— 'И крикнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы:
— О, если б в небо хоть раз подняться!.. Врага прижал бы я… к ранам груди и… захлебнулся б моей он кровью!.. О, счастье битвы!..'
Седовласый мужчина спокоен. Плаха, палачи, кандалы — все это не важно. Важно лишь то, что поступал он по велению совести и сердца.
— « И дрогнул Сокол и, гордо крикнув, пошел к обрыву, скользя когтями по слизи камня.»
Горло сжалось, но Лера упрямо выталкивала слово за словом. Вот Сокол бросился вниз… упал, и волны унесли его тело… Она мельком взглянула на молчащий зал. Все лица были повернуты к ней, никто не разговаривал и не ходил.
И Маркус слушал! Вот только лицо его ничего не выражало. Словно бескровная каменная маска с прорезями для глаз и тонкой линией рта.
Но он же понял? Понял, что это про его отца? Если так, то предстоящая часть, где Уж «познавал» небо, будет для него тяжелой.
— «…Смешные птицы! Земли не зная, на ней тоскуя, они стремятся высоко в небо и ищут жизни в пустыне знойной. Там только пусто.»
Лера покосилась на Маркуса. В прорезях маски горел мрачный огонь, на затвердевших скулах проступили желваки.
— «… Пусть те, что землю любить не могут, живут обманом. Я знаю правду. И их призывам я не поверю. Земли творенье — землей живу я.»
Лишь бы вытерпел, дождался заветных строк.
Вот и они.
Крошечная пауза… Выдох, вдох…
Голос зазвенел от переполнявших чувств:
— 'Блестело море, всё в ярком свете, и грозно волны о берег бились. В их львином реве гремела песня о гордой птице, дрожали скалы от их ударов, дрожало небо от грозной песни:
'Безумству храбрых поем мы славу!
Безумство храбрых — вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью… Но будет время — и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!
Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!
Безумству храбрых поем мы песню!..''
* * *
В полной тишине Лера спустилась со сцены. Маркус, неподвижный, напряженный, следил за ее приближением черными непроницаемыми глазами, и ей вдруг показалось, что она не просто идет, а тянет невидимую нить от того самого помоста, вернее от тех, других, черных глаз, которые смотрели на нее со странным узнаванием, тянет ее к этим глазам. И вместе со свитком она передаст конец нити, который неведомым образом ей вручил казненный. Передаст его сыну.
До Маркуса было не больше пяти шагов, но они растянулись в вечность. Наконец, Лера оказалась напротив. Молча подала свиток.
Вокруг зашевелились, зашептались, дернулся Дилан, но замер, остановленный Шоном. Лера очнулась. Вспомнила, зачем она здесь, и, сдержанно поклонившись, произнесла ритуальную фразу.
Маркус моргнул, тоже приходя в себя. Опустил глаза на свиток. Долго, молча смотрел на него, а потом взял обеими руками и хрипло произнес:
— Я, лэр Маркус ван Сатор, принимаю лию Вэлэри Дартс в свои клиенты.
