Меченный смертью. Том 4 (СИ) - Юрич Валерий

Мы проследовали по извилистым коридорам подземелья до довольно просторной площадки, где располагались вполне себе современны лифты. Сопровождающие нас серебряные маски оставили нас где-то в середине пути, свернув на очередной развилке в другой коридор. Так что в лифт зашли только трое: я, Верховный магистр и его телохранитель. Хотя, такому могущественному чародею охрана нужна была, скорее всего, только для проформы. Он и сам мог неплохо за себя постоять.

Поднявшись на лифте, мы оказались в просторном, богато украшенном холле. Я уже бывал здесь в прошлой жизни, но так и не смог определить, где точно находится этот то ли дворец, то ли особняк. Тайна этого места строго оберегалась членами ордена Черной розы. Все окна были плотно занавешены и дополнительно задрапированы чарами невидимости. Посторонние лица и рядовые адепты ордена могли попасть в этот дом только находясь под воздействием сильнейшего сонного заклинания. Это также относилось и к отбытию из этого места.

— Прошу за мной ко мне в кабинет, — сухо проговорила золотая маска и свернула налево.

Проследовав за ней по длинному коридору, я очутился у вполне обычной ничем не примечательной двери, ведущей в довольно скромное по меркам дворцов помещение. Оно было небольшое, всего в два окна. У левой стены стоял массивный письменный стол из красного дерева и пара венских кресел, справа от входной двери — диван и журнальный столик, в простенке между окнами — секретер, а всю правую стену занимали шкафы с книгами.

Верховный магистр сделал знак охраннику и тот остался в коридоре у дверей кабинета. Мы же вошли внутрь. Усевшись за стол, хозяин кабинета указал мне на одно из кресел.

— Присаживайтесь, Александр Николаевич, — ровным голосом сказал он.

Я, конечно, понимал, что магистры Черной розы сразу определили, кто я такой. Достаточно было скрытно просканировать мой родовой перстень. Поэтому я нисколько не удивился, когда меня назвали по имени отчеству.

— Благодарю вас, Безликий, — я отвесил небольшой поклон и устроился в кресле, стоящем несколько сбоку от стола золотой маски.

— Чем я могу быть вам полезен, милостивый государь? — Голос Верховного магистра звучал чопорно и несколько холодно.

— У меня есть к вам небольшая просьба, Безликий. Но, прежде чем я ее повергну к вашим ногам, мне бы хотелось рассказать одну коротенькую историю. Она весьма поучительна и много времени не займет, а, вполне возможно, даже чем-то вас развлечет.

— Прошу вас. — Верховный магистр сделал ленивый жест рукой и откинулся в кресле. В его голосе прозвучали нотки раздражения и усталости.

— В одном весьма посредственном детском приюте, — начал я, невольно при этом улыбнувшись, — жили два мальчика. Один был замкнутым в себе интровертом, но при этом непревзойденным мастером узнавать чужие секреты, а второй — наоборот был шумным, вспыльчивым и абсолютно бесстрашным, одним словом, настоящим бойцом. И так уж получилось, что эти двое стали неразлучными друзьями. А еще они были настоящим наказанием для персонала и руководства приюта. По этой-то самой причине друзья довольно часто попадали в подземелье. Там, знаете ли, были такие маленькие, сырые, холодные и абсолютно темные камеры для таких вот провинившихся непослушных мальчиков. Их всегда сажали в соседние. Так было проще разносить еду. Остальные камеры почти всегда пустовали. Никто, кроме этих двоих не рисковал идти против воли воспитателей.

Я сделал небольшую паузу, внимательно наблюдая за реакцией золотой маски. Но Верховный магистр ничем не выдал своего интереса. Он продолжал абсолютно неподвижно сидеть в кресле и смотреть на меня.

— Так вот, у этого самого мальчика-интроверта была любимая песня. Довольно известная на тот момент. Мальчик говорил, что ему пела эту песню мать до того, как умерла. В карцере, чтобы скоротать время и немного поднять себе настроение, этот мальчик выстукивал ее железной ложкой по каменной стене. Его друг в соседней камере, конечно же, становился невольным слушателем этого ужасного концерта, и это его страшно бесило.

Я начал постукивать костяшкой указательного пальца по деревянному подлокотнику кресла.

— Дело в том, что мальчик-интроверт в одном месте делал грубую ошибку в ритме мелодии. Это настолько раздражающе действовало на его друга, что он даже как-то после освобождения из карцера кинулся с кулаками на своего товарища. Но, как он ни пытался заставить своего друга прекратить стучать ложкой по стене, тот не унимался. И однажды, когда они вновь попали в карцер, раздражительный мальчик начал в бешенстве исправлять ритм мелодии своего друга. В нужном месте он добавлял громкий удар ложкой по стене своей камеры. И вот что удивительно: со временем это ему так понравилось, что он уже не мог без этого перестукивания, которое успокаивало и помогало пережить долгое и нудное заключение.

Я продолжал стучать по ручке кресла. Все громче и громче. Уже всеми пальцами. И вот, наконец, я заметил, как неподвижная рука маски, лежащая на столе, непроизвольно дернулась в нужном месте. Я улыбнулся и стал еще сильнее отстукивать ритм, покачивая в такт головой. Пальцы маски сначала нерешительно, но потом все настойчивее, начали добавлять по одному удару, исправляя мою ошибку в ритме мелодии. Это наше перестукивание продолжалось несколько минут. А потом я вдруг резко замер, прекратил отстукивать ритм и в кабинете воцарилась напряженная тишина. Мой вопросительный взгляд уперся в маску Верховного магистра.

И вот, наконец-то, несколько секунд спустя, я услышал из-под нее сдавленный и охрипший от волнения голос. Он произнес всего лишь одно слово:

— Серый?

Глава 22

— Он самый, ваше Безличество. — Именно так я называл своего друга после того, как он стал Верховным магистром ордена Черной розы.

Имена Безликих стирались. Назвать его по старому имени значило нанести магистру смертельное оскорбление. Но я все-таки рискнул. Для пущей убедительности. Хотя, сделал это несколько завуалированно:

— А того раздражительного мальчика звали Андрей Дубровский.

— А интроверта — Александр…

— Градов, — закончил я за золотую маску. — Вижу, ваше Безличество навели справки. — Я удивленно поднял бровь. — Эту информацию нелегко было добыть. Все, кто знал имя, которое дала мне мать, уже давно мертвы.

— Мертвые тоже могут делиться информацией. — В голосе Верховного магистра прозвучали ледяные нотки. — И я подумал, было, что ты вытащил из моего погибшего друга всю эту историю. Но никто не смог бы так натурально сыграть этот ритм. Каждый раз, делая ошибку, ты сдвигаешь удар на маленькую долю секунды. В этом есть своя система. Ты ее даже не замечаешь, а я успел ее выучить, когда ты действовал мне на нервы. Только так я окончательно убедился, что это ты, Серый Призрак. Скажу тебе честно, сейчас ты был на волосок от страшной и мучительной смерти.

— Хотел скормить меня адскому червю? — усмехнулся я.

Мерзкая тварь, которую я только что упомянул была настолько редким монстром, что многие считали его только страшной легендой, описанной на страницах бестиария диких земель. В официальных источниках Российской Империи не было сведений о том, что это существо было хоть раз когда-то и кем-то поймано. Там упоминались только немногочисленные свидетельства его расправ над людьми. И в этих описаниях не было ничего хорошего.

А вот ордену Черной розы как-то удалось не только поймать, но и приручить одну из этих тварей. И только от Безымянного я в подробностях узнал, что делает с людьми это исчадье ада.

Вживляясь в человеческий организм, этот паразит начинает его подпитывать энергетически и физически. В первые дни жертва чувствует необычайный прилив сил. Все болезни и недомогания чудом исцеляются. Физические и энергетические характеристики организма доводятся адским червем до совершенства.

А потом приходит боль. Дикая, бесконечная и неустранимая. Каким-то неведомым образом адский червь питается этой болью. Она нужна ему для выживания, также, как нам воздух. Этот паразит тонко чувствует, где та грань, которую нельзя переходить, чтобы человек не умер. Червь подпитывает организм, не давая ему погибнуть, а вместе с тем постоянно заставляет жертву переживать неимоверные страдания.