолосый фэрл. — А ты..!

— Я не хотел, — повторил Ист, уже не глядя на меня. — Я знал, что Глан хочет увидеться с ним… я говорил ей, что в ночь Болотника это плохая идея! Она сама… Я говорил ей, что он ей не подходит. Но она меня не слушала!

— Буду я слушаться выродка безродного! — фыркнула моя бывшая соседка.

— Я думал, мы друзья, — Ист коротко глянул на неё исподлобья.

— Были друзьями, когда я была ещё птенцом неоперившимся и ничего не понимала!

— Ты пошла в лес в ночь Болотника?! — повернулся к ней фэрл. — Не приняла снотворное? Зная, что там бродит одинокий дуплиш?! Глана, как же ты…

— Она тоже была в ту ночь в лесу? — мне вдруг захотелось почувствовать себя полноправной участницей безумного диалога. — Так это она насылала на нас… На вас гарпию, пикси, дрударов? — поверить в это было очень и очень сложно. — И морфелей?

— Пикси, дрударов и морфелей — да, она. А вот что касается гарпии… Тут всё немного сложнее.

— Не насылала я никого! — выкрикнула Аглана. — Они — не слуги и не рабы. Они — мои друзья. Вот они — настоящие друзья, а не этот безродный придурок, который вообразил, будто знает, что для меня лучше! Просто дружбу понимают… по-своему.

— Помолчи! — рявкнул фэрл. — Как ты могла, Глана! Разве этому я тебя учил? Оставь уже Мортенгейна в покое, где твоя гордость?

— Он мой, — безапелляционно отрезала соседка. — Он мой, был есть и будет. К тому же… он обещал. Обещал молчать обо мне. Обещал жениться до исхода этого года!

Профессор скептически приподнял бровь.

— Вартайт Мортенгейн! — голос Агланы, неожиданно звонкий после недавнего злого ворчания, легко разнёсся по залу. — Дуплиши никогда не берут назад данное однажды слово!

— Не берут, — хмыкнул Мортенгейн. — Вот только никакого слова я тебе не давал. Поданные в Магистрат два года официальные документы не считаются…

— Я не об этом.

— А о чём, дорогая? Папа прав, послушай папу, надо иметь хоть каплю гордости и оставить уже меня в покое.

Его голос был сух, отрывист и резок и не оставлял пространства для воображения: нет, не лукавил профессор и не заигрывал, ему действительно до смерти надоела чем-то столь неугодная невеста. Я знала, что говорить с интересующей его, небезразличной ему женщиной он может совсем, совсем иначе: мягче, глубже, так, словно кладёт тебя на бархатную простыню.

— Я думала, — тихо сказала девушка, — думала, что… что-то изменилось. Видят боги, я не хотела спешить, зачем спешить, когда впереди долгая жизнь. Мне плевать на временных любовниц, пусть нагуляется до брака. Мы познакомились бы в следующем году, узнали бы друг друга, если бы… если бы не эта клятая девка и ты! Ты! Да даже если бы все нелюди в мире вымерли, ты не стал бы мне интересен! — она уставилась на Истая, глаза снова густо налились краснотой. Собственно, эта Аглана уже мало походила на мою милую, задорную, всегда доброжелательную и активную умницу-соседку. Но и своих приёмных родителей она нисколько не напоминала, да и с человеком её сейчас спутать было бы трудно. Белая кожа налилась серостью, красные глаза смотрели исподлобья, черты лица заострились.

Аглана перевела взгляд на профессора.