Костёр и Саламандра. Книга третья (СИ) - Далин Максим Андреевич

Я села. Мне хотелось заплакать. Клай присел передо мной на корточки, заглянул в глаза:

— Карла, если бы я знал как! Мы ведь все понимаем… а за некромантами они просто охотятся, эти гады. Наши стараются не сдаваться в плен… лучше покинуть юдоль… но бывает всяко. И все, все наши об этом думают, но…

— Ты же общаешься с адмиралом, — сказала я, сделав отчаянную попытку втянуть слёзы обратно в глаза. — Может, Олгрен знает?

— Олгрен же не может ходить по Перелесью, — сказал Клай мрачно. — И без зова. У вампиров есть жёсткие ограничения полномочий, даже жёстче, чем Сумеречный кодекс. Пару раз обращённые Олгрена дрались вместе с нами, но то — на нашей земле… тут их могилы, в этом роде… а там… ты же понимаешь, почему через зеркала ходим мы с Доликой…

— Стоп! — заорала я. — А Ричард?!

— Что — Ричард? — удивился Клай. — С Ричардом мы не работаем, мне его сюда не позвать. Пойдём, я тебе покажу что-то.

Я пошла за ним, но в дверях гостевой квартиры мы столкнулись с ординарцем, который тащил жестяной заварник с травником и котелок, полный плюшек, посыпанных мелким сахаром. С ним был Барн, сияющий улыбкой и стеклянным глазом, Барн, который отвесил какой-то средневековый поклон:

— Здравствуйте, леди Карла! Плюшки разделили между всеми живыми, по всему лагерю пахнет так, что можно обалдеть. Я — за своей долей.

— Здорово! — обрадовалась я. — Спасибо, ужасно рада видеть вас всех и плюшки!

— Видали, леди-рыцарь, какая у нас тут дисциплина? — хмыкнул Клай.

— Не сердись, — замурлыкала Долика тоном записной подлизы. — Знаешь, Клай, иногда ведь даже нам хочется… а живым — и тем более…

— Ага, — сказал Дорин. — Иногда запах чувствуешь — и кажется, что тоже голодный.

— А вкуса нет, — сказала Долика.

— Немного есть, — возразил Дорин.

— Ты пробовал еду? — удивилась я.

— Иногда очень хочется сладкого, — смущённо сказал Дорин. — У нас языка нет, но если чуть-чуть намазать губы мёдом или сиропом — вкус совсем немножечко чувствуется.

— Ерунда это всё! — фыркнула Долика почти как я, вздёрнув носик. — Волшебным бойцам всякий там сахар ни к чему!

Отвлекли нас. Я отметила, что третий Узел, оказывается, позволяет немного чувствовать вкус, подумала, что это надо обязательно рассказать Виллемине, — но всё это было как рябь на поверхности, потому что в глубине залегли страх и тоска. Я думала о Лансе, о том, какой он обаятельный охламон, — и мне становилось холодно… но когда я думала, что Ланс там точно не один, хотелось просто выть, скулить в голос.

Но плюшки мы с Барном съели: я тоже была голодная.

— Что ты мне показать хотел? — спросила я, запивая плюшку травником, горьковатым и непривычным, но очень и очень ароматным.

— Рабочее зеркало, — сказал Клай. Он, кажется, просто любовался, как мы едим, во всяком случае, вид и тон у него были такие. — Мы соорудили из заброшенной избушки что-то наподобие армейской часовни, наш капеллан принёс туда Око и пару покровов с райскими цветами — кто-то из аристократов пожертвовал, красивые…

Ничего себе, подумала я, но ничего не сказала. Только кивнула.

— Вот да, — продолжал Клай. — И зеркало у нас там. Мы — воины Божьи, мы туда выходим. Олгрен и его свита — воины Сумерек и Промысла, они тоже выходят. А вот кто-нибудь из адских тварей не войдёт: и освящено, и намолено. Наставник Авис специально только там и молится.

— Молодцы вы, — сказала я. — Всё правильно. Но надо позвать Ричарда. Где не пройдёт Олгрен, потому что там для него чужая земля, там пройдёт Ричард: там у него абсолютные права.

Клай, конечно, Ричарда знал плохо. Я даже не помню, разговаривал он с ним хоть раз или нет. И именно поэтому ему не пришло в голову, что именно с Ричардом надо общаться в первую очередь: в таких случаях люди начинают думать, что вот, перелесец, перебежчик… и кто знает, что у него на уме… И Клай, видимо, думал что-то в этом же роде: слишком уж у него был скептический вид.

Но мы вместе пошли в часовню с зеркалом, когда стемнело. Долика тоже просилась, но мы оставили её с братом отдыхать: в ближайшие ночи может понадобиться её помощь, она должна быть готова.

Она попыталась повозмущаться, но у неё не получалось спорить с Клаем. Двойняшки к нему уже очень серьёзно относились… может, даже впрямь как к отцу. Во всяком случае, слушались беспрекословно. Тем более — с ними остался Барн, они устроились играть в фишки-шарики в той самой гостиной. Не ложились, ясно, что ждали новостей.

Мы вышли в летний вечер, густо-синий и невероятно ароматный. Лес вокруг секретного лагеря благоухал таким настоем трав, тёплой земли, согретой за день листвы, ягодным, цветочным духом, что голова сладко кружилась. Стемнело и стало прохладнее, поднимался туман — и фарфоровые бойцы, стоящие у штаба в карауле, в тумане казались статуями, одетыми в форму. Было тихо, только поодаль слышались весёлые голоса и кто-то лихо играл на аккордеоне. И нигде не горели огни, лишь впереди маячил единственный огонёчек, еле теплился.

— Вон там у нас — конюшни для костяшек, — показал Клай. — А это полоса препятствий, тут кавалеристы учатся управляться с лошадками. Красивое зрелище всё-таки…

— А ты ездишь? — спросила я.

Клай даже удивился:

— Конечно. Не так безумно, как кавалеристы, но — идеальный же транспорт. Ни с живой лошадью, ни с мотором не сравнится, пройдёт везде, горючка не нужна, сено тоже…

— А почему темно? — спросила я.

— Ну… мы и так видим, — сказал Клай несколько даже смущённо. — Все… в общем, вся фарфоровая братия видит в темноте намного лучше живых. Не знаю, с чем это связано. Авис говорит, что это «зрение души» — может быть… в общем, мы видим. Чем дольше ты фарфоровый, тем лучше видишь в потёмках. Ну и зачем зажигать огонь, жрунов провоцировать? Вон в каморке у Ависа горит лампадка — и только.

Но мы прошли ещё немного — и я увидела тусклый свет и с другой стороны.

— Ага! — сказала я. — И там живые?

— Ещё какие, — сказал Клай. — Там наши драконы.

— Ничего себе! — обрадовалась я. — С вами поделились? Я думала, все драконы сейчас на побережье…

— Прекраснейшая леди-рыцарь, — сказал Клай нежно, — там, на побережье — аглийе. Чёрные южане, они как бы не вполне и драконы. Говорят, они отдали огненный выдох за разрешение построить город на Вершине Духов… может, и враки, но я слышал такую историю. А у нас тут — драконы. Натуральные. Завтра посмотришь. Междугорские драконы. Их не очень много, но они прикрывают нас с неба, как могут.

— Как у вас тут… не знаю… как в диком лесу, — сказала я. — Тихо, красиво…

— Мы все — в ангельском чине, леди, — усмехнулся Клай. — Не пьём спиртное, не гадим, не бузим и красоту не портим. Небесное воинство, только на земле. Да и лошадки наши не бьют копытами: поставишь — и стоят смирненько… Ну вот, пришли.

Жилище Ависа, оно же тайная часовня, располагалось в стороне от лагеря. Не очень далеко, но в стороне. Видимо, это тоже была мера предосторожности. В сгущающихся сумерках я рассмотрела только слепое оконце, за которым мигал огонёк, наверное, лампады, и крыльцо с лохматым навесом над ним. Клай стукнул в дверь:

— Наставник Авис, это Клай! Мы с леди Карлой пришли по делу.

— Заходите, Божьи дети! — раздался из-за двери тяжёлый бас.

Ничего себе, успела подумать я, и тут Клай открыл дверь. За ней стоял и держал свечу двумя пальцами, как спичку, потрясающий человек, наставник громадного роста и ширины, в сумраке показавшийся мне ещё больше. Наверное, он смотрелся бы на мохнатом междугорском тяжеловозе, как на ослике верхом! Балахон сидел на нём почти в обтяжку, а на балахоне лежала пышная кудрявая борода — как меховой воротник. Его лицо заросло бородой сплошь, относительно безволосы остались только нос и верхние части щёк — даже лоб закрывали густая чёлка и кустистые брови.

— Привет тебе, Клай, Божий воин, — сказал Авис приветливо, и выходило впрямь приветливо, даже ласково, хоть таким голосом впору было парадом командовать. — Рад познакомиться, леди-рыцарь. Наслышан. Проходите.