Абитуриентка. Студентка (СИ) - Абдуллов Роман

— Ты, мать, не права! Сын удачу поймал, зачем же его обратно-то?

— Удачу-то он поймал. Но сам подумай, если он пойдет в «дубы», то соответствовать же придется. А мы еще с долгом за его курсы не расплатились. Опять к Берду-ростовщику идти? Так и в долговую яму попадем. А светило всех греет — Дилан и здесь отучится.

Дилан ел кашу, молча слушая перепалку родителей. Ругались они редко, и он никак не предполагал, что причиной ссоры станет его поступление. Во второй раз мелькнула мысль, что лучше бы он набрал двадцать кристаллов и попал в низшую лигу. Да, стал бы «репейником», зато и голову не пришлось бы ломать, решая, куда идти, — однозначно в Альтийскую академию. Остался бы в родном городе, помогал бы родителям, и самое главное, не потребовались бы лишние траты. В этом Дилан был согласен с матерью.

Но он-то набрал двадцать три!

С замирающим сердцем он высыпает из мешочка кристаллы на артефакт определения. Кристаллы загораются. Не так ярко, как загорались там, в темноте лабиринта после активации плетения, но все же видно мягкое золотистое сияние.

— Один, два, три… — считает маг огня. Специальной лопаткой с длинной ручкой он сдвигает кристаллы в сторону, а секретарь и второй маг комиссии, «водник», внимательно следят за его движениями. Дилан тоже следит. Не дыша и не шевелясь.

— Двадцать три, — «огневик» сдвигает последний кристалл и поднимает на Дилана чуть удивленный взгляд: — Вы хорошо постарались.

Волна счастья ударяет в голову, и Дилан расплывается в улыбке. Чувствует, что выглядит как ребенок, которому торговка на рынке неожиданно отдала целый лоток сладостей, но даже не пытается скрыть радость.

— Запись от пятнадцатого февраля одна тысяча восемьсот десятого года, — монотонно говорит секретарь, одновременно скрипя пером по бумаге. — Лэр Дилан Руф. Двадцать три кристалла, лабиринт номер пять… Следующая — лиа Вэлэри Дартс.

Дилан отходит от стола к уже записанным одаренным из их шестерки. Трое корчат надменные рожи, а четвертый, набравший двадцать один кристалл, — выглядит удрученно. Ну да, для него, патриция, мало удовольствия попасть в низшую лигу — лигу Репейника. Учиться в одном из «отстойников» — так себе перспектива для будущего мага.

А Вэлэри, похоже, и этого не набрала — к комиссии идёт с убитым видом. Еще и прихрамывает. И в одной тунике… А вроде была у нее еще какая-то одежка… Что ж, никто и не думал, что она сможет поступить. И все-таки жалко её. Была так сосредоточена и напугана, значит, понимала, что шансов нет, но все равно шла. Он ведь чувствовал себя почти так же, пока не увидел её. Но рядом с такой… мелочью свои пятьдесят единиц показались уже далеко не пустяковыми, и он воспрянул духом.

Вэлэри высыпает свои кристаллы. Те загораются зеленым. А кстати, не так уж и мало.

Вместе с магом Дилан считает:

— Один, два, три… девятнадцать.

Он переводит на Вэлэри изумленный взгляд. Целых девятнадцать⁈ И правда, есть над чем убиваться — всего же одного не хватило! Но как она смогла?

Льдышка-секретарь в удивлении задирает брови, «огневик» заново пересчитывает кристаллы, а «водник» отчего-то довольно потирает руки. С надменной троицы слетела вся напыщенность, и они, как по башке стукнутые, ошарашенно пялятся на мелкую.

Сама мелкая тоже очумело трясет головой и раскрывает рот. Сглатывает и наконец хрипло выдавливает:

— Сколько?

«Огневик» недовольно хмурится и, досчитав, буркает:

— Девятнадцать. Надо же…

А Вэлэри вдруг поднимает руку и разжимает кулак.

На гладкую поверхность определителя падает ещё один кристалл. Двадцатый!

Пока они с Вэлэри шли до города, оба молчали. Лишь один раз Вэлэри воскликнула:

— Обсчиталась! С ума сойти!

Дилан же размышлял, куда идти учиться. С двадцатью тремя кристаллами перед ним открывалась средняя лига Дубов. До испытания он гнал даже робкие мечты о ней, но теперь… Теперь растерялся. А дома мать подогрела сомнения.

— Одежду надо достойную — это раз, — загибала она пальцы перед упрямо щурившимся отцом. — На переходы домой и обратно — два, подарки старшекурсникам — три…

Отец бухнул кулаком по столу:

— Ты это прекращай! — он схватил мать за руку и выпрямил один палец. — В академии форму выдадут — раз! Домой нечего шастать, пускай учится — два! — он разогнул второй палец. — А эти грёбаные патриции без подарков обойдутся! Всё, три!

Раздраженно отодвинув тарелку с недоеденной кашей, отец встал. Тяжелой ладонью сдавил Дилану плечо.

— Сын сам решит, что ему важнее. Не мешай!

— Не мешай, — проворчала мать, когда за отцом захлопнулась дверь в спальню. — Кроме формы ведь много чего надо. И без подарков жизни не дадут… — Она помолчала, следя, как Дилан ковыряется в еде, и сказала тихо, но непреклонно: — Не забывай, пожалуйста, что у тебя есть ещё младшие брат и сестра. Мы не можем заботиться только о тебе.

Дилан буркнул, что сам позаботится о себе, и вышел на улицу. Падал снег. В тишине он аппетитно хрустел под ногами, разгоняя тишину позднего вечера. Фонари, как обычно, горели через один.

Нет, ну зачем мать так сказала? Будто он не понимает! Он ведь для того и рвал жилы, для того и стремился в маги, чтобы помочь семье выбраться из нищеты. Это раньше они жили хоть и не богато, но не голодали. А теперь, когда с юга все прибывают и прибывают вынужденные переселенцы, с работой туго. Те за медяки готовы трудиться, лишь бы на кусок лепешки хватило. Вот и отец с утра до ночи горбатится на складах, у матери руки не заживают от стирки чужого белья, и брат с сестрой работают почти наравне с ними, а денег всё нет.

Ноги принесли к знакомому переулку. Здесь Дилан встречался с друзьями, но сегодня видеть никого не хотелось. И чего он раньше представлял, как будет рассказывать о поступлении? Воображал, как Экчус будет приплясывать от любопытства и сыпать вопросами, а он небрежно так цедить слова и поглядывать снисходительно… Като это бы не понравилось. Да ему бы и самому не понравилось, задери нос кто другой.

— Хей, Дилан! — окликнул вдруг знакомый голос.

Дилан ругнулся. Шайсе! Надо было сразу уходить, а он растрепыхался, как изнеженная девица.

Он с неохотой подошёл к друзьям. Как-то они воспримут новость, что он станет магом? Им-то уже за двадцать, дар не откроется.

— Вернулся? — спросил Экчус и как обычно, не дожидаясь ответа, затарахтел: — Невеселый ты какой-то. Не поступил, наверное. Ничего, будешь с нами деньгу зашибать. Ха-ха! Нам в неделю аж по три серебрушки платят.

Дилан скривился. С таким заработком ему полжизни придётся отдавать те несчастные тридцать золотых, занятых на курсы. И еще полжизни — набежавшие проценты.

— Что, правда, не поступил? — спросил Като.

— Да почему же? Поступил…

— Ого! Повезло, значит.

В голосе Экчуса промелькнула зависть, и Дилан с досадой подумал, что друзей он, скорее всего, потеряет. Разве что Като не отвернется.

— И куда ты теперь?

— Пока не знаю. Вообще-то в среднюю лигу прошёл…

Экчус присвистнул, а Като улыбнулся и вскинул кулак:

— Давай, покажи там, что и мы не хуже!

— Кто «мы»-то? — фыркнул Экчус. — Или ты, Като, глухой? Не расслышал, что он в «дубы» подался? От Альтийского «отстойника» дерьмом несёт, да, Дилан?

Дилан не ответил. Экчус все верно говорил: со стихией воды и низким происхождением из Альтийской академии прямая дорога в гильдию, обслуживающую городские каналы. Небось попади Дилан туда, так Экчус только порадовался бы. Как же, одаренный друг, маг, а ишачит не меньше их!

— О, ты же теперь избранный, — все не унимался Экчус. — Мы теперь тебе кланяться должны. — С язвительной улыбкой он резко согнулся в пояснице и толкнул Като в бок: — Ну, кланяйся же, кланяйся!

Дилан кивнул Като:

— Конечно, мы не хуже. Ладно, бывайте. До учёбы ещё месяц — на складах поработаю, так что свидимся.